Бесконечность истории российского государства.
(Черновик книги.)

Запад есть Запад, Восток есть Восток, и нам не сойтись никогда.

Вопрос об политической ориентации России обсуждается уже не одно столетие. Россия — это Восток или Запад? Здесь деление простое: если Россия не Запад, а точнее — не Европа, то, следовательно, она — Восток. Даже если говорят, что Россия — нечто особенное, то всё равно — Восток. Потому, что не Запад. Вот если спрашивают: Россия — это Европа или Азия, то тогда мы говорим, что мы не Европа, то есть не Германия, Франция, Чехия и так далее, но мы и не Азия, то есть не Китай, Япония, Индия. Мы рядом с Европой и рядом с Азией, и потому — Евразия. А что такое Восток? Восток, который имеют в виду, когда его противополагают Западу, есть преемственность азиатских культур, идущих непрерывно от шумерской древности до современного ислама. Древние греки боролись с ним, как с Персией, побеждали его, но и отступали перед ним, пока, в эпоху Византии, не подчинились ему. Западное средневековье сражалось с Востоком и училось у него в лице арабов. Русь создавалась на окраинах двух культурных миров: Востока и Запада. Если она утверждала своё своеобразие, то чаще всего подразумевала под ним своё православно-византийское наследие, но последнее тоже было сложным. Византийское православие было, конечно, восточным христианством, но прежде всего оно было христианством; кроме того, с этим христианством связана значительная доля греко-римской традиции. Религия и эта традиция роднили Русь с христианским Западом даже тогда, когда она не хотела и слышать об этом родстве, что в прежние, что в нынешние времена.

Отношение к Западу в чисто человеческом отношении, то есть к живущим там людям, является предметом бесконечных споров. Здесь, конечно, преобладает эмоциональная сторона. Подавляющее большинство жителей России никак не контактирует с иностранцами. Восприятие других народов у нас, как впрочем и в других странах, формируется из книг, фильмов, газет, телевидения, радио, интернета, рассказов очевидцев, сплетен и устойчивых стереотипов. Отношение других стран к нашей определяется политиками, которые принимают решения, ведущие к хорошим или плохим отношениям Запада с Россией.

Если смотреть ретроспективно, восприятие России со стороны Запада, и прежде всего Европы, было большей частью негативным. Европейцы до сих пор не причисляют нас к своей заповедной семье, несмотря на все наши усилия примкнуть к ней. Наша история совершалась отдельно; мы не разделяли с Европой ни её судеб, ни её развития. Европа так интеллектуально сильна, что непременно производит на нас огромное влияние, но покорить до конца она нас никогда не может, так как мы составляем хотя молодой, но самобытный тип.

Европейским католикам, а затем и протестантам, православное русское государство представлялось еретическим, исповедующим неправильную веру. Иностранцы, приезжавшие в Россию в допетровское время, видели более низкий уровень бытовой культуры, отсутствие науки, живописи, музыки, театра, которые в ту пору быстро развивались в Европе. Поэтому о русских складывалось впечатление как о менее цивилизованном, полуварварском народе. После реформ Петра европейское просвещение и культура если и проникли в Россию, то только в Петербург и в ограниченной мере в некоторые губернские города. После событий в России в 1917 году Европа опасалась России, поскольку та имела намерение перенести социалистические преобразования на Запад, что неизбежно привело бы к изменению государственного строя в тех государствах. После Второй мировой войны эти страхи усилились из-за огромной советской военной мощи. После распада Советского Союза к России некоторое время относились без особого внимания, но когда она восстановилась после экономического упадка и вернула должную боеспособность своей армии, на Запад вернулись все страхи и предубеждения, которые были в отношении России все последние столетия. Нет оснований сомневаться в том, что взаимоотношения России и Запада всегда будут настороженными, с постоянными периодами улучшения и ухудшения, и никогда не будут дружественными.

Вот характерное описание взаимоотношений России и Запада, составленное ещё в XIX веке: «В Европе стали много говорить и писать о России. Оно и неудивительно: у нас так много говорят и пишут о Европе, что европейцам хоть из вежливости следовало заняться Россией.... И сколько во всём этом вздора, сколько невежества! Какая путаница в понятиях и даже в словах, какая бесстыдная ложь, какая наглая злоба! Поневоле родится чувство досады, поневоле спрашиваешь: на чём основана такая злость, чем мы её заслужили? Вспомнишь, как того-то мы спасли от неизбежной гибели; как другого, порабощённого, мы подняли, укрепили; как третьего, победив, мы спасли от мщения и так далее. Досада нам позволительна; но досада скоро сменяется другим, лучшим чувством — грустью истинной и сердечной. В нас живёт желание человеческого сочувствия; в нас беспрестанно говорит тёплое участие к судьбе нашей иноземной братии, к её страданьям, так же как к её успехам; к её надеждам, так же как к её славе. И на это сочувствие, и на это дружеское стремление мы никогда не находим ответа: ни разу слова любви и братства, почти ни разу слова правды и беспристрастия. Всегда один отзыв — насмешка и ругательство; всегда одно чувство — смешение страха с презрением. Не того желал бы человек от человека. Трудно объяснить эти враждебные чувства в западных народах, которые развили у себя столько семян добра и подвинули так далёко человечество по путям разумного просвещения... Странно, что Россия одна имеет как будто бы привилегию пробуждать худшие чувства европейского сердца. Кажется, у нас и кровь индоевропейская, как и у наших западных соседей, и кожа индоевропейская (а кожа, как известно, дело великой важности, совершенно изменяющее все нравственные отношения людей друг с другом), и язык индоевропейский, да еще какой! самый чистейший и чуть-чуть не индийский; а всё-таки мы своим соседям не братья. Недоброжелательство к нам других народов, очевидно, основывается на двух причинах: на глубоком сознании различия во всех началах духовного и общественного развития России и Западной Европы и на невольной досаде перед этой самостоятельной силой, которая потребовала и взяла все права равенства в обществе европейских народов. Отказать нам в наших правах они не могут: мы для этого слишком сильны; но и признать наши права заслуженными они также не могут». Эти слова совершенно точно описывают современное отношение Европы к нашей стране, а ведь это цитата из статьи философа, историка и писателя Алексея Степановича Хомякова (1804-1860) «Мнение иностранцев о России», написанной ещё в 1845 году. Более 170 лет прошло, а ничего не изменилось в отношении к нам со стороны европейцев. И нет никаких причин надеяться, что оно когда-нибудь изменится.

В XXI столетии ведущую роль в возбуждении одних народов против других стали играть средства массовой информации. Журналисты часто выходят за рамки простого освещения событий и предоставления проверенной информации. Они стремятся формировать общественное мнение, получая за это деньги от правительств или от владельцев своих изданий. Влияние прессы — проблема довольно старая. О ней, в частности, писал ещё Чичерин в 1881 году в записке «Задачи нового царствования»: «В настоящее время руководителем общественного мнения становится всякий фельетонист, владеющий несколько бойким пером и умеющий посредством скандалов и задора привлечь к себе внимание публики. Тут не нужны ни знание, ни ум, ни даже талант: достаточно бесстыдства, которое в газетной полемике всегда возьмет верх среди общества, не привыкшего к тонкому анализу и оценке мысли».

Почему нынешние западные журналисты столь предвзято относятся к России? Ведь их задача — беспристрастно описывать события. Но если почитать европейские, американские и канадские газеты, то можно встретить откровенную неправду. В другом случае может описываться какой-нибудь один неприятный факт, а негатив переносится на всю российскую политическую систему или на характер всего народа. Предвзятость светится чуть ли не из каждой статьи, в которой упоминается Россия.

Но ведь журналист не должен быть ни демократ, ни либерал, ни француз, ни британец; он не должен принадлежать ни к какой политической партии, ни к какой философской системе; он должен быть просто журналист. Создаётся впечатление, что западный журналист в России — это не журналист, а человек какой-то особой профессии.

Многие люди, особенно социалистического образа мыслей, рассматривают западную журналистику, особенно американскую, как нечто, управляемое кучкой толстосумов или корпораций с целью воздействия на массы, для того чтобы подтолкнуть людей к определённым политическим взглядам. Но это не является основной мотивацией владельцев газет. Они, прежде всего, стремятся дать населению то, чего оно хочет, чтобы на этом заработать побольше прибыли.

В США считается, что демократическая партия более либеральная, а республиканская — более консервативная. Газеты и интернет-издания также бывают с либеральным или консервативным уклонам. В ходе одного исследования специалисты проанализировали вэб-сайты, где находятся оцифрованные архивы 433 американских газет. Они искали ответ на вопрос: почему одни публикации демонстрируют сдвиг влево, а другие — вправо? При этом сосредоточились на одном ключевом факторе: политические настроения в том или ином регионе. Анализ показал, что если регион либеральный, то и доминирующая газета, скорее всего, будет либеральной. Если же он более консервативен, то основная часть газет там будет также консервативной. То есть, факты свидетельствуют, что газеты склонны давать своим читателям то, чего они хотят. Такое предположение можно было сделать и изначально, но теперь это ещё и подтверждено экспериментально.

Следовательно, если жители какой-либо страны положительно относятся к другой стране, то и газеты будут о ней писать также более доброжелательно. И, соответственно, наоборот. Если западный обыватель настроен против России, то и западные журналисты будут предоставлять ему информацию в соответствующем ключе. Обыватель, читая такую газету, будет ещё больше убеждаться в справедливости своих страхов перед русскими. Это — как заколдованный круг, из которого нет выхода.

Основным источником информации о российской жизни для Запада являются журналисты. Но вот откуда они черпают свои сведения? Они пребывают, главным образом, в обеих российских столицах и в крупных городах. Встречаются, в основном, с небольшой частью общества, которая числит себя за интеллигенцию и оппозицию, и относится с неприязнью к российскому правительству, к российской жизни, к простому народу. Такой выбор иностранных журналистов понятен. На Западе считают, что в России нет свободы слова, оппозиционерам трудно высказать своё мнение, и долг западных газет и телевидения дать таким людям возможность высказать свои взгляды. Западные журналисты полагают, также, что большинство населения не любит особенно размышлять о справедливости российской жизни и верят государственным средствам массовой информации, которые, по убеждению Запада, говорят не всю правду. Предполагается, что только образованная и критически мыслящая часть интеллигенции имеет своё мнение, вот это мнение и нужно донести как западному обывателю, так и российскому. Поэтому иностранные журналисты общаются, преимущественно, с оппозиционерами, настроенными на западные ценности, и пребывают в иллюзии, что в России много недовольных политическим режимом, который, вследствие этого, не сегодня-завтра рухнет. Такой оппозиционный человек беседует с иностранцем и говорит: «Да, я знаю, что я человек порядочный, я вполне верю вашим словам, но знали бы вы какого стоило мне труда сделаться таким, каким вы меня видите, из какой глубины я вырос, из какого народа я вышел!». Современный российский оппозиционер-западник есть человек, презрительно относящийся к началам и элементам русской народной жизни, видящий в русском народе только грубую и косную массу, которую нужно цивилизовать при помощи средств, целиком заимствованных из Европы или США, и вылепить из него, как из послушной глины, нечто, напоминающее или англичанина, или немца или американца.

Заранее настроенные негативно по отношению к нашей стране, журналисты, приехав в Россию, ищут подтверждения своим предубеждениям, находят их и тем самым утверждаются в своём первоначальном мнении. Представьте себе: вы рассказываете какую-то небылицу. Она кажется другим интересной, её передают ещё кому-то, те — далее, и в итоге вы слышите, как все говорят об этом, а раз все говорят, то и вы сами начинаете в это верить.

Некоторые из особенно недовольных своей духовной жизнью покидают отечество, и находясь за его пределами, рассказывают всем об ужасах российской политической жизни и мечтают, что когда-нибудь Россия сама по себе превратится в подобие Запада. О таких людях, которые были во все времена, Хомяков писал ещё почти два столетия назад: «Часто видим людей русских и, разумеется, принадлежащих к высшему образованию, которые без всякой необходимости оставляют Россию и делаются постоянными жителями чужих краев. Правда, таких выходцев осуждают, и осуждают даже очень строго. Мне кажется, они заслуживают более сожаления, чем осуждения: отечества человек не бросит без необходимости и не изменит ему без сильной страсти; но никакая страсть не движет нашими равнодушными выходцами. Можно сказать, что они не бросают отечества или, лучше, что у них никогда отечества не было. Ведь отечество находится не в географии. Это не та земля, на которой мы живём и родились и которая в географических картах обводится зелёной или жёлтой краской. Отечество также не условная вещь. Это не та земля, к которой я приписан, даже не та, которою я пользуюсь и которая мне давала с детства такие-то или такие-то права и такие-то или такие-то привилегии. Это та страна и тот народ, создавший страну, с которыми срослась вся моя жизнь, всё мое духовное существование, вся целость моей человеческой деятельности. Это тот народ, с которым я связан всеми жилами сердца и от которого оторваться не могу, чтобы сердце не изошло кровью и не высохло» («Мнение русских об иностранцах»).

Хомяков отмечал в той же статье: «Точно так же должно признаться, что англичане, часто весьма образованные, выказывают неожиданное невежество на счёт многих вещей в чужих землях и в жизни других народов; это особенно заметно, когда дело доходит до России». Честно говоря, они и сейчас выказывают такое же невежество. Чтобы убедиться в этом, достаточно почитать современные британские газеты.

Значительную часть своего времени иностранные журналисты проводят в своей профессиональной среде, обмениваясь добытыми сведениями. Вот ещё один отрывок из той же статьи Хомякова: «Нередко нас посещают путешественники, снабжающие Европу сведениями о России. Кто побудет месяц, кто три, кто (хотя это очень редко) почти год, и всякий, возвратясь, спешит нас оценить и словесно, и печатно. Иной пожил, может быть, более года, даже и несколько годов, и, разумеется, слова такого оценщика уже внушают бесконечное уважение и доверенность. А где же пробыл он во всё это время? По всей вероятности, в каком-нибудь тесном кружке таких же иностранцев, как он сам. Что видел? Вероятно, один какой-нибудь приморский город, а произносит он свой приговор, как будто бы ему известна вдоль и поперек вся наша бесконечная, вся наша разнообразная Русь. К этому надобно еще прибавить, что почти ни один из этих европейских писателей не знал даже русского языка, не только народного, но и литературного, и, следовательно, не имел никакой возможности оценить смысл явлений современных так, как они представляются в глазах самого народа; и тогда можно будет судить, как жалки, как ничтожны бы были данные, на которых основываются все эти приговоры, если бы действительно они не основывались на другой данной, извиняющей отчасти опрометчивость иностранных писателей, — именно на собственных наших показаниях о себе». Всё сказанное вполне соответствует нашей действительности. Многим журналистам в России даже и не нужно знать русский язык, поскольку прозападно настроенные лица, с которыми они общаются, владеют английским языком. Некоторые люди убеждены, что человек, который говорит по-английски, образованнее того, кто говорит только по-русски. Запад во многом создаёт представление о России, основываясь, как писал Хомяков, «на собственных наших показаниях о себе». Но собеседники иностранных работников диктофона и клавиатуры отражают мнение лишь нескольких процентов населения страны. Потому взгляды и мнения большинства россиян проходят мимо западных журналистов, и, следовательно, их информация не является полностью достоверной.

Наше представление о Западе и людях, его населяющих, также может быть сильно искажённым. Здесь мы часто наблюдаем две крайности: восторженная и неприязненная. Многие люди, побывав в Европе, считают тамошних жителей исключительно доброжелательными и хорошо к нам относящимся. Но надо отметить, что туристы имеют дело, в основном, с обслуживающим персоналом, приветливость для которых являются частью профессии. Если наш соотечественник, спросив кое-как на улице как пройти к такому-то месту у случайного прохожего, получит с вежливой улыбкой указание рукой нужного направления, так он уже и умиляется приветливостью местных жителей. Как правило, человек, попав в другую страну, не понимает, да и не может понять её жизни. Он смотрит на неё, но живет сам по себе, сам для себя; он проходит по чужому обществу, но он не член того общества; он двигается между народами, но не принадлежит ни к одному. К тому же надобно прибавить ещё другое замечание: нравственное достоинство человека проявляется только в обществе, а общество есть не то собрание людей, которое нас случайно окружает, а то, с которым мы живём заодно. Конечно, в благоустройстве и удобстве жизни западные соседи превосходят нас, поэтому благоговение, с которым русский ходит и ездит по Европе, очень понятно.

Но есть у нас люди и с другим отношением к иностранцам с Запада. Зная из телевидения о кознях западных политиков против отечества, они испытывают неприязнь ко всем, кто живёт западнее Украины и Белоруссии. Поскольку нас на Западе без устали ругают, то и мы занимаемся тем же в ответ. Наше телевидение ежедневно показывает ожесточённые беседы политиков, политических экспертов, а также тех, кто так себя называет, на единственную тему: как плох Запад вообще и отдельные страны в частности. В этой негативной атмосфере трудно остаться объективным. Но по ту сторону, надо признать, занимаются тем же самым. Это взаимное охаивание было вчера, есть сегодня и будет завтра. Нет никаких оснований полагать, что ситуация когда-нибудь изменится.

Как же нам относится к европейцам? Русскому человеку обидно встречать вражду там, где хотелось бы встретить чувство братской любви. Но чего нет, того нет и не будет. Полной любви и братства мы ожидать от них не можем, но вправе могли бы рассчитывать на уважение. Приходится признать, что наши взгляды на мир заметно отличаются, и так будет, возможно, очень долгое время, а возможно и всегда. Мы — разные люди. Но независимо от их отношения к нам, неразумно бы было не ценить того множества полезных знаний, которые мы уже взяли и ещё возьмём из неутомимых трудов западного мира, а пользоваться этими знаниями и говорить о них с неблагодарным пренебрежением было бы ещё и нечестно.

Западные деятели о России в средние века

Если посмотреть на историю наших отношений с Европой, всегда ли они были напряжёнными? Вовсе нет. Было время, когда мы с западными народами почти не соприкасались, так что и поводов для вражды не было. В XVII веке восточная граница европейского мира проходила на востоке Польши. В течение нескольких веков Русь жила общей жизнью, хотя несколько и разделённой религиозно, с восточной окраиной католического мира. Польша, Венгрия, Чехия, Германия, скандинавские страны далеко не всегда были врагами, но часто — союзниками, а то и родичами русских князей — особенно на юго-западе в Галиче и на северо-запад в Новгороде.

Но для запада Европы Россия была краем света. Георг Тектандер фон дер Ябель был членом посольства, отправленного императором Рудольфом II в 1602 году в Персию. После поездки он составил отчёт, который был опубликован под названием: «Путешествие в Персию через Московию». Читать отчёт крайне интересно, особенно если сравнить, как пишет современная западная печать. Отношение к России, как к дикой стране нисколько не изменилось. Вот Георг пересёк границу Европы: «И так, мы отправились отсюда [из Вильно] на Москву и прибыли в город, выстроенный весь из дерева, называемый Минском, принадлежащий также полякам, и коего жители народ до того злодейский, преступный и необузданный, что нельзя и выразить. Тамошний начальник или староста велел нас расспросить, откуда мы и куда направляемся; получив в ответ от моего господина, что он Посол от Римского Императора к Великому Князю Московскому, он стал смеяться и издеваться над нами, говоря: неужели же Римский Император не может иметь другом, какого либо иного, более значительного властелина, чем московита». Таким образом, по описанию немца, сам по себе русский народ — злодейский и необузданный, а староста, естественно, поляк, с презрением отзывается о российском государе. Да и сейчас такое же отношение и к народу и к правительству России.

Из Орши Георг и посольство направились в первый русский город — пограничный Смоленск: «Утром рано, когда мы захотели двинуться дальше, пошел такой дождь и вместе с ним снег, как редко бывает. И не смотря на такую ненастную погоду нам пришлось ехать далее, хотя, впрочем, начиная с сего места и вплоть до Москвы, путешествие крайне затруднительно, даже и в хорошую погоду, по причине плохого состояния дорог и гатей, которых насчитывается более шестисот, длиною, в иных местах, более мили, и весьма расстроенных. За сим, 19 октября, мы прибыли в Смоленск...представляющий собою большой, широко раскинувшийся город, выстроенный из дерева. Он лишь шесть лет, как окружен каменною стеною, весьма богат жителями и лежит на реке Днепре, которая делит город на две части. Он некогда принадлежал короне польской [Смоленск — старинный русский город], и уступлен московитам во времена польского короля Стефана Батория, дабы упрочить мир между поляками и московитами». Встречавших его русских Георг описывает довольно скупо: «сей народ от природы склонен ко лжи, обману и всякого рода порокам». А больше о них и сказать нечего. Однако Георг, как все европейцы, справедлив, и хорошо отзывается о русских, когда говорит о снабжении водкой и закусками: «Засим мы 9-го ноября, с Божьей помощью, около 2-х часов пополудни, благополучно прибыли в Москву. В одной миле от неё мы были встречены большою толпою знатных московитов, которые провели нас до нашей квартиры, где всё было великолепно устроено и прибрано, и откуда нам, ни под каким видом, не позволяли выходить куда-либо, ни осматривать город вообще, но держали под караулом [иностранцы прибыли из мест, где свирепствовала чума]. Всё, что нам было нужно купить, или что вообще нами требовалось, всё это приносилось к нам на квартиру. Что касается пищи и пития, то ежедневно, приставленные к нам, люди приносили нам в изобилии от великого князя, мёд, пиво, водку, мясо, хлеб, масло, яйца, кур и другие необходимые припасы, и мы жили ничего не платя, на полном содержании так, что не нуждались ни в чём».

Москва послу понравилась: «Что же, впрочем, касается города Москвы, то он очень велик и чрезвычайно многолюден. В нём могут уместиться, как нам сообщали, до 5000000 человек [это, он, конечно, преувеличил, в начале XVII века население Москвы не превышало 50 тысяч человек], и его почти нельзя сравнить ни с каким немецким городом. Он имеет в окружности четыре немецких мили и состоит из трех частей: первая окружена прочною деревянного стеною с укреплении, вышиною до 15 локтей, и река Москва, от которой и город получил свое название, делит её, в двух местах, на две части. Вторая, средний город, имеет довольно крепкую каменную стену; третью составляет королевский Замок [Кремль], стоящий в самом центре и окруженный особою стеною и глубоким водяным рвом. В этом городе находится 1500 церквей и монастырей, в том числе два великолепных храма при королевском замке, в которых с издревле хоронятся московские великие князья, с 7-ю башнями и прекрасными, густо позолоченными куполами, стоющими несколько тонн [так в русском переводе; тонна = 2000 фунтов, фунт = 410 граммов; таким образом тонна = 820 кг] золота и великолепными, большими колоколами, из которых один далеко превосходит, по величине и звуку, тот, что находится в Ерфурте. На площади, у ворот замка, стоят две громадные пушки, в которых легко можно поместиться человеку. Дома же и постройки все вообще, большею частью деревянные и безобразны и стоят не в ряд, как у нас; комнаты обыкновенно снабжены печами без труб и в окнах нет стёкол».

Вне столицы Россия предстала перед Георгом как практически безжизненная земля: «Что касается, далее, устройства поверхности и качества почвы сей страны, Московии, то большая часть её представляет дикую пустыню, покрытую кустарником и топкими болотами с гатями...Зимою там страшно холодно, и выпадает глубокий снег. Плодов всякого рода и винограда там очень мало, кроме яблок в городе Москве, разведённых там одним немцем, но и те довольно редки...Вообще же эта страна велика и пространна; она тянется вместе с землями Татар, Черемисов и Ногайцев, которых московиты отчасти подчинили себе, почти на 550 немецких миль в длину, до Каспийского или Гирканского моря, а в ширину до гор Гордийских [Кавказ], но мало возделывается, и городов в ней немного; большей частью всё это — пустыня, так что на расстоянии 20 или 30, а у Ногайцев даже и 300 миль, не встретишь ни одного города или села, кроме трёх пограничных укреплений, воздвигнутых московитами в ногайской земле при реке Волге для отражения татар».

О самом населении России иноземный посол отзывается крайне негативно: «Относительно вероисповедания и богослужения московитов, я скажу, что, насколько мне удалось узнать о сём, они считают себя и тех, кто придерживается с ними одной веры, самыми настоящими и лучшими христианами; нас же они не признают вовсе за христиан, а называют прямо погаными, то есть язычниками. А между тем, они такие сластолюбцы, безбожники, обманщики и лжецы, что нельзя и описать, в чём мы достаточно убедились, прожив среди них полгода. На мой взгляд, едва ли найдется где в свете другая страна, где бы господствовал такой разврат и бесстыдство. Насколько я мог заметить, они ни во что не ставят десять заповедей и слегка наказывают нарушающих их. Убийца, или другой какой преступник, наказывается за свое злодеяние заключением в тюрьму на два, или на три года. Отбыв это наказание, он становится ещё худшим, нежели был раньше...

Богатые и знатные люди держат своих жён взаперти в особых комнатах, откуда им редко дозволяется выходить. Если кто придет к мужу, то жена не смеет показаться ему, хотя бы то был родной брат мужа; ещё менее смеет она вступить в разговор с чужим человеком. Они содержатся в заключении, точно птицы в клетке.

Своих покойников они хоронят с многими обрядами, громким воем и плачем, для чего они употребляют малых ребятишек, которые бегут за покойником, и чем громче и больше они кричат, тем пышнее и почетнее считаются у них похороны.

Что же касается далее их нравов и обычаев, то в еде и питье они подобны скотам, грубы и неприличны. Едят обыкновенно без тарелок и ножей, хватают кушанья прямо руками. Для питья они употребляют большею частью мёд и водку. Они — крайне коварны и корыстолюбивы, хотя, не взирая на то, считают себя самыми настоящими христианами и не терпят того, чтобы им предпочли какой либо другой народ».

Напомним, что это писал член посольства императора Священной Римской империи, и ему верили безоговорочно. Именно таким и представляли русский народ европейцы. Другие иностранцы, посещавшие нашу страну, писали примерно в том же духе.

Вот ещё пример. Английский дипломат, выпускник Кембриджского университета (то есть учёный) Джайлс Флетчер в 1591 году издал книгу «О государстве Русском» о своём путешествии в нашу страну. Русские цари у него, например, выходцы из Венгрии: «Царский дом в России имеет прозвание «Белый», которое (как предполагают) происходит от королей венгерских, и это кажется тем вероятнее, что короли венгерские некуда действительно так назывались, как пишут Бонфиний и другие историки этой страны. Именно в 1059 году упоминается об одном Беле, который наследовал брату своему Андрею, обратившему венгров в христианскую веру». Царь Иван Грозный, по утверждению Флетчера, якобы говорил какому-то англичанину: «Я не русский, предки мои германцы (русские полагают, что венгры составляют часть германского народа, тогда как они происходят от гуннов, занявших насильно ту часть Паннонии, которая теперь называется Венгрией)».

Дальше английский дипломат и учёный рассказывает, что дом Белы раздобыл себе важное Владимирское княжество: «Каким образом цари присвоили себе княжество Владимирское (первый шаг к расширению России) - посредством ли завоевания, через брак или другими какими способами, я не мог узнать с достоверностью. Но всем известно и все помнят [англичанин не знает русской истории, но смело употребляет термин «всем известно»; так же в наши времена поступают и британские политики и журналисты], что с приобретением этого небольшого княжества... дом Белы распространился и сделался властителем всей страны».

Своей системы правления, по мнению учёного дипломата, Россия не выработала, потому заимствует чужую: «Образ правления у них весьма похож на турецкий, которому они, по-видимому, стараются подражать, сколько возможно по положению своей страны и по мере своих способностей в делах политических».

Сама по себе система правления — чисто варварская, и всё, что у кого имеется, забирает себе царь: «Правление у них чисто тираническое: все его действия клонятся к пользе и выгодам одного царя и, сверх того, самым явным и варварским...Оба класса, и дворяне и простолюдины, в отношении к своему имуществу являются не чем иным, как хранителями царских доходов, потому что всё нажитое ими рано или поздно переходит в царские сундуки».

Когда же выпускник Кембриджа начинает описывать обычаи русского народа, то можно только смеяться, удивляться и гадать, где этот учёный был: в России или на Луне. О русских людях, заселивших и обустроивших огромную территорию, он пишет: «В основном они вялы и недеятельны, что, как можно полагать, происходит частью от климата и сонливости, возбуждаемой зимним холодом, частью же от пищи, которая состоит преимущественно из кореньев, лука, чеснока, капусты и подобных овощей, производящих дурные соки; они едят их и без всего, и с другими кушаньями».

Русские люди, по наблюдениям британского дипломата, что говорится, не просыхают: «Стол у них более чем странен. Приступая к еде, они обыкновенно выпивают чарку, или небольшую чашку, водки (называемой русским вином), потом ничего не пьют до конца трапезы, но тут уже напиваются вдоволь и все вместе, целуя друг друга при каждом глотке, так что после обеда с ними нельзя ни о чем говорить, и все отправляются на скамьи, чтобы соснуть, имея обыкновение отдыхать после обеда, как и ночью. Если наготовлено много разного кушанья, то подают сперва печенья (ибо жареного они употребляют мало), а потом похлёбки. Напиваться допьяна каждый день всю неделю у них дело весьма обыкновенное. Главный напиток их мёд, а люди победнее пьют воду и жидкий напиток, называемый квасом, который (как мы сказали) есть не что иное, как вода, заквашенная с небольшой примесью солода».

Если читать дальше, то у вас, как говорится, глаза на лоб полезут. Оказывается, кроме повального пьянства у русских второе основное занятие — сидеть в бане: «Из-за такой пищи они могли бы часто болеть, но они ходят два или три раза в неделю в баню, которая им служит вместо всяких лекарств. Всю зиму и большую часть лета топят они свои печи, устроенные подобно банным печам в Германии, и полати их так нагревают дом, что иностранцу сначала, наверное, не понравится. Эти две крайности, особенно зимой (жар внутри домов и стужа на дворе), вместе с пищей придают им тёмный, болезненный цвет лица, потому что кожа от холода и жара изменяется и морщинится, особенно у женщин, у которых цвет лица большей частью гораздо хуже, чем у мужчин. По моему мнению, это происходит оттого, что они постоянно сидят в жарких покоях, занимаются топкой бань и печей и часто парятся».

То есть никакой медицины нет, даже травами никто не лечится. Русские женщины, по мистеру Флетчеру, просто уродливы: «Женщины, стараясь скрыть дурной цвет лица, белятся и румянятся так много, что каждый может заметить. Однако там никто не обращает на это внимания, потому что таков у них обычай, который не только нравится мужьям, но даже сами они позволяют своим женам и дочерям покупать белила и румяна для крашения лица и радуются, что из страшных женщин они превращаются в красивых кукол. От краски морщится кожа, и они становятся ещё безобразнее, когда её смоют».

Вот таким формировался образ России в глазах Запада, образ неприятный. Русские земли были далеко, европеец никогда в них не бывал, знания черпал из таких книг, которым безоговорочно верил, полагая, что не станут же врать западные дипломаты. И с детства он знал, что русские — злобные и убогие варвары. Люди с таким мнением рождались и умирали. Западный обыватель не испытывал злобы к далёким обитателям русских равнин, но опасался этих варваров. Также и сейчас, какой-нибудь британский или немецкий журналист, придерживающийся принципа: о России только плохо или никак, он ведь не от природной злобности так пишет. Он не пишет о России ничего хорошего, поскольку с детства выучил, что ничего хорошего в России нет и быть не может.

Каждый народ в понимании чужой жизни невольно ограничивается примерами своего собственного уклада жизни. Когда он не видит в других народах тех принципов, которые являются для него привычной нормой поведения, то считает такие народы стоящими вне его цивилизации.

На неприглядных описаниях России воспитываются не только простые обыватели, но и западная интеллигенция. Например, отрывки из отчёта Георга Тектандера приводит в третьем томе своей монографии «Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв.» один из крупнейших французских историков Фернан Бродель (1902-1985). Надо признать, что рассуждения императорского посла о гнусности нравов московитов он в своей книге не приводит, но он же это читал, и в правдивость слов немца верил, раз его цитировал.

Когда наш российский обыватель, читает в новостях или политических обзорах, что пишут иностранцы о нашей стране, то вначале удивляется этому вранью, а потом уже испытывает недоверие ко всем этим государствам, которые без каких-либо веских оснований столь неприязненно к нам относятся. Такие взаимоотношения тянутся уже столетия, и нет никаких оснований полагать, что они когда-нибудь изменятся.

Западная пресса о России в наши дни

И в наше время иностранцы из Европы, побывав в России, сочиняют о ней всякие небылицы, не стесняясь очевидной лжи. Вот характерный пример.

В начале января 2019 года польское интернет-издание Wirtualna Polska опубликовало интервью с писателем Мачеем Строиньским (Maciej Stroiński), который 16 лет назад (то есть, по-видимому, в 2002 или 2003 году) проехал больше 12 тысяч километров от Москвы до Магадана и описал свои впечатления в недавно изданной книге «Это русский стиль». Писатель напоминает, что умом Россию не понять: «Очень часто говорят, что Россия — не страна, а состояние ума. «Русский стиль» — это образ жизни и мышления россиян, который мы не можем понять, осмыслить или принять». Он с сожалением пишет, что большинство людей хорошо отзывается о президенте России, но «к счастью, мы познакомились и с такими людьми, которые отзывались о руководстве своей страны с меньшим энтузиазмом или высказывались о нём критично». Вот оно, западное счастье: найти хоть одного, кто против Путина.

Наша страна, по впечатлениям автора, полна страха и тревоги: «В России сосуществуют два мира. Первый — чиновничий, государственный, бездушный, а второй — это мир обывателя, который упорно трудится, чтобы заработать на кусок хлеба. Простые люди более открыты, хотя порой (в особенности представители среднего и старшего поколения) они бывают сдержанными и напуганными...С одной стороны мы увидели силу, которой обладают государственные служащие, а с другой — бессилие простых людей, знающих, что в этом столкновении они находятся на заведомо проигрышной позиции».

Интересным наблюдением делится пан Мачей об отсутствии в России дорог (и это в 2002 году): «На огромных пространствах России прокладывать дороги не столько сложно, сколько бессмысленно: дожди, снегопады или паводок всё равно их разрушат. Дорога сама по себе останется, но проехать по ней будет нереально. Грузовики там пройти ещё могут, но если им не повезет с погодой, они рискуют застрять на несколько недель, ведь асфальта на этих дорогах нет».

О сфере туризма у пана Мачея остались также жуткие впечатления: «В Вашей книге Вы пишите об отсутствии гостиниц, старых катерах, переделанных в прогулочные суда. — Мы были там 16 лет назад, в России в сфере туризма за это время сменилась эпоха...Насколько я знаю, россияне взялись за ум. Появилась гостиница, а между ржавыми катерами, изображающими пассажирские корабли, стоят теперь нормальные лодки, которые возят туристов и даже прилично выглядят». Белый человек с Запада отметил, что туземцы, то есть россияне, «взялись за ум».

Пан Мачей не чурается и откровенного вранья: «На одной из станций на запасном пути стоял состав, загруженный танками, было написано, что они едут в Афганистан. Глядя на эту картину, мы констатировали, что участие России в этой войне бессмысленно, жаль ребят, которые там гибнут. Наш попутчик Андрей неправильно нас понял, решив, что мы относимся к сторонникам жесткой политики. Он начал говорить, что Путин — прекрасный лидер, но в этом вопросе он слишком мягок. «Если бы он сбросил пару бомб, то смог бы закрыть тему», — объяснял Андрей». Но ведь известно, что войска из Афганистана мы вывели ещё в 1988 году, а польский автор в 2002 году пишет об эшелоне танков, который идёт в эту страну (может быть, он имел в виду Чечню, но в польском оригинале интервью ясно написано: Afganistan). А вы можете себе представить воинский эшелон, на котором крупными буквами написано, куда он едет? Не говоря уже о том, что военную технику всегда маскируют при перевозках.

Ещё один пример просто удивительного вранья из современной западной прессы. Корреспондентка Лиззи Сакс (Lizzy Saxe) в номере от 14 февраля 2019 года в журнале «Форбс» («Forbes») опубликовала статью на безобидную, казалось бы, тему о лимонах. На одной из конференций по инвестированию она пообщалась с «Гарольдом Эдвардсом (Harold Edwards) из гигантской, удивительной компании «Лимонейра» (Limoneira), занимающейся с 1893 года выращиванием лимонов и других цитрусовых в Калифорнии». Гарольд сообщил ей, что россияне потребляют гораздо больше лимонов на душу населения, чем во многих других странах мира. Ему стало любопытно, не потому ли это, что они пьют много водки или потому, что они — большие любители чая? Он начал выяснять и обнаружил, что на самом деле ответ не имеет прямого отношения к этим случаям. Оказывается, что лимоны в России не растут. Для их выращивания там слишком холодно, и приходится покупать их очень далеко. Поэтому этот кислый желтый цитрусовый дорого стоит. Настолько дорого, что «богатым русским очень нравится включать лимоны в число элементов своего образа жизни. Это служит показателем того, что у них есть средства, чтобы позволить себе их покупать. Это называется престижным продуктом», — рассказал Гарольд.

В России лимоны потребляют во всех слоях общества уже не одно столетия. В 2018 году лимоны продавались в любом продовольственном магазине по цене 90-120 рублей за килограмм, то есть немного дороже, чем яблоки. Один лимон стоил 10-15 рублей. Это — самый заурядный продукт, который покупают все слои населения, даже самые бедные, поскольку в России очень популярен чай с лимоном. Удивительно, что эту очевидную «липу» про лимоны, как признак богатства в России, рассказанную крупным лимонным специалистом из Калифорнии, опубликовало одно из наиболее авторитетных и известных экономических печатных изданий в мире. Какова тогда цена тому, что оно пишет, и, в частности, его знаменитому списку самых богатых людей?

Историк и политический деятель Павел Николаевич Милюков (1859-1943), лидер партии кадетов и министр иностранных дел Временного правительства, вспоминал о своём первом приезде в США и первом общении с тамошней прессой: «При высадке в Нью-Йорке я был поражён другой чертой американской культуры, правда, касавшейся её внешнего темпа: «rush», как принято говорить в Америке. Репортёры, являющиеся на пароход раньше высадки, обыкновенно просматривают списки пассажиров и выбирают свои жертвы. На этот раз одной из жертв оказался я. Первый вопрос, кажется, всегда один и тот же: как вам нравится Америка? Кое-как я объяснился. Высадясь на пристани, я первым делом купил газету — и, к своему изумлению, нашёл там свою собственную фотографию и длинное интервью со мной, больше, чем наполовину придуманное репортёром!» («Из тайников моей памяти»).

Врать о России — старая, добрая традиция западной прессы. В 1921 году на X съезде РКП (б), который проходил с 8 по 16 марта, Ленин привёл сводку всякого рода небылиц о Советской власти: «Я вчера получил, по соглашению с товарищем Чичериным, сводку по этому вопросу и думаю, что заслушать её будет всем полезно. Это — сводка по вопросу о кампании лжи по поводу внутреннего положения России. Никогда, — пишет товарищ, подводящий сводку, — ни в какое время не было в западноевропейской печати такой вакханалии лжи и такого массового производства фантастических измышлений о Советской России, как за последние две недели. С начала марта ежедневно вся западноевропейская печать публикует целые потоки фантастических известий о восстаниях в России, о победе контрреволюции, о бегстве Ленина и Троцкого в Крым, о белом флаге на Кремле, о потоках крови на улицах Петрограда и Москвы, о баррикадах там же, о густых толпах рабочих, спускающихся с холмов на Москву для свержения Советской власти, о переходе Будённого на сторону бунтовщиков, о победе контрреволюции в целом ряде русских городов, причём фигурирует то один, то другой город, и в общем было перечислено чуть ли не большинство губернских городов России. Универсальность и планомерность этой кампании показывает, что в этом проявляется какой-то широко задуманный план всех руководящих правительств. 2-го марта Foreign Office [британский МИД] через посредство «Press Association» заявил, что считает публикуемые известия неправдоподобными, а сейчас же после этого Foreign Office от себя опубликовал известие о восстании в Петрограде, о бомбардировке Петрограда кронштадтским флотом и о боях на улицах Москвы. 2 марта все английские газеты публиковали телеграммы о восстаниях в Петрограде и Москве: Ленин и Троцкий бежали в Крым, 14 000 рабочих в Москве требуют учредилки, московский арсенал и Московско-Курский вокзал в руках восставших рабочих, в Петрограде Васильевский Остров целиком в руках восставших. Приведу несколько примеров из радио и телеграмм следующих дней:

3 марта. Клышко телеграфирует из Лондона, что «Reuter» подхватил нелепые слухи о восстании в Питере и усиленно их распространяет.

6 марта. Берлинский корреспондент Мейсон телеграфирует в Нью-Йорк, что рабочие из Америки играют важную роль в петроградской революции, и Чичерин послал по радио приказ генералу Ганецкому о том, чтобы закрыть границу эмигрантам из Америки.

7 марта. Зиновьев бежал в Ораниенбаум. В Москве красная артиллерия обстреливает рабочие кварталы. Петроград отрезан со всех сторон (радио Виганда).

7 марта. Клышко телеграфирует, что, по сведениям из Ревеля [Таллина], баррикады построены на улицах Москвы; газеты публикуют известие из Гельсингфорса [Хельсинки], что Чернигов взят антибольшевистскими войсками.

7 марта. И Петроград и Москва в руках восставших. Восстание в Одессе. Семёнов во главе 25 000 казаков двигается по Сибири. Революционный комитет в Петрограде имеет под своей властью фортификации и флот (сообщения английской радиостанции Польдью).

Науен 7 марта. Фабричные кварталы Петрограда восстали. Антибольшевистское восстание охватило Волынь.

Париж 7 марта. Петроград в руках Революционного комитета. «Matin»сообщает, что, по полученным в Лондоне известиям, белый флаг веет над Кремлём.

Париж 8 марта. Мятежники овладели Красной Горкой. Красноармейские полки взбунтовались в Псковской губернии. Большевики посылают башкир на Петроград.

10 марта Клышко телеграфирует: газеты спрашивают себя, пал ли Петроград или не пал? По известиям из Гельсингфорса, три четверти Петрограда в руках бунтовщиков; Троцкий или — по другим — Зиновьев командует операциями в Тосне или же в Петропавловской крепости; по другим — главнокомандующим назначен Брусилов [царский генерал]; по сведениям из Риги, Петроград взят 9-го за исключением железнодорожных вокзалов, Красная Армия отступила в Гатчину; петроградские стачечники выставляют лозунг «долой Советы и коммунистов». Английское военное министерство заявило, что ещё не известно, соединились ли кронштадтские бунтовщики с петроградскими, но, по его сведениям, Зиновьев находится в Петропавловской крепости, где командует советскими войсками. Из громадного количества ложных измышлений этого времени выбираю примеры: Саратов превратился в самостоятельную антибольшевистскую республику.

Науен 11 марта. В приволжских городах жестокие погромы против коммунистов (там же). В Минской губернии борьба белорусских военных отрядов против Красной Армии (там же).

Париж 15 марта. «Matin» сообщает, что кубанские и донские казаки восстали большими массами.

Науен 14 марта сообщил, что кавалерия Будённого присоединилась к бунтовщикам около Орла. В разное время сообщалось о восстаниях в Пскове, Одессе и других городах». Делегаты съезда хорошо посмеялись.

Стоит ли удивляться, что в сегодняшних западных СМИ каждый день пишут и о скором распаде России, и многотысячных антиправительственных демонстрациях, и о массовых выступлениях молодёжи против государственного устройства. Ничего этого и в помине нет. Западные политики читают эти сказки и принимают на их основе какие-то решения. Понятно, почему жизнь в мире такая неустойчивая.

Карл Маркс против России

Да что говорить о западной прессе с её предвзятостью к России. Есть более интересный пример. Всем известно, что большевики и Советская власть носились с Карлом Марксом, как с писанной торбой. Всё, когда-то сказанное и написанное им, воспринималось, как истина в последней инстанции. Ещё бы, этот великий человек открыл законы общественного развития, он доказал, что коммунизм вот-вот неизбежно сменит капитализм. Труды Маркса переведены на русский язык и издавались в большом количестве. Все труды, но нет, оказывается, что не все. Есть работа Маркса, которая в русской литературе при ссылках на неё указывается как: «Secret Diplomatic History of Eighteenth Century. London. 1899». Эта работа не вошла ни в одно собрание сочинений Маркса на русском языке. И хотя она была переведена ещё в 50-е годы XX века, впервые на русском языке была опубликована под заголовком «Разоблачение дипломатической истории XVIII века» лишь в 1989 году в 1-4 номерах журнала «Вопросы истории».

К написанию статьи Маркс приступил в июне 1856 года. Первоначально она была опубликована в августе 1856 — апреле 1857 годов в лондонском издании газеты «Свободная пресса» («The Free Press»). После смерти Маркса новое издание «Secret Diplomatic...» было подготовлено к печати его дочерью Элеонорой, и вышло в свет в 1899 году в Лондоне под тем же названием. До 1989 года название работы Маркса в советской литературе переводилось как «Секретная дипломатия XVIII века».

Весь текст разделён на пять глав. Более половины содержания составляют различные документы (письма, доклады и памфлеты), касающиеся истории дипломатических отношений между Россией и Англией в XVIII веке. Первые три главы состоят большей частью из цитирований этих документов. Вся глава IV, которая называется «Предварительные замечания по истории русской политики», написана полностью Марксом. В пятой главе он обильно цитирует некий памфлет «Истина есть истина, когда она раскрывается вовремя» («Truth is but truth, as it is timed»).

В конце XVIII Англия вела войну с американскими колониями, а Россия — с Турцией. Маркса интересовал вопрос: когда появился русофильский, как он считал, характер английской дипломатии, который проявился в конце XVIII столетия. «Для выяснения этого вопроса, — пишет он, — мы должны вернуться ко времени Петра Великого, которое, следовательно, и составит главный предмет наших исследований». Маркс приводит некоторые документы, написанные современниками Петра, описывающих опасность русского царя для европейских, и прежде всего протестантских стран, и разные планы, как его остановить. В этих документах выражается, среди прочего, сожаление, что не все осознают серьёзность российской проблемы.

Для того, чтобы лучше понять обоснованность европейских страхов, Маркс считает уместным сделать несколько предварительных замечаний относительно общей истории русской политики. Этому посвящена четвёртая глава.

Начинается она замечанием об отношении к России, которое словно бы написано в наши дни: «Неодолимое влияние России заставало Европу врасплох в различные эпохи, оно пугало народы Запада, ему покорялись как року или оказывали лишь судорожное сопротивление. Но чарам, исходящим от России, сопутствует скептическое отношение к ней, которое постоянно вновь оживает, преследует её, как тень, усиливается вместе с её ростом, примешивает резкие иронические голоса к стонам погибающих народов и издевается над самим её величием, как над театральной позой, принятой, чтобы поразить и обмануть зрителей. Другие империи на заре своего существования встречались с такими же сомнениями, но Россия превратилась в исполина, так и не преодолев их. Она является единственным в истории примером огромной империи, само могущество которой, даже после достижения мировых успехов, всегда скорее принималось на веру, чем признавалось фактом. С начала XVIII столетия и до наших дней ни один из авторов, собирался ли он превозносить или хулить Россию, не считал возможным обойтись без того, чтобы сначала доказать само её существование». Это было написано в середине XIX века, и то, что написанное Марксом справедливо и для XXI века говорит о том, что он ухватил одно из постоянных, находящихся вне времени свойств России — её всегда плохо понимают окружающие народы.

Описывая Русское государство до монгольского нашествия, Маркс сильно принижает его славянский характер: «Если в этот период и нужно признать наличие какого-либо славянского влияния, то это было влияние Новгорода, славянского государства, традиции, политика и стремления которого были настолько противоположны традициям, политике и стремлениям современной России, что последняя смогла утвердить своё существование лишь на его развалинах».

Маркс полагал, что политика первых Рюриковичей была не более и не менее как политика германских варваров, наводнивших Европу. Домонгольский период Маркс называет готическим: «Готический период истории России составляет, в частности, лишь одну из глав истории норманнских завоеваний». Подобно тому как империя Карла Великого предшествует образованию современных Франции, Германии и Италии, так и империя Рюриковичей предшествует образованию Польши, Литвы, прибалтийских поселений, Турции и самой Московии. Согласно этой логике Маркса, Московское царство не является преемником Древнерусское государства. Киевская Русь была не государством, а неким промежуточным состоянием: «Самый факт перемещения русской столицы — Рюрик избрал для неё Новгород, Олег перенес её в Киев, а Святослав пытался утвердить её в Болгарии, — несомненно, доказывает, что завоеватель только нащупывал себе путь и смотрел на Россию лишь как на стоянку, от которой надо двигаться дальше в поисках империи на юге».

Тогда когда же начинается история России, если не с Владимира Святого и Ярослава Мудрого? А с монголов, считает Маркс: «Таким образом, норманнская Россия совершенно сошла со сцены, и те немногие слабые воспоминания, в которых она всё же пережила самоё себя, рассеялись при страшном появлении Чингисхана. Колыбелью Московии было кровавое болото монгольского рабства, а не суровая слава эпохи норманнов. А современная Россия есть не что иное, как преображенная Московия». По Марксу, Киевская Русь исчезла, не оставив никаких следов: ни в психологии народа, ни в обычаях предков, ни в его вере, ни в историческом опыте. В Золотой Орде родилось новое государство и родилось оно в рабстве. Причём, сами же монголы и создавали такое государство: «Чтобы поддерживать междоусобицы русских князей и обеспечить их рабскую покорность, монголы восстановили значение титула великого князя. Борьба между русскими князьями за этот титул была, как пишет современный автор [Маркс не указывает, кого он цитирует], «подлой борьбой, борьбой рабов, главным оружием которых была клевета и которые всегда были готовы доносить друг на друга своим жестоким повелителям; они ссорились из-за пришедшего в упадок престола и могли его достичь только как грабители и отцеубийцы, с руками, полными золота и запятнанными кровью; они осмеливались вступить на престол, лишь пресмыкаясь, и могли удержать его, только стоя на коленях, распростёршись и трепеща под угрозой кривой сабли хана, всегда готового повергнуть к своим ногам эти рабские короны и увенчанные ими головы»». Таким образом, Маркс описывает появление государства в России как государство подлых рабов, какими и были русские, по мнению Маркса, с самого зарождения Московского царства.

Московские князья для Маркса — воплощение аморальности: «Именно в этой постыдной борьбе московская линия князей в конце концов одержала верх». Ещё в школе мы с читаем о собирателе русских земель — Иване Калите, тихом и добродетельном христианине, сумевшим на сорок лет обеспечить Северо-Восточной Руси спокойное развитие. Но у Карла Маркса на этот счёт своё мнение о достоинствах московского князя: «Политика Ивана Калиты состояла попросту в следующем: играя роль гнусного орудия хана и заимствуя, таким образом, его власть, он обращал её против своих соперников — князей и против своих собственных подданных. Для достижения этой цели ему надо было втереться в доверие к татарам, цинично угодничая, совершая частые поездки в Золотую Орду, униженно сватаясь к монгольским княжнам, прикидываясь всецело преданным интересам хана, любыми средствами выполняя его приказания, подло клевеща на своих собственных родичей, совмещая в себе роль татарского палача, льстеца и старшего раба. Он не давал покоя хану, постоянно разоблачая тайные заговоры. Как только тверская линия начинала проявлять некоторое стремление к национальной независимости, он спешил в Орду, чтобы донести об этом. Как только он встречал сопротивление, он прибегал к помощи татар для его подавления. Но недостаточно было только разыгрывать такую роль, чтобы иметь в ней успех, требовалось золото. Лишь постоянный подкуп хана и его вельмож создавал надежную основу для его системы лжи и узурпации. Но каким образом раб мог добыть деньги для подкупа своего господина? Он убедил хана назначить его сборщиком дани во всех русских уделах. Облечённый этими полномочиями, он вымогал деньги под вымышленными предлогами. Те богатства, которые он накопил, угрожая именем татар, он использовал для подкупа их самих. Склонив при помощи подкупа главу русской церкви перенести свою резиденцию из Владимира в Москву, он превратил последнюю в религиозный центр и соединил силу церкви с силой своего престола, сделав таким образом Москву столицей империи. При помощи подкупа он склонял бояр его соперников-князей к измене своим властителям и объединял их вокруг себя. Использовав совместное влияние татар-мусульман, православной церкви и бояр, он объединил удельных князей для крестового похода против самого опасного из них — тверского князя. Затем, наглыми попытками узурпации побудив своих недавних союзников к сопротивлению и войне за их общие интересы, он, вместо того чтобы обнажить меч, поспешил к хану. Снова с помощью подкупа и обмана он добился того, что хан лишил жизни его соперников-родичей, подвергнув их самым жестоким пыткам». Иван Калита для Маркса — подлый человек и раб, потому он и пишет: «Но каким образом раб мог добыть деньги для подкупа своего господина». Откуда Маркс взял, что Калита подкупом уговорил переехать митрополита из Владимира в Москву — Бог знает. В летописях ничего такого не говорится. Очевидно, Маркс решил, что раз Калита — подлый человек, то и с митрополитом он поступил соответствующим образом.

Политику Калиты и его преемников Маркс описывает самым презрительным образом: «Всю его систему можно выразить в нескольких словах: макиавеллизм раба, стремящегося к узурпации власти. Свою собственную слабость — свое рабство — он превратил в главный источник своей силы. Политику, начертанную Иваном I Калитой, проводили и его преемники: они должны были только расширить область её применения. Они следовали ей усердно, непреклонно, шаг за шагом». Что подумает человек, читая эти строки? Что Россия — это подлая страна рабов. Маркс повторяет это раз за разом.

Описав правление Ивана Калиты, Маркс переходит к Ивану III, то есть от князя, который начал строить Московское царство к тому, кто это строительство закончил. В начале своего правления Иван III был ещё данником Орды. А в конце его княжения: «Изумлённая Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на её восточных границах огромной империи». Здесь Маркс указывает на начало своеобразного отношения Запада к России — изумление перед самим фактом существования этого государства. Естественно, возникает вопрос, как удалось Ивану III совершить такой прорыв. Но раз он русский князь, то у Маркса нет сомнений, то сделано это было каким-нибудь подлым способом: «Был ли он героем? Сами русские историки изображают его заведомым трусом». Сам Маркс русских историков не читал. Как же Русь освободилось по его версии? Всё — просто, татарское чудовище само испустило дух: «Поэтому свержение этого ига казалось больше делом природы, чем рук человеческих». По Марксу, двухсотлетней борьбы русского народа за освобождение и независимость словно и не было. Да и что ждать от такого народа: «С освобождением от иноземного ига дух каждого народа поднимается — у Московии под властью Ивана наблюдается как будто его упадок». Маркс не видит ни в России, ни русском народе ни одной положительной черты.

Некоторые исторические пассажи основоположника нового учения вызывают удивление: «Чтобы восстать против Орды, московиту не надо было изобретать ничего нового, а только подражать самим татарам. Но Иван не восставал. Он смиренно признавал себя рабом Золотой Орды. Через подкупленную татарскую женщину он склонил хана к тому, чтобы тот приказал отозвать из Московии монгольских наместников». На Руси никогда не было монгольских наместников, а история про таинственную татарскую женщину и вовсе чистый вымысел. О могуществе русской державы говорится однозначно: «Могущество было им [Иваном] не завоевано, а украдено». Вот так, и свободу свою мы не завоевали, а украли.

Маркс описывает, как монголы поняли, что их обманывают, и решили наказать Ивана III. Вы думаете, что русские постоянно отбивали ордынские рейды и было противостояние на реке Угре, которое оформило конец власти ханов? Вот версия Маркса: «Иван, содрогаясь при одной мысли о вооруженном столкновении, пытался искать спасения в своей собственной трусости и обезоружить гнев врага, отводя от него объект, на который тот мог бы обрушить свою месть. Его спасло только вмешательство крымских татар, его союзников. Против второго нашествия Орды он для видимости собрал столь превосходящие силы, что одного слуха об их численности было достаточно, чтобы отразить нападение. Во время третьего нашествия он позорно дезертировал, покинув армию в 200 000 человек. Принуждённый против воли вернуться, он сделал попытку сторговаться на унизительных условиях и в конце концов, заразив собственным рабским страхом свое войско, побудил его к всеобщему беспорядочному бегству. Московия тогда с тревогой ожидала своей неминуемой гибели, как вдруг до неё дошел слух, что Золотая Орда была вынуждена отступить вследствие нападения на её столицу крымского хана. При отступлении она была разбита казаками и ногайскими татарами. Таким образом, поражение превратилось в успех. Иван победил Золотую Орду, не вступая сам в битву с нею».

Здесь Маркс опускает многие важные детали, и белое становится чёрным. Поэтому стоит пояснить политическую обстановку тех времён. Золотая Орда фактически состояла из трёх частей и находилась в упадке. Рядом с ней утвердилась Крымская орда, которая была противником Золотой Орды и союзником России. Золотоордынский хан Ахмат пытался действовать против Москвы в союзе с Литвой, которая, в силу своих проблем, существенной помощи ему оказать не могла. Поэтому хан ограничивался набегами. Власти Золотой Орды над Русью уже никакой не было, и Иван III растоптал ярлык, который ему привезли ханские послы. В 1480 году хан решился на поход на Москву. Он дошёл до реки Угры, но здесь встретил сильную русскую рать. На Угре оба войска стали друг против друга, не решаясь напасть. Иван III оставил своего сына и брата с армией, а сам вернулся в Москву, чтобы решить ряд проблем. Жители, увидев князя, думали, что он бежит от хана. Иван объяснил, что прибыл в Москву для совета с духовенством и боярами. Совет ему нужен был, поскольку некоторые воеводы предлагали не сражаться с ханом в открытом поле, а отсидеться в хорошо укреплённой Москве. Особенно важна была князю поддержка митрополита. Точно также перед Куликовской битвой Дмитрий Донской, оставив войска в Коломне, ездил в Троицкую обитель к Сергию Радонежскому за благословением.

У Ивана была ещё одна серьёзная проблема: он был в ссоре с братьями, и они внушали ему подозрение в том, что изменят в решительную минуту. Князь с ними помирился, уступив им рад волостей, укрепил столицу и её окрестности и, приняв благословение от митрополита, вернулся к войску. Вскоре и братья подошли со своими ратями. Иван велел войску отойти к Кременцу, где были поля, более удобные для битвы, чем берега Угры. Хан, чьи отряды так и не смогли переправится ни через Угру, ни через Оку, в манёврах русских увидел ловушку, и разуверившись в успехе набега, ушёл восвояси, разорив с досады часть литовских земель. На обратном пути его сильно потрепали отряды крымского хана. Таким образом, не потеряв ни одного воина, Иван одержал победу, и с властью Орды было покончено раз и навсегда.

Описав в своей статье мнимую трусость Ивана III, Маркс дальше рассказывается, как великий князь хитростью и коварством захватил находившиеся под властью Литвы русские уделы вплоть до Киева и Смоленска. Но поскольку Маркса, главным образом, интересует политика Петра Великого, то он делает такую связку: «Между политикой Ивана III и политикой современной России существует не сходство, а тождество — это докажет простая замена имён и дат. Иван III, в свою очередь, лишь усовершенствовал традиционную политику Московии, завещанную ему Иваном I Калитой». В этом месте Маркс даёт ещё раз описание мерзопакостной политики Российского государства: «Иван Калита, раб монголов, достиг величия, имея в руках силу самого крупного своего врага — татар, которую он использовал против более мелких своих врагов — русских князей. Он мог использовать силу татар лишь под вымышленными предлогами. Вынужденный скрывать от своих господ силу, которую в действительности накопил, он вместе с тем должен был ослеплять своих собратьев-рабов властью, которой не обладал. Чтобы решить эту проблему, он должен был превратить в систему все уловки самого низкого рабства и применять эту систему с терпеливым упорством раба. Открытая сила сама могла входить в систему интриг, подкупа и скрытых узурпации лишь в качестве интриги. Он не мог ударить, не дав предварительно яда. Цель у него была одна, а пути её достижения многочисленны. Вторгаться, используя обманным путем враждебную силу, ослаблять эту силу именно этим использованием и, в конце концов, ниспровергнуть её с помощью средств, созданных ею же самой, — эта политика была продиктована Ивану Калите специфическим характером как господствующей, так и порабощённой расы. Его политика стала также политикой Ивана III. Такова же политика и Петра Великого, и современной России, как бы ни менялись название, местопребывание и характер используемой враждебной силы». Слово раб по отношению к России Маркс повторяет много раз, дабы читатель хорошо усвоил эту мысль. Российскую политику он характеризует как «превратить в систему все уловки самого низкого рабства и применять эту систему с терпеливым упорством раба».

А что же Пётр? Он, по мнению Маркса, является творцом современной русской политики: «Но он стал её творцом только потому, что лишил старый московитский метод захватов его чисто местного характера, отбросил всё случайно примешавшееся к нему, вывел из него общее правило, стал преследовать более широкие цели и стремиться к неограниченной власти, вместо того чтобы устранять только известные ограничения этой власти». Таким образом, политика Петра — это политика Московского царя, вынесенная на международное поле. Заканчивается эта IV глава нелестным для России обобщением: «Подведем итог. Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала виртуозной в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Пётр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира». Раб, ставший господином — такой приговор вынес Карл Маркс России.

Порассуждав о русском государстве, Маркс решил обратиться к самому народу, а конкретно — к одной особенности всей славянской расы: «Одна характерная черта славянской расы должна броситься в глаза каждому наблюдателю. Почти повсюду славяне ограничивались территориями, удалёнными от моря, оставляя морское побережье неславянским народностям...В подтверждение антиморских свойств славянской расы из всей этой береговой линии русская национальность по-настоящему не освоила ни какую-либо часть балтийского побережья, ни черкесское и мингрельское восточное побережье Чёрного моря. Только побережье Белого моря, насколько оно вообще пригодно для земледелия, некоторая часть северного побережья Чёрного и часть побережья Азовского морей действительно были заняты русскими поселенцами. Однако даже и поставленные в новые условия, они всё ещё воздерживаются от морского промысла и упорно хранят верность сухопутным традициям своих предков». Таким образом, славяне — сухопутный народ и на море им делать нечего. Но Пётр решил сломать эту традицию и выйти к морям: «Завоевание Азовского моря было целью его первой войны с Турцией, завоевание Балтики — целью его войны со Швецией, завоевание Чёрного моря — целью его второй войны против Порты и завоевание Каспийского — целью его вероломного вторжения в Персию». А дальше идёт важный вывод: «Для системы местных захватов достаточно было суши, для системы мировой агрессии стала необходима вода». Агрессия — вот главный вывод Маркса, вот в чём он видит опасность России. Ведь моря должны принадлежать только Англии.

И опять Маркс упорно повторяет тезис о монгольском рабе: «Только в результате превращения Московии из полностью континентальной страны в империю с морскими границами московитская политика могла выйти из своих традиционных пределов и найти свое воплощение в том смелом синтезе, который, сочетая захватнические методы монгольского раба и всемирно-завоевательные тенденции монгола-властелина, составляет жизненный источник современной русской дипломатии». Здесь связка простая: для Европы монголы были варвары, Россия — монгольский раб, следовательно русские — это варвары.

Доказательство того, что Россия готовится к новым завоеваниям, Маркс видел в переносе столицы в Петербург. По его убеждению, Прибалтика являются естественным дополнением для той нации, которая владеет страной, расположенной за ними. Так что, Пётр захватил лишь то, что было абсолютно необходимо для естественного развития его страны. Но перенеся столицу из Москвы в Петербург, пишет Маркс, Пётр сам поставил её в такие условия, в которых она не может быть в безопасности даже от внезапных нападений, пока не будет покорено всё побережье от Либавы (сейчас — Лиепая на юго-западе Латвии) до Торнио (сейчас — в Финляндии), а это было завершено лишь к 1809 году с завоеванием Финляндии. «Санкт-Петербург — это окно, из которого Россия может смотреть на Европу», — говорили в Европе. Это было с самого начала вызовом для европейцев и стимулом к дальнейшим завоеваниям для русских, продолжает Маркс, и заключает: «Таким образом, не само завоевание прибалтийских провинций отличает политику Петра Великого от политики его предшественников; истинный смысл этих завоеваний раскрывается в перенесении столицы».

Далее Маркс возвращается к началу статьи, где он приводил памфлеты, направленные против русофильской политики английского правительства: «Но разве сам факт, что превращение Московии в Россию осуществилось путем её преобразования из полуазиатской континентальной страны в главенствующую морскую державу на Балтийском море, не приводит нас к выводу, что Англия — величайшая морская держава того времени, расположенная к тому же у самого входа в Балтийское море, начиная с середины XVII века сохранявшая здесь роль верховного арбитра, должна быть причастна к этой великой перемене? Разве Англия не должна была служить главной опорой или главной помехой планам Петра Великого и не должна была оказать решающее влияние на события во время затяжной борьбы не на жизнь, а на смерть между Швецией и Россией? Если мы не находим, что она прилагала все силы для спасения Швеции, то разве мы не можем быть уверены, что она использовала все доступные ей средства для содействия московиту? И тем не менее в том, что обычно именуется историей, Англия почти не появляется как участник этой великой драмы и выступает скорее в роли зрителя, чем действующего лица. Но подлинная история покажет, что правители Англии не менее способствовали осуществлению планов Петра I и его преемников, чем ханы Золотой Орды — осуществлению замыслов Ивана III и его предшественников». Здесь Маркс критикует близорукую английскую политику, позволившую Петру закрепиться на берегах Балтики с целью последующей агрессии. Заканчивается статья приведением различных дипломатических писем, в которых авторы доказывали, что нельзя было России давать выход к Балтийскому морю.

В чём смысл этой статьи Маркса и каковы были её последствия? Статья вышла в английской газете после окончания Крымской войны, которую Великобритания вела против России в союзе с Францией, Турцией и Италией в лице Сардинии. В марте 1856 года был подписан Парижский мирный трактат, содержащий условие о так называемой «нейтрализации» Чёрного моря. России запретили иметь на Чёрном море военно-морские силы, военные арсеналы и крепости. Всё, к чему и призывал Маркс в своей статье. Когда идёт война, то понятно, как местная пресса отзывается о противнике — крайне отрицательно. Очевидно, что в английской прессе был сильный антироссийский настрой, а сама война получила название народной. В газете «Таймс» публиковались следующие высказывания: «Хорошо было бы вернуть Россию к обработке внутренних земель, загнать московитов вглубь лесов и степей».

Маркс постарался придать нападению Англии на Россию фундаментальное обоснование. Начал он с того, что привёл документы, показывающие тесные и дружественные связи обеих стран в конце XVIII века. Далее он процитировал памфлеты, авторы которых предупреждали об опасности России и выступали против хороших с ней отношений. Затем Маркс привёл документы о совместных действиях Англии и России уже в первой четверти того же века, во времена Петра I. Далее он хотел дать Петру определённую характеристику, и для этого составил исторический обзор становления российской внешней политики.

Киевскую Русь Маркс охарактеризовал как норманнскую и готическую, политически похожую на Европу времён завоевания её германскими племенами. С приходом монголов эта Русь прекратила своё существование. Таким образом, Маркс из русской истории выбрасывает весь период до 1238 года. Затем, по его мнению, начинается формирования нового государства, никак не связанное с прежней жизнью. Русские князья — рабы монгольского хана, с рабской и подлой психологией. Пускаясь во все тяжкие, московские князья дождались, пока Орда не рассыпалась, и создали Московское царство, политика которого основывалась на обмане, хитрости и трусости. Единственно, что умели русские правители — это собирать большие армии для устрашения противника и натравливать одних своих врагов на других. Таким был и Пётр. Для Маркса Россия — презренная страна презренных людей.

Охарактеризовав политику русского государства и Петра I, Маркс приводит английские документы времён войны со Швецией, из которых видно, как Англия помогла России отнять у Швеции Прибалтику и получить выход к морям. Он объясняет, что это была ошибка, и агрессии русских нужно было препятствовать. Славяне по своим особенностям могут жить только внутри континента и не умеют осваивать морские побережья. Пётр хотел сломать эту славянскую привычку, выйти к морям, освоить побережье и продолжить свою экспансию. Это не было сделано в XVIII веке, но английское правительство осознало свои ошибки и исправило их в XIX веке, выиграв войну и лишив русских портов и флота на Чёрном море.

Таким образом Маркс показал английским читателем, что Крымская война была справедливая, поскольку остановила русскую агрессию. Англичане очень ценили личную свободу и когда они читали у Маркса о насквозь рабской натуре русского народа, то ещё больше убеждались в правоте своего дела: варваров из Азии нужно было остановить.

Маркс написал конъюнктурную статью, хорошо вписавшуюся в общий фон. Он в это время много писал, большей частью для американской газеты «New-York Daily Tribune» и немецкой «Neue Oder-Zeitung», сотрудником которых он был, а также для английских «People's Paper» и «Free Press». Маркс был уважаемый и серьёзный журналист, экономист и политолог, к его мнению прислушивались, и если он писал об отсталости и опасности России, то это принимали во внимание многие политики на Западе.

Будучи профессиональным журналистом, Маркс зарабатывал этим трудом себе на хлеб. Жил он скудно и деньги ему были крайне нужны. Свой главный труд «Капитал» Маркс создал в самые бедные и голодные годы своей жизни. Стабильного источника доходов не было, к тому же существование его и его близких осложняли притеснения и запреты со стороны властей. Семью Маркса преследовали голод, превратившийся в угрозу, а также целый комплекс болезней. Он писал Энгельсу в сентябре 1852 года: «Моя жена больна, Женничка больна, у Ленхен что-то вроде нервной лихорадки. Врача я не мог и не могу позвать, так как у меня нет денег на лекарства. В течение 8-10 дней моя семья питалась хлебом и картофелем, а сегодня ещё сомнительно, смогу ли я достать и это...Когда я был у тебя и ты сказал мне, что сможешь до конца августа достать мне небольшую сумму, я написал об этом жене, чтобы успокоить её. Твое письмо, присланное 3-4 недели тому назад, показало, что перспектива не особенно благоприятна, но всё-таки оставляло некоторые надежды. Поэтому я отсрочил на начало сентября уплату всем кредиторам, которым, как ты знаешь, всё время выплачивались лишь небольшие части долга. Теперь меня атакуют со всех сторон. Я испробовал всё, но тщетно...Самое лучшее и желательное, что могло бы случиться, это — если бы хозяйка дома вышвырнула меня из квартиры. Тогда я расквитался бы, по крайней мере, с суммой в 22 фунта стерлингов. Но такого большого одолжения от неё вряд ли можно ожидать. К тому же ещё булочник, торговец молоком, чаеторговец, зеленщик, старый долг мяснику. Как я могу разделаться со всей этой дрянью? Наконец, в последние 8-10 дней я занял несколько шиллингов и пенсов у кое-каких обывателей, что мне неприятнее всего; но это было необходимо, чтобы не подохнуть с голоду. Из моих писем ты, наверное, уже заметил, что я обычно переношу эту пакость с большим равнодушием, когда мне приходится самому её переживать, а не слышать о ней со стороны. Однако что поделаешь? Мой дом превратился в лазарет, и положение становится столь острым, что вынуждает меня посвятить ему всё мое внимание». Трое из шести детей Маркса умерли в этот трудный голодный период, но у Маркса не было денег даже чтобы купить гроб для умершего малыша.

Этот период лондонской эмиграции был для Маркса очень тяжёлым. Когда он не смог оплатить съёмное жильё, хозяйка квартиры вызвала полицию, и на все его вещи, включая постельные принадлежности, одежду, — даже на детскую колыбель и игрушки был наложен арест. Напуганные дети забились в угол комнаты и тайком лили слёзы. Маркс ничего не смог поделать. Несмотря на дождь, он отправился искать новую квартиру, но не нашлось никого, кто приютил бы его семью. Тут пришли и хозяева аптеки, хлебной и молочной лавок, чтобы потребовать долги. Женни, жена Маркса, стоя перед кредиторами, не знала, что предпринять. В конце концов было решено продать кровать, чтобы выручить денег и покрыть долги. Но только они погрузили кровать на телегу, как вернулись полицейские: они сказали, что переносить мебель в тёмное время суток незаконно, и ложно обвинили Маркса в том, что он с семьёй хотят тайком скрыться от кредиторов.

Испытывал ли Маркс личную неприязнь к России? Испытывал. Он обычно очень обстоятельно изучал материалы, прежде чем писать свои статьи и книги. Русского языка он не знал, и потому пользовался западной литературой. Многие из них содержали недостоверные сведения и писались с явной предвзятостью. Поскольку Маркс не мог проверить их справедливость по русским источникам, то пользовался тем, что было. Очевидно, что он и сам проникся негативным отношением к России, прочитав в достаточном количестве, что писали на Западе о Русском государстве и его народе.

Была и другая причина. Маркс тяжело переживал неудачу революции в Европе в 1848 году. Ведь он научно, как ему казалось, обосновал неизбежность падения буржуазного строя и прихода коммунистического общества. Революцию должен был осуществить пролетариат в нескольких развитых странах под руководством профессиональных революционеров. Всё так и шло, революция вспыхнула в нескольких европейских странах: Италии, Франции, Австрии, германских государствах, и казалось, дело шло к победе, но правительства справились, и волнения подавили. Маркс, естественно, начал искать причины. Одной из них была Россия, которая ввела войска в Венгрию и подавила там восстание. Но сделала она это по просьбе законного правительства Австрийской империи, поскольку Венгрия решила выйти из империи и собрала армию в 200 тысяч штыков. У австрийцев было только около 80 тысяч, и по просьбе австрийского императора Фердинанда Николай I послал около 150 человек войска, что, в итоге, и решило дело в пользу Австрии.

Подавление революции в Венгрии нанесло чувствительный удар по всему революционному движению. Правительства европейских государств ввиду возможной русской помощи почувствовали себя увереннее и сумели принять меры для недопущения беспорядков в будущем. Если не считать России, в Европе не было социалистических революций, коммунизм не пришёл, и вся социалистическая деятельность Маркса оказалась бессмысленной.

Но в середине XIX века социалисты ещё верили в свои идеи. Маркс и Энгельс всегда рассматривали период европейской реакции 50-х годов лишь как временный этап, как передышку, дарованную историей старому буржуазному обществу. Глубоко убежденные в том, что торжество контрреволюции будет недолговечным, они даже в самые чёрные дни реакции не переставали верить в скорый прилив новой революционной волны в Европе. Одним из главных препятствий для революции в Европе они считали Российскую империю, которая может помочь другим правительствам. Разгром царизма, устранение его реакционного влияния на Европу Маркс и Энгельс считали важнейшей предпосылкой для победоносной европейской революции. Если разрушить Российскую империю, полагали социалисты, то со своей буржуазией они справятся сами.

Характерную органическую неприязнь к России, а точнее, к её правительству, поскольку российский народ в Европе никого не интересовал, можно видеть и из отрывка из написанной в 1888 году работы Энгельса «Роль насилия в истории» в её части, посвящённой Крымской войне: «И когда последняя, наспех собранная, кое-как снаряженная и нищенски снабжаемая продовольствием армия потеряла в пути около двух третей своего состава (в метелях гибли целые батальоны), а остатки её оказались не в силах прогнать неприятеля с русской земли, тогда надменный пустоголовый Николай жалким образом пал духом и отравился».

Маркс с большим сочувствием относился к разного рода сочинениям, которые доказывали какой-нибудь экзотический характер происхождения русского народа. В письме от 24 июня 1865 года он радостно сообщал Энгельсу: «По поводу Польши я с большим интересом прочитал сочинение Элиаса Реньо (того самого, который издал «Историю Дунайских княжеств») «Европейский вопрос, ошибочно называемый польским вопросом». Из этой книги видно, что догма Лапинского, будто великороссы не славяне, отстаивается господином Духинским (из Киева, профессор в Париже) самым серьёзным образом с лингвистической, исторической, этнографической и так далее точек зрения; он утверждает, что настоящие московиты, то есть жители бывшего Великого княжества Московского, большей частью монголы или финны и так далее, как и расположенные дальше к востоку части России и её юго-восточные части. Из этой книги видно, во всяком случае, что дело очень беспокоило петербургский кабинет (ибо оно решительно положило бы конец панславизму). Всех русских ученых призвали писать ответы и возражения, но последние оказались на деле бесконечно слабыми. Аргумент о чистоте великорусского диалекта и его близости к церковно-славянскому в этих дебатах свидетельствовал больше как будто в пользу польской концепции, чем московитской. Во время последнего польского восстания Духинский получил от Национального правительства премию за свои «открытия». Было также доказано с геологической и гидрографической точек зрения, что к востоку от Днепра начинаются большие «азиатские» отличия, но сравнению с местами, лежащими к западу от него, и что Урал (это утверждал еще Мёрчисон [Р. И. Мёрчисон, Э. Вернёй, А. Кейзерлинг. «Геология европейской части России и Уральские горы»]) никоим образом не представляет границу. Выводы, к которым приходит Духинский: название Русь узурпировано московитами. Они не славяне и вообще не принадлежат к индо-германской расе, они незаконно вторгшиеся, которых требуется опять прогнать за Днепр и так далее. Панславизм в русском смысле, это - измышление кабинета и так далее. Я бы хотел, чтобы Духинский оказался прав и чтобы по крайней мере этот взгляд стал господствовать среди славян». Наверное, если бы кто-то доказал, что русские прилетели с Луны, Маркс был бы просто счастлив.

Российские социалисты, жившие, в основном, в западных странах, будучи и так противниками самодержавия, пропитывались западными настроениями неприязни к России. А под влиянием Маркса и Энгельса они своей главной задачей видели полное разрушение Российской империи. А что её жалеть, говорили они, вы почитайте Маркса, какое у неё гнусное прошлое и настоящее. Поэтому, когда в 1917 году из Европы и Северной Америки в Россию слетелись тучи социалистов, у них не было каких-либо моральных преград, чтобы разрушить страну. Ведь это в точности соответствовало идеям Маркса.

Отношение к России всегда было довольно своеобразное. На Западе периодически заявляют, что Россия — часть Европы, и европейские страны в нас нуждаются. Особенно ярко проявлялось это в XIX веке: «Европа нуждается в нас – да, действительно нуждалась, например, Австрия при Елизавете в русской крови и в русских штыках, чтобы спастись от штыков прусских; позднее нуждалась Пруссия в России, чтобы спастись от Наполеона; затем и Англия прибегала к той же помощи против того же врага, задумавшего континентальную систему; наконец, Австрия опять ощутила крайнюю нужду в России, когда венгры наступили ей на горло; сколько услуг, сколько оказанной помощи! Но вот что замечательно и чего бы не следовало забывать: вздумалось, наконец, России сделать что-нибудь для самой себя, а не для других, поступить хоть один раз в духе своей исторической политики, именно в вопросе Восточном, и в тот же день сложилась против нее общеевропейская коалиция» (Самарин Н.Ф., «По поводу мнения "Русского Вестника" о занятиях философиею, о народных началах и об отношении их к цивилизации»).

Так ведь то же самое повторилось в XX веке. Едва мы ценой колоссальных жертв свалили Гитлера, как тут же под главенством англо-саксов против вновь сложилась коалиция. «Союзные державы расходятся между собою в точках отправления и в самых существенных своих интересах; но они сходятся в одном — в желании всякого зла России, и это одно поддерживает самый искусственный из всех, когда-либо бывших союзов». Это не про НАТО, это Самарин писал о том союзе, который развязал Крымскую войну, но ведь так актуально и для наших дней, для XXI века.

На первый взгляд, в культурном плане мы с европейцами схожи. Поскольку мы очень много взяли из Европы, то у нас с ней одна наука, одна литература, живопись, театр. Законодательные системы отличаются незначительно, конституции везде одинаково либеральные. Но если взять психологию, то здесь отличия очевидны, и тому есть несколько причин: разная история, разное географическое положение, разная вера, некоторая разница в представлении о моральных и духовных ценностях. Историк и правовед Кавелин описал разницу в развитии России и Европы в очерке «Взгляд на юридический быт древней России»: «Все некогда обширные и сильные государства, основанные славянами, пали. Одна Россия, государство тоже славянское, создалась так крепко и прочно, что вынесла все внешние и внутренние бури, и из каждой выходила как будто с новыми силами. Её судьба – совсем особенная, исключительная в славянском мире, отчасти истреблённом, отчасти порабощённом и угнетённом в прочих его отраслях. Это делает её явлением совершенно новым, небывалым в истории...Удивительное дело! На одном материке, разделённые несколькими народами, Европа и Россия прожили много веков, чуждаясь друг друга, как будто с умыслом избегая всякого близкого соприкосновения. Европа о нас ничего не знала и знать не хотела; мы ничего не хотели знать об Европе. Были встречи, но редкие, какие-то официальные, недоверчивые, слишком натянутые, чтоб произвести действительное сближение. Ещё и теперь, когда многое переменилось, Европа больше знает какие-нибудь Караибские острова, чем Россию [напоминаем, очерк написан в 1846 году]. Есть что-то странное, загадочное в этом факте...В истории – ни одной черты сходной и много противоположных. В Европе дружинное начало создает феодальные государства; у нас дружинное начало создает удельное государство. Отношение между феодальной и удельной системой – как товарищества к семье. В Европе сословия – у нас нет сословий; в Европе аристократия – у нас нет аристократии; там особенное устройство городов и среднее сословие – у нас одинаковое устройство городов и сёл и нет среднего, как нет и других сословий; в Европе рыцарство – у нас нет рыцарства; там церковь, облечённая светскою властью в борьбе с государством, – здесь церковь, не имеющая никакой светской власти и в мирском отношении зависимая от государства; там множество монашеских орденов, – у нас один монашеский орден и тот основан не в России; в Европе отрицание католицизма, протестантизм, – в России не было протестантизма; у нас местничество – Европа ничего не знает о местничестве; там сначала нет общинного быта, потом он создаётся, – здесь сначала общинный быт, потом он падает; там женщины мало-помалу выходят из-под строгой власти мужчин – здесь женщины, сначала почти равные мужчинам, потом ведут жизнь восточных женщин; в России, в исходе XVI века, сельские жители прикрепляются к земле – в Европе, после основания государств, не было такого явления».

Так всё-таки, если брать мировоззрения, мы Европа или нет? Скорее всего, нет. «Примкнув к семье романских и германских народов, мы твёрдо уверились, что нам предстоит и двигаться в круге идей и направлений, выработанных их жизнью и трудами; а на поверку оказывается, что общего у нас с этими народами одни только свойственные всем людям стремления и задачи, всё же остальное – вовсе непохоже на европейское, и мы, может быть, более чем когда-либо предоставлены собственным средствам и усилиям» (Кавелин «Мысли и заметки по русской истории»).

Гумилёв относил Россию к Евразии, причём под Евразией он понимал не только континент, но и сформировавшийся в центре его суперэтнос с тем же названием. Суперэтносом он называл этническую систему, состоящую из нескольких этносов, возникающих в одном ландшафтном регионе. Этносом же называется естественно сложившийся на основе оригинального стереотипа поведения коллектив людей, существующий как система, которая противопоставляет себя другим подобным системам. Для этноса, по Гумилёву, характерна комплиментарность — подсознательное ощущение взаимной симпатии и общности людей, определяющих деление на «своих» и «чужих». В средние века этнос во многом определялся вероисповеданием. Гумилёв следующим образом определял принадлежность к русскому этносу: «Единственной связующей нитью для всех русских людей XIV века оставалась православная вера. Всякий, кто исповедовал православие и признавал духовную власть русского митрополита, был своим, русским» («От Руси к России»).

Если рассматривать нынешние времена, то у жителей Европы много общего, в частности, культура и история, вследствие чего они друг друга считают «своими». Хотя мы много взяли из Европы, но имеем отличную от тех народов историю, культурный фундамент и религию. Поэтому, они для нас — «чужие». Здесь мы имеем два этноса: россиян и европейцев. В то же время, в нашей стране есть люди, которые хотя и имеют российское гражданства, и даже считающие себя русскими, но утверждают, что полностью разделяют европейскую «систему ценностей», то есть сами относят себя к европейскому этносу. Следовательно, для тех, кто считает себя частью российского этноса, такие люди — чужие.

Говоря о Евразии, Гумилёв отмечал, что этот континент за исторически обозримый период объединялся три раза. Сначала его объединили тюрки, создавшие каганат который охватывал земли от Жёлтого моря до Чёрного. На смену тюркам пришли из Сибири монголы. Затем, после периода полного распада и дезинтеграции, процесс объединения возглавила Россия: с XV века русские двигались на восток и вышли к Тихому океану. Такой объединённой Евразии во главе с Российской империей противостояли: на западе — католическая Европа, на юге — мусульманский мир. На востоке российская Евразия ограничивалась Китаем.

Гумилёв, сильно пострадавший от большевистской власти, естественно, её не очень любил, как и идеи, лежащие в её основе. Но как историк, осознавал и противоположность этих идей самому естественному ходу русской истории. Его жизненный опыт приучил его осторожно критиковать марксистские идеи: «Исторический опыт показал, что, пока за каждым народом сохранялось право быть самим собой, объединённая Евразия успешно сдерживала натиск и Западной Европы и Китая и мусульман. К сожалению, в XX веке мы отказались от этой здравой и традиционной для нашей страны политики и начали руководствоваться европейскими принципами — пытались всех сделать одинаковыми. А кому хочется быть похожим на другого? Механический перенос в условия России западноевропейских традиций поведения дал мало хорошего, и это неудивительно. Ведь российский суперэтнос возник на 500 лет позже. И мы, и западноевропейцы всегда это различие ощущали, осознавали и за «своих» друг друга не считали...Наш возраст, наш уровень пассионарности [как характеристика поведения — избыток биохимической энергии живого вещества, проявляющийся в способности людей к сверхнапряжению] предполагает совсем иные императивы поведения. Это вовсе не значит, что нужно с порога отвергать чужое. Изучать иной опыт можно и должно, но стоит помнить, что это именно чужой опыт. Так называемые цивилизованные страны относятся к иному суперэтносу — западноевропейскому миру, который ранее назывался «Христианским миром» [трудно понять, почему к этому миру на Западе не относили православную Россию]...Конечно, можно попытаться «войти в круг цивилизованных народов», то есть в чужой суперэтнос. Но, к сожалению, ничто не даётся даром. Надо осознавать, что ценой интеграции России с Западной Европой в любом случае будет полный отказ от отечественных традиций и последующая ассимиляция» («От Руси к России»).

Возможен ли англо-саксонский социализм?

Социализм и коммунизм — весьма неоднозначные понятия. Своё представление о них было у Маркса, другое — у Ленина, третье — у Горбачёва, иные у Фиделя Кастро и Мао Цзедуна.

Люди, конечно, бывают разные, но общепринятый образ мышления в западных странах связан с накоплением богатства и стремлением иметь как можно больше денег. Динамика развития западного общества основывается на потакании всё большему количеству чрезмерных и неразумных потребностей. В противоположность этому, коммунизм предусматривает полное удовлетворение потребностей, но разумных потребностей.

Надёжные и точные часы — естественная потребность, но золотые часы с бриллиантами — вещь бессмысленная, предназначенная для удовлетворения тщеславия и показа своей успешной жизни, в которой много денег и богатства. Если у вас порвался носок, вы можете выкинуть его и купить новый. Но его можно заштопать и носить дальше. В этом случае вам потребуется меньше носков и, соответственно, меньше денег для нормальной жизни. Разумные потребности не требуют стремиться к богатству.

Карл Маркс не только писал о разумных потребностях, он и сам негативно относился к богатым людям и к их стремлению раздобыть как можно больше денег. Радость жизни для него была не в тщеславной демонстрации своих доходов перед окружающей публикой. «Если мы избрали профессию, в рамках которой мы больше всего можем трудиться для человечества, то не согнёмся по её бременем, потому что это — жертва во имя всех; тогда мы испытаем не жалкую, ограниченную, эгоистическую радость, а наше счастье будет принадлежать миллионам, наши дела будут жить тогда тихой, но вечно действенной жизнью, а над нашим прахом прольются горячие слёзы благородных людей». Это сочинение под названием «Размышления юноши при выборе профессии» Маркс написал, когда ему было семнадцать лет. В то время он как раз окончил гимназию и перед ним стоял выбор: продолжать учиться или начинать работать. Его товарищи мечтали быть поэтами, учёными, философами, или собирались стать миссионерами, пасторами, или рассчитывали, что смогут жить в роскоши в буржуазных семьях. Маркс не исходил, как они, из эгоистических принципов и не делал критерием выбора профессии личное счастье, он обдумывал этот вопрос с точки зрения познания общества и жизненной позиции.

Карл Маркс родился в состоятельной семье, в 23 года получил степень доктора наук, в 25 лет взял в жёны девушку из родовитой семьи и стал главным редактором либеральной «Рейнской газеты», выходившей в Кёльне. Он мог стать «сэром Марксом», «министром Марксом», «директором банка Марксом», «профессором Марксом», однако он отказался от всего этого и выбрал профессию, на поприще которой мог принести человечеству больше пользы, и сорок лет скитался по Европе во имя своей теории общественного развития и революции. Маркс был беден и терпел лишения, из его семи детей выжили только три девочки. В марте 1883 года он уснул вечным сном, сидя за письменным столом. Его идеи потрясли мир, затем их значение упало, но нельзя сказать, что они оказались неверны, поскольку история мира ещё не закончилась, а основные противоречия капитализма, на которые первым указал Маркс, никуда не делись.

Во все времена система моральных ценностей в любом обществе была противоречива: с одной стороны, в почёте была умеренность, с другой стороны, также ценились богатство и власть. Запад всегда утверждал, что его общество построено на христианских ценностях. Но это не совсем точно. Есть и вторая часть его системы ценностей, взятая из языческого Рима. Люди в древних обществах делились на тех, у кого была свобода и власть и на остальных, которые были в подчинении. А власть вытекала из наличия богатства. В более редких случаях было наоборот, из власти вытекало богатство. В любом случае власть и богатство были тесно связаны. Поэтому всякий человек стремился разбогатеть, получить какую-то власть и с ней — некоторую свободу. Отсюда вытекало тяга большинства людей к богатству. В зависимости от темперамента, у одних она было сильнее, у других — слабее. В Риме, как огромной империи, богатства и власти было много, это были высшие общественные ценности.

Когда христианство стало государственной религией в Римской империи, возникла противоречивая мораль. С одной стороны, стремление к богатству, что было естественным для древних обществ, и, с другой стороны, скептическое отношению к желанию разбогатеть, что вытекало из Евангелий, и из самого общественного статуса Иисуса. Ведь почему его не признало подавляющее число иудеев, и прежде всего священники? Они ждали мессию, который будет как царь, подобный Давиду, и который возглавит борьбу за освобождение народа. И если Бог решил, что его Сын должен принять образ человеческий, то почему Иисус не родился в царской семье? Ведь всё было бы проще: иудеи бы ему поверили, слушали бы его заповеди и приняли бы новую веру без сопротивления. Но Иисус появился в семье небогатого плотника. А поскольку он был Бог в образе человека, то естественно, что всё, что с ним было связано, стало бесспорным образцом для его последователей. Образцом стал человек, который своим трудом зарабатывают небольшие средства, достаточные для простой жизни.

Языческий римский мир продолжал жить своей жизнью, главным смыслом которой было стремление разбогатеть. Этот римский мир долгое время существовал отдельно от мира христианского, пока в IV веке император Константин не решил их объединить. Римские аристократы и купцы начали приобщаться к заповедям Иисуса, который проповедовал скромность и нестяжательство. А что же делать с накопленным богатством, неужели всё раздать и кардинально изменить свой образ жизни?

Евангелист Матфей как-то записал одну историю, то самую, знаменитую, про верблюда, богача и игольное ушко. Суть её в следующем. Когда Иисус проповедовал в Иудее, к нему подошёл юноша и спросил, что ему нужно сделать доброго, что обрести жизнь вечную. Юноша был из состоятельной семьи и страдал сребролюбием, то есть любил деньги. Он подошёл к Иисусу как к обычному человеку, поскольку считал Его просто иудейским учителем. Иисус ответил: «Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди». Юноша спросил какие заповеди, поскольку предположил, что, кроме заповедей закона (Синайских), есть ещё другие. Иисус перечислил: «Не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя». Юноша ответил, что всё это он соблюдает и вновь спросил «чего ещё недостает мне?». Иисус дал ему трудную заповедь: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мной». Услышав эти слова, юноша отошёл с печалью, поскольку у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам: «Истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное». Действительно, не столько имеют препятствий на пути к спасению те, которые владеют немногим, сколько те, которые погружены в бездну богатства, — потому что страсть к богатству тогда бывает сильнее. Приращение богатства всё более и более разжигает пламя страсти и делает богачей беднее прежнего: возбуждая в них беспрестанно новые пожелания, заставляет через то сознавать всю свою нищету. Эта страсть проявила себя и в данном случае. Юношу, который с радостью и усердием подошёл к Иисусу, так помрачила она, что, когда Иисус повелел ему раздать своё имение, он не мог даже дать Ему никакого ответа, но отошёл от Него молча, с поникшим лицом и с печалью. Иисус своими словами порицал не богатство, но тех, которые пристрастились к нему.

Но для чего же Иисус сказал Своим ученикам, что трудно богачу войти в царствие небесное, когда они были бедны и даже ничего не имели? Для того чтобы научить их не стыдиться бедности. Сказав, что невозможно богатому войти в Царство Небесное, Иисус далее показал, что не просто невозможно, но и в высшей степени невозможно, что и объясняет примером верблюда и игольного ушка: «И ещё говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие». Ученики смутились, слыша Его слова, а Он добавил: «человекам это невозможно, Богу же всё возможно». Он понимал, что мало кто решиться всё отдать.

Церковь начала искать компромис: как и заповеди соблюсти, и привычные римские обычаи не разрушить. Решение нашли в том, что не обязательно было всё раздавать, а достаточно и части, и направлять эту часть на милостыню, строительство храмов и приютов для больных и сирот.

После крушения Западной Римской империи время несметных богатств прошло, и народы Европы жили скудно и потому в достаточном согласии с заповедями Иисуса. Но с конца XV века ситуация стала меняться. Города-республики Северной Италии, прежде всего Генуя, Флоренция и Венеция, сильно разбогатели на средиземноморской торговли. У тех семей, которые правили этими городами, скопились значительные средства, которые хотелось ещё более приумножить. Накопления денег связано со многими преступлениями. Нужно было какое-то моральное успокоение. Но ведь рядом был Рим, а в нём — папы, большей частью итальянцы, в том числе и Медичи из Флоренции. В те времена папы тоже любили деньги и были очень богатыми людьми. Поэтому у них был и личный стимул, чтобы морально обосновать стремление к обогащению. Кроме как из Италии, папы были и из Испании, в которой появилось много состоятельных людей вследствие большого притока золота из недавно открытой Америки. Папы стали объяснять, что быть богатым — это нормально, раз Бог это допустил.

Однако аморальность верхушки католической церкви была крайне неприятна большей части прихожан. Ведь ещё апостол Павел в первом письме Тимофею писал: «Корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям». Недовольство жизнью и деятельностью римской верхушки вылилось в Реформацию и появлением новых направлений в христианстве, которые больше не подчинялись Римско-католической Церкви: протестанты, кальвинисты, англикане и прочие. Фактически, это была попытка вернуться к евангельским нормам жизни.

Открытие новых торговых путей в Индию и Америку вызвало приток значительных доходов в западно-европейские морские державы: Португалию, Испанию, Францию, Англию, Нидерланды. Развитие науки и промышленная революция в XVII веке увеличили производительность труда. Европа, которая была бедной по сравнению с Востоком в средние века, начала богатеть. Вопрос о размере достаточного богатства с точки зрения христианской морали становился актуальным для всё большего количества людей. Протестантская точка зрения, казалось, наилучшим образом соответствовала идеям Иисуса. Действительно, Он был не из богатой, но и не из бедной семьи. Его отец и Он сам честно работали, и семья не знала нужды. Вот вам образец для любого человека. Честность, умеренность и трудолюбие стали основой протестантской добродетели. Но если вы ведёте жизнь экономную и трудолюбивую, то какой-то достаток в семье образуется. Вы имеете больше, чем нужно для текущей жизни, но ведь всякое может случиться, поэтому некоторый запас на «чёрный день» будет крайне полезен, чтобы этот чёрный день пережить с наименьшими неприятностями.

Если вы честно трудитесь, то естественно возникает желание гордиться этим перед знакомыми и соседями. Как показать это другим? Если вы не бедны, то в состоянии покупать себе новую одежду и иметь благоустроенный дом. Поэтому в Западной Европе внешнему виду стали придавать большое значение. Конечно, можно ходить и в старом платье или пальто, и если их подлатать, они вполне ещё могут согреть. Но если вы не можете купить себе нового, значит вы — бедны, а трудолюбивый человек не может быть беден. Следовательно бедный — это ленивый. Правда, в редких случаях к бедности могут привести и всякие несчастные события, и таких людей нужно жалеть и помогать как лично, так и через разные благотворительные организации.

Когда Маркс и Энгельс в середине XIX века анализировали современное им общество, в котором были крупные фабрики и заводы, на которых трудились миллионы рабочих, они считали, что развитие капитализма приводит к обнищанию большого количества людей. Одной из причин этого были кризисы перепроизводства. Если предприятие выпускает продукцию, которая по каким-то причинам плохо продаётся, то такое предприятие несёт убытки и сокращает производство или вовсе останавливается. Вследствие этого рабочие оказываются без работы и бедствуют. Кроме того, владельцам предприятий выгодна безработица, поскольку в этой ситуации человек согласен на любую работу при любых условиях и за любые деньги. То есть капиталисту легче эксплуатировать рабочего.

Избежать этих кризисов, как полагал Маркс, можно лишь одним способом: когда вся продукция производства будет принадлежать не одному или небольшой группе людей, а всему обществу, которое сможет распределять её среди всех членов общества по-справедливости. Общество сможет разумно планировать, что нужно производить, исходя из потребностей каждого человека, но, конечно, разумных потребностей. Ясно, что каждому нужно пальто, но вот соболья шуба — это уже завышенные требования.

Естественно, что владельцы заводов и фабрик добровольно ничего не отдадут поэтому, считал Маркс, революция, то есть насильственные действия, неизбежна. Её совершит пролетариат — рабочие завод и фабрик, которые больше всего страдают в капиталистическом обществе. Маркс, и его друг Энгельс видели, что в Западной Европе созрели все условия для революции, но так и не дождались её. Помимо материальных условий жизни, а также сложившихся в обществе отношений между владельцами предприятиями и наёмными работниками, существует ещё психология людей, которая может иметь большую силу, чем объективно складывающиеся производственные отношения.

Говоря о национализации производства, Маркс имел в виду прежде всего крупные фабрики и заводы, где эксплуатация и бессилие рабочих были особенно сильны. В случае революции такие рабочие улучшили бы свою жизнь. Но было ещё большое количество небольших по размерам предприятий. Их владельцы сами работали, имели нескольких наёмных работников, к которым относились хорошо, иногда даже по-семейному. Рано или поздно волна обобществления должна была докатиться и до них, что их изрядно пугало, поскольку большинство таких небольших предприятий создавались упорным трудом их собственников, как правило, в течение нескольких поколений. Они были потомками многочисленных городских ремесленников, составлявших основное население средневековых европейских городов. Конечно, такие люди были противниками пролетарской революции, которая им кроме хаоса в экономической жизни ничего бы не дала.

Правда, Маркс причислял их к потенциальным сторонникам социализма. Он считал, что крупное производство отнимает рынок сбыта у мелких производителей, они разоряются и пополняют ряды рабочего класса. Но это было лишь предположением, точно этого знать было невозможно. Крупные предприятия были не единственной причиной разорения малого предпринимательства, были десятки других причин, и люди психологически к этому привыкали и умели находить разные пути решения проблемы, и им вовсе не обязательно было бросать всё и бежать на завод. Кроме того, с развитием промышленности, торговли и науки появлялись новые отрасли производства, и открывались новые возможности для небольших предприятий, для которых поэтому капитализм сам по себе не был помехой.

Развитие общества требовало всё большего числа образованных людей, которые жили, конечно, лучше пролетариата и не хотели никаких сносящих всё революций, а стремились добиться более справедливого и разумного государства мирным путём через выборы, пропаганду в газетах, формированию нужной общественной атмосферы.

Самим капиталистам настроения в обществе были не безразличны. Они не хотели доводить рабочих до крайней ситуации, когда начинаются забастовки и беспорядки. Владелец предприятия уменьшает зарплату не по своей злобе, а из-за производственных проблем, когда доходы начинают падать. Фабриканты и заводчики готовы по возможности платить своим работникам такую зарплату, чтобы те нормально жили и в стране было спокойствие, порядок и предсказуемость. Этого хотят все.

В то же время не стоит недооценивать возможность совершенствоваться для капиталистической системы и желания самих капиталистов улучшить производство и жизнь людей. Генри Форд писал в своей книге «Моя жизнь, мои достижения»: «Если бы я преследовал только своекорыстные цели, мне не было бы нужды стремиться к изменению установившихся методов. Если бы я думах только о стяжании, нынешняя система оказалась бы для меня превосходной; она в преизбытке снабжает меня деньгами Но я помню о долге служения. Нынешняя система не даёт высшей меры производительности, ибо способствует расточению во всех его видах; у множества людей она отнимает продукт их труда».

Маркс и Энгельс указывали на необходимые условия созревания предпосылок для революции. Они определялись, по их мнению, возникновением определённых материальных условий жизни и образовании вполне определённых производственных отношений. Для того, чтобы в результате революции (мирной или нет) капиталистические отношения сменились коммунистическими, необходимо было появление в рабочего класса. «Развитие условий, необходимых для существования многочисленного, сильного, сплоченного и сознательного пролетариата, идёт рука об руку с развитием условий существования многочисленной, богатой, сплоченной и могущественной буржуазии». (Энгельс, «Революция и контрреволюция в Германии», 1852 г.). Таким образом, развитие буржуазии приводит к появлению сильного пролетариата и появляются условия для революции. Это — процесс объективный, не зависящий от воли отдельных людей. Процесс перехода от первобытно-общинного строя к рабовладельческому, затем — к феодальному, далее — капиталистическому (буржуазному) — это явление закономерное. Маркс предположил (хотя он считал, что это — закон), что капиталистический строй сменится коммунистическим, при котором частная собственность на средства производства (станки, здания, машины и тому подобное) будет ликвидирована, и эти средства будут в совместной собственности всего общества.

Но сам по себе такой процесс не произойдёт, его должны осуществить конкретные люди. Переход от феодализма к капитализму осуществила буржуазия, жившая, в основном, в городах и занимавшаяся промышленным производством и торговлей. Переход к коммунизму, по мысли Маркса, должен был осуществить пролетариат. Не весь, конечно, а его наиболее развитая часть под руководством некоей партии. Здесь всё зависело от людей, то есть — это процесс субъективный. Деятельность такой партии есть второе, достаточное, условие для осуществления революционного перехода от капитализма к капитализму.

Если необходимое условие — создание материальных предпосылок — есть процесс объективный и потому осуществляющийся непременно, то достаточное условие — организация революционного процесса партией, есть процесс субъективный. Именно поэтому революция может оказаться и неудачной, а если она и произойдёт, то её результат в конкретной стране может сильно различаться в зависимости от поведения конкретных людей. Поэтому, хотя предпосылки для коренных преобразований созрели во многих странах, революции произошли только в некоторых. Понятно, что и результат, то есть какой конкретно формы получился социализм (как первая фаза коммунизма), зависело от конкретной страны. Отсюда и возникают русский (российский), китайский, кубинский и другие социализмы.

При определённых условиях возможен был и мирный переход к социализму. О такой возможности в 1886 году писал Энгельс в предисловии к английскому изданию «Капитала»: «Несомненно, что в такой момент должен быть услышан голос человека, теория которого представляет собой результат длившегося всю его жизнь изучения экономической истории и положения Англии, голос человека, которого это изучение привело к выводу, что, по крайней мере в Европе, Англия является единственной страной, где неизбежная социальная революция может быть осуществлена всецело мирными и легальными средствами. Конечно, при этом он никогда не забывал прибавить, что вряд ли можно ожидать, чтобы господствующие классы Англии подчинились этой мирной и легальной революции без "бунта в защиту рабства"».

Возможен, правда пока ещё не реализованный, англо-саксонский социализм, о котором всемирно известный писатель Герберт Уэллс рассказал Сталину. Их беседа состоялась 23 июля 1934 года. В это время на Западе бушевал экономический кризис, названный Великой депрессией. Он начался в 1929 году и с 1933 года начал постепенно ослабевать. Кризис, основном, затронул англо-саксонские страны — Великобританию, США и Канаду, а также Францию и Германию. Промышленное производство было отброшено к уровню начала XX века, то есть на 30 лет назад; в развитых странах насчитывалось около 30 млн безработных; ухудшилось положение фермеров, мелких торговцев, представителей среднего класса. Многие оказались за чертой бедности, резко снизилась рождаемость. По всей территории США от 25 до 90 % детей страдали от недоедания В 1930-х годах в Северной Америке разразился массовый голод, который привёл к многочисленным маршам и забастовкам. Возросло число сторонников как коммунистических, так и фашистских партий, особенно в Европе.

После успеха нацистской партии на нескольких подряд парламентских компаниях президент Гинденбург 30 января 1933 года назначил Гитлера рейхсканцлером. Вскоре Гитлер объявил курс на роспуск парламента и проведение досрочных парламентских выборов. 5 марта 1933 года на выборах в Рейхстаг национал-социалистическая партия Гитлера набрала 44%, социал-демократы — 18%, коммунисты — 12%. Германия окончательно покончила с социализмом, хотя в XX веке была первым претендентом на его победу.

На таком политическом фоне проходила беседа. Уэллс, побывав в США, рассказывал о социалистических преобразованиях президента Рузвельта: «Моя поездка в Соединенные Штаты произвела на меня потрясающее впечатление. Рушится старый финансовый мир, перестраивается по-новому экономическая жизнь страны...Мне кажется, что в Соединённых Штатах речь идет о глубокой реорганизации, о создании планового, то есть социалистического хозяйства. Вы и Рузвельт отправляетесь от двух разных исходных точек. Но не имеется ли идейной связи, идейного родства между Вашингтоном и Москвой?». Удивительно, но Уэллс находит нечто схожее в развитии капиталистической страны с классической демократией и социалистической страны диктатуры пролетариата с авторитарной формой правления. Сталин ответил, что цели проводимых преобразований в обеих странах разные: США хотят ликвидировать последствия кризиса, Советский Союз хочет уничтожить основания для возникновения подобных кризисов. По его словам «если те американцы, о которых Вы говорите, частично добьются своей цели, то есть сведут к минимуму этот ущерб, то и в этом случае они не уничтожат корней той анархии, которая свойственна существующей капиталистической системе. Они сохраняют тот экономический строй, который обязательно должен приводить, не может не приводить к анархии в производстве. Таким образом, в лучшем случае речь будет идти не о перестройке общества, не об уничтожении общественного строя, порождающего анархию и кризисы, а об ограничении отдельных отрицательных его сторон, ограничении отдельных его эксцессов». Сталин выразил сомнение, что меры Рузвельта приведут к плановой экономике. Он считал, что капиталисты сознательно будут поддерживать безработицу: «ни один капиталист никогда и ни за что не согласится на полную ликвидацию безработицы, на уничтожение резервной армии безработных, назначение которой — давить на рынок труда, обеспечивать дешевле оплачиваемые рабочие руки. Вот Вам уже одна прореха в «плановом хозяйстве» буржуазного общества».

Слова Сталина были совершенно справедливы для того времени, но в наши дни ситуация изменилась. Для стран Европы сейчас характерна нехватка работников, и это при том, что автоматизация сократила очень много рабочих мест. Например, по оценкам, в Германии к 2030 году будет не хватать около 8 миллионов работников. Из нынешних 80 миллионов населения этой страны около 10 миллионов приехали в последние 50 лет из России, Восточной Европы, Турции, а в последние годы — из стран Ближнего и Среднего Востока. А людей всё равно не хватает.

Сомневаясь в американском социализме, Сталин привёл ещё один аргумент: «Плановое хозяйство предполагает далее, что усиливается производство в тех отраслях промышленности, продукты которых особенно нужны народным массам. А Вы знаете, что расширение производства при капитализме происходит по совершенно иным мотивам, что капитал устремляется в те отрасли хозяйства, где более значительна норма прибыли. Никогда Вы не заставите капиталиста наносить самому себе ущерб и согласиться на меньшую норму прибыли во имя удовлетворения народных нужд. Не освободившись от капиталистов, не разделавшись с принципом частной собственности на средства производства, Вы не создадите планового хозяйства».

Но в наше время эта проблема в значительной мере решена. Государства Запада стали настолько богаты, что могут позволить себе дотировать производство с низкой прибылью или вовсе убыточное, но имеющее социальное значение. Например, сельское хозяйство и угольную промышленность. Получая финансовою помощь от правительства, даже убыточное производство может продолжать работу.

В ходе беседы Уэллс рассказал о некоем англо-саксонском социализме: «если страна в целом приемлет принцип планового хозяйства, если правительство понемногу, шаг за шагом, начинает последовательно проводить этот принцип, то в конечном счёте будет уничтожена финансовая олигархия и водворится социализм в том смысле, в каком его понимают в англо-саксонском мире. Рузвельтовские лозунги «нового порядка» имеют колоссальный эффект и, по-моему, являются социалистическими лозунгами».

В словах Уэллса была логика и он описал ситуацию, о которой говорил Ленин: «Если крупнейшее капиталистическое предприятие становится монополией, значит оно обслуживает весь народ. Если оно стало государственной монополией, значит государство (то есть вооруженная организация населения, рабочих и крестьян, в первую голову, при условии революционного демократизма) — государство направляет все предприятие — в чьих интересах? — либо в интересах помещиков и капиталистов; тогда мы получаем не революционно-демократическое, а реакционно-бюрократическое государство, империалистскую республику, — либо в интересах революционной демократии; тогда это и есть шаг к социализму. Ибо социализм есть не что иное, как ближайший шаг вперёд от государственно-капиталистической монополии. Или иначе: социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией». («Грозящая катастрофа и как с ней бороться», 1917 г.).

Относительно конкретной американской ситуации Сталин объяснил Уэллсу, что шаг к социализму Рузвельт сделать не сможет, поскольку «нельзя забывать о функциях государства в буржуазном мире. Это — институт организации обороны страны, организации охраны «порядка», аппарат собирания налогов. Хозяйство же в собственном смысле мало касается капиталистического государства, оно не в его руках. Наоборот, государство находится в руках капиталистического хозяйства. Банки, крупное производство, железные дороги, даже армия квалифицированного труда, инженеры, техники, — всё принадлежит не государству, а капиталу, и работает на него».

Уэллс, в свою очередь, предложил последовательность перехода к англо-саксонскому социализму: «Благодаря изобретениям и современной науке приведены в действие громадные силы, ведущие к лучшей организации, к лучшему функционированию человеческого коллектива, то есть к социализму. Организация и регулирование индивидуальных действий стали механической необходимостью, независимо от социальных теорий. Если начать с государственного контроля над банками, затем перейти к контролю над транспортом, над тяжёлой промышленностью, над промышленностью вообще, над торговлей и так далее, то такой всеобъемлющий контроль будет равносилен государственной собственности на все отрасли народного хозяйства. Это и будет процессом социализации. Ведь социализм, с одной стороны, и индивидуализм — с другой, не являются такими же антиподами, как чёрное и белое. Между ними имеется много промежуточных стадий. Имеется индивидуализм, граничащий с бандитизмом, и имеется дисциплинированность и организованность, равносильная социализму. Осуществление планового хозяйства зависит в значительной степени от организаторов хозяйства, от квалифицированной технической интеллигенции, которую можно, шаг за шагом, завоевать на сторону социалистических принципов организации».

Что касается планирования и прогнозирования, являющимися обязательной особенностью социализма, то в настоящее время при широком внедрении вычислительных машин этим успешно занимается каждый капиталист, поскольку он должен чётко знать, какая продукция нужна покупателю, ибо это и принесёт наибольшую прибыль. Но этим занимается и государство, чтобы эффективно планировать выделение финансовой помощи как производству, так и гражданам.

Но для тех времён, когда проходила беседа, Сталин сделал вывод, опираясь на опыт Советского Союза: «Дать наиболее полное удовлетворение этим личным интересам может только социалистическое общество». Дальше он задал естественный для 30-х годов XX века вопрос: «Но разве можно отрицать контраст между классами, между классом имущих, классом капиталистов, и классом трудящихся, классом пролетариев? С одной стороны, класс имущих, в руках которых банки, заводы, рудники, транспорт, плантации в колониях. Эти люди не видят ничего, кроме своего интереса, своего стремления к прибыли. Они не подчиняются воле коллектива, они стремятся подчинить любой коллектив своей воле. С другой стороны, класс бедных, класс эксплуатируемых, у которых нет ни фабрик, ни заводов, ни банков, которые вынуждены жить продажей своей рабочей силы капиталистам и которые лишены возможности удовлетворить свои самые элементарные потребности. Как можно примирить такие противоположные интересы и устремления?».

Мы знаем, что современным странам в значительной мере удалось «примирить такие противоположные интересы и устремления». Острых конфликтов между наёмными работниками и владельцами производств не возникает, большинство населения в развитых странах имеют высокий уровень жизни, и если вспомнить лозунг Манифеста коммунистической партии: «Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей». Теперь пролетариям есть, что терять в хаосе революции: высокий достаток, спокойствие и благополучие.

Дальше разговор зашёл о самой революции. Уэллс спросил: «Восстают ли когда-либо массы сами? Не считаете ли Вы установленной истиной тот факт, что все революции делаются меньшинством?», на что получил весьма примечательный ответ: «Для революций требуется ведущее революционное меньшинство, но самое талантливое, преданное и энергичное меньшинство будет беспомощно, если не будет опираться на хотя бы пассивную поддержку миллионов людей...Частично и на полуинстинктивную, и на полусознательную поддержку». Эти слова Сталина подтверждают, в общем-то понятную истину, что в каждой стране если и будет, то какой-то свой, особенный социализм. Во-первых, это определяется характером и психологией тех людей, которые составят это «революционное меньшинство». Во-вторых, поскольку при революции меняется только правительство, а народ остаётся, то на том социализме, который получится, будут сказываться и народные обычаи, и народный темперамент, и многовековая народная история.

В настоящее время США отстоят от социализма ещё дальше, чем во времена Уэллса. На первый взгляд, политическая система этого государства выглядит весьма устойчивой. Но гарантии, что такое состояние будет сохраняться продолжительное время, нет. Основное противоречие капитализма — между общественным способом производства и частным присвоением его результатом никуда не ушло. Разница между богатыми и небогатыми постоянно увеличивается, и это может когда-нибудь взорваться. Например, если какие-нибудь жизненно важных ресурсов станет не хватать, то они будут доступными только состоятельным гражданам. Остальные окажутся в отчаянном положении, и возникнет революционная ситуация. Те же страны, где правительство будет иметь реальную силу для справедливого распределения дефицитных ресурсов среди всего населения, может пройти такие кризисы без катастрофических потрясений. Социализм пока хотя и проигрывает капитализму по экономической эффективности, но справедливости в нём несомненно больше.

Разное понятии о свободе в России и на Западе.

Одно из наиболее запутанных понятий человеческой психологии — это свобода. Понимание свободы у советского человека отличалось от западных представлений и это относилось не к идеологии, а к психологии и привычному укладу жизни. Русские эмигранты, вынужденные жить на Западе, сразу отмечали это. Вот как описывал свои наблюдения Федотов, который с 1926 по 1940 годы жил во Франции, а после немецкой оккупации перебрался в США: «Немало советских людей повидали мы за границей — студентов, военных, эмигрантов новой формации. Почти ни у кого мы не замечаем тоски по свободе, радости дышать ею. Большинство даже болезненно ощущает свободу западного мира как беспорядок, хаос, анархию. Их неприятно удивляет хаос мнений на столбцах прессы: разве истина не одна? Их шокирует свобода рабочих, стачки, легкий темп труда. «У нас мы прогнали миллионы через концлагеря, чтобы научить их работать» — такова реакция советского инженера при знакомстве с беспорядками на американских заводах; а ведь он сам от станка — сын рабочего или крестьянина. В России щенят дисциплину и принуждение и не верят в значение личного почина — не только партия не верит, но и вся огромная ею созданная новая интеллигенция» («Россия и свобода»).

Похожее впечатление было и у Бердяева, который с 1922 по 1924 год жил в Германии, а затем переехал во Францию: «Коммунистическое понимание свободы очень отличается от обычных пониманий. Поэтому русские коммунисты искренно возмущаются, когда им говорят, что в советской России нет свободы. Рассказывают такой случай. Один советский молодой человек приехал на несколько месяцев во Францию, чтобы вернуться потом обратно в советскую Россию. К концу его пребывания его спросили, какое у него осталось впечатление от Франции. Он ответил: «В этой стране нет свободы». Его собеседник с удивлением ему возражает: «Что вы говорите, Франция - страна свободы, каждый свободен думать, что хочет, и делать что хочет, это у вас нет никакой свободы». Тогда молодой человек изложил свое понимание свободы: во Франции нет свободы и советский молодой человек в ней задыхался потому, что в ней невозможно изменять жизнь, строить новую жизнь; так называемая свобода в ней такова, что все остается неизменным, каждый день похож на предшествующий, можно свергать каждую неделю министерства, но ничего от этого не меняется. Поэтому человеку, приехавшему из России, во Франции скучно. В советской же, коммунистической России есть настоящая свобода, потому что каждый день можно изменять жизнь России и даже всего мира, можно все перестраивать, один день не походит на другой. Каждый молодой человек чувствует себя строителем нового мира» («Истоки и смысл русского коммунизма»).

Революционеры в современной России

Энгельс, описывая революционную ситуацию в 70-е годы в России указывал в том числе: «среди концентрирующихся в столице более просвещённых слоёв нации укрепляется сознание, что такое положение невыносимо, что близок переворот». Хотя он писал о России XIX века, но эти слова как будто и о нашем времени. И в нынешние времена нашлись такие, которые грезят о революционном народе, о потерявшей всякую опору власти и о группе энергичных решительных людей, которые готовы устроить революцию. Кто же эти «просвещённые слои» в современном российском варианте? Эти люди мечтают свергнуть существующий в России политический строй, но не потому, что он им как-то сильно мешает жить, а просто в силу своего злобного характера и, возможно, из желания придать своей убогой буржуазной жизни революционную романтику. Имена этих людей не интересны, поскольку они не представляют из себя чего-либо примечательного. Это как раз тот случай, когда справедливо выражение: имя им — никто, и зовут их — никак. Для нас важно само явление, поскольку, как можно надеяться, это даст возможность лучше понять взгляды нынешнего общества.

В Вильнюсе, столице Литвы, в апреле 2018 года прошёл так называемый 5-й «Форум свободной России», на котором обсуждались, согласно официальной декларации, текущая обстановка и перспективы борьбы за демократию, а также сценарии выхода России из политического, экономического и цивилизационного кризиса. Декларировано, что форум свободной России — постоянно действующая площадка, одной из главных задач которой является формирование интеллектуальной альтернативы «путинскому» режиму, альтернативы, на базе которой возможно построение новой, европейской России [соответственно, есть старая, российская Россия]. В Вильнюс приехало более 400 человек: представители регионов России и политики, находящиеся в эмиграции (новые Герцены, Бакунины, Ткачёвы, Ленины). Собравшиеся представляли интеллигенцию, представителей трудящихся не было. Участники форума ощущали себя новыми революционерами, напрашивалась историческая параллель: подобно волне эмигрантов, бежавших от большевиков из революционной России 1918 года, спустя ровно сто лет российские граждане, так или иначе не видящие себе места на родине, обсуждают, как им дальше жить. Все дискуссии участников вильнюсских встреч так или иначе сводятся к стратегиям жизни внутри или за пределами «путинской» России. Самая важная проблема для них - как способствовать уходу нынешней власти, которую собравшиеся считают недемократичной и преступной, но в то же время, к огорчению собравшихся, достаточно успешной и устойчивой.

Как скромно выразился один из организаторов на одном из предыдущих форумов «обсуждаются вопросы, которые для российской оппозиции являются табу. Выборов нет, но оппозиция в России делает вид, что они есть. Приходится изображать, что вы боретесь за избирателя. У нас этих условностей нет. Мы единственное место сбора, где можно говорить обо всём без оглядки на несуществующего избирателя или на «единственного избирателя» в Кремле [намёк на Путина]».

За несколько недель до форума в России прошли президентские выборы, которые выиграл действующий президент Путин. Казалось бы, вот он — выбор народа, против кого же бороться? Однако собравшиеся на форуме утверждали, что выборы были сфальсифицированы, и называлась фантастическая цифра вброшенных избирательных бюллетеней в десять миллионов. Якобы данные получены в результате математических расчётов. Но поскольку как ни крути, а действующий президент в любом случае набрал большинство голосов, то на форуме было предложено вообще плюнуть на выборы: «Институт выборов в России современной уничтожен полностью. Все эти выборы по сути не показывают ничего, кроме всевластия. Давайте признаемся честно, чтобы в России состоялись выборы, должен смениться политический строй и тогда, конечно, люди с удовольствием без принуждения, те, кому это интересно, придут на участки, и мы получим какие-то данные».

В народ собравшиеся не верят, полагая, что единственное, что может заставить его обратить внимание, на то, кто им правит - это экономические и внешнеполитические проблемы, в том числе военные поражения страны.

Свою перспективу собравшиеся видят в следующем: из-за экономических проблем «режим» когда-нибудь рухнет, тогда откроется «окно возможностей» и можно будет захватить власть. Вот к этому моменту и надо готовиться.

На свои силы собравшиеся на форум особенно не рассчитывают, больше на Запад: «Я не говорю о том, что Россия должна быть каким-то образом завоёвана, вопрос в другом, что если это изменение [политического курса] происходит, то у Запада должна быть программа: если вы становитесь демократическими, вы становитесь членами НАТО, Европейского союза, получаете такие фонды, новый план Маршалла и так далее. Вот эту вещь нужно обязательно к этому моменту выработать, чтобы это предложение лежало на столе. Типа мы сейчас не можем вам ничем помочь, потому что вы такой путь сами выбрали, но если вы выбираете другой путь, вот наши предложения и мы их выполним, если вы действительно пойдете нам навстречу». На форуме критиковали страны Европы и США как непоследовательных и слишком мягких по отношению к российским властям. По мнению собравшихся надо добиваться, чтобы западные страны ввели как можно больше санкций против России. Участники форума обратились ко всем странам НАТО с призывом осознать масштаб реальной угрозы от российского руководства и противостоять ему. Один из организаторов форума сказал: «Никто не верит, что Путин уйдёт сам. Я не вижу шансов его выдавить. Бессмысленно. Вопрос заключается в том, чтобы когда он исчезнет, у Запада и оппозиции была нормальная повестка дня. Чтобы Запад мог донести до российского народа, что он готов видеть в России часть западного мира, что он не хочет новой вражды». Собравшиеся считают, что они должны помогать Западу в борьбе с Россией, продвигая программы санкций, сжимая кольцо окружения российского режима и сокращая те ресурсы, которые «режим» может выжимать из торговли энергоресурсами и тотальной российской коррупции, ресурсы, которые крайне необходимы «путинской диктатуре» на этом этапе подавления гражданских свобод.

Естественно возникает вопрос: может ли собравшаяся на форуме оппозиция на что-то влиять, менять российскую политику или она должна готовиться к тому времени, когда Путин исчезнет каким-то образом из политического и реального мира? На это один из организаторов ответил: «Здесь собрались люди, которые хотят не менять или не влиять на эту политику, а делать другую политику, делать другое государство, которое отвечает интересам российского общества, которое представляет интересы российских граждан, какими бы они ни были, разносторонними, разнообразными, но учитывать внимание прежде всего самих людей». Другой добавил: «Но когда-то этот режим закончится и нужно думать о том, что произойдет после».

Планы участников форума по государственному переустройству следующие. Изменения должны быть кардинальные, поскольку собравшиеся убеждены, что в России существуют очень глубокие корни имперства, корни русского фашизма, которые не исчезнут в результате смены руководства. Первым делом должен быть ликвидирован пост президента, поскольку пост президента генерирует тоталитарную власть, которая воспроизводится вне зависимости от того, кто этот пост занимает.

Второе, по мнению участников форума, – это ликвидация унитарного устройства страны. По мнению собравшихся, страна должна пройти через этап конфедерации, не федерации, а сначала конфедерации. Поскольку конфедерация во всём мире является крайне неустойчивым устройством, то потом желающие могут собраться в федерацию. Но сначала конфедерация, сначала независимые государства. Понятно, что когда границ нет, всё будет очень сложно, но тем не менее, через этот этап надо пройти. На форуме говорилось, что Россия не может стать европейской страной, продолжая сохранять себя в качестве империи и имея ордынский характер власти. Распад империи откроет возможность для отдельных регионов России войти в Европу самостоятельно, в качестве суверенных государств, которые в дальнейшем, будучи уже частями Европы, могут вновь объединиться в федерацию.

Россия собравшимся представляется серой и убогой: «Страна захвачена не Путиным, страна захвачена абсолютно серой и аморфной массой людей, которые ничего из себя не представляют, кроме того, что они назначенцы Путина».

Один из новых проектов форума – организация Международного общественного трибунала, который должен заняться в первую очередь «медиа-обслугой путинского режима», то есть российскими журналистами. Здесь логика такая: журналист объявляется пропагандистом, после чего все положения о свободе слова на него не распространяются, и он объявляется преступником за пропаганду преступных действий. Как сказал идеолог этого проекта: «Вопрос не в том, чтобы запугать пропагандистов, а вопрос заключается в том, чтобы к нему перестали относиться как к журналисту». Международный общественный трибунал нужен в том числе для того, чтобы реестр «преступлений» российских журналистов был представлен и обнародован и чтобы журналисты не смогли бы покаяться, и их бы потом простили. В чём же преступления российских журналистов? Ведение цензуры, причём, то, что цензура существует, определили сами создатели проекта. Далее, разжигание ненависти. Нужно доказывать причинно-следственная связь между тем, что говорят и показывают журналисты, и тем, как люди идут убивать, умирать и уничтожать население других стран, уничтожать «пятую колонну». Третье преступление – это «дебилизация», понижение интеллектуального и морального уровня населения страны. Одна из главных целей этой комиссии Трибунала — показать и доказать мировой общественности, и в том числе международному журналистскому и правозащитному сообществу, что сотрудники российских государственных и про-государственных СМИ не имеют ничего общего с журналистикой. А значит, на них не должны распространяться международные нормы защиты журналистов. Поскольку большинство из них даже не пропагандисты, а сотрудники информационных войск.

Когда в XIX веке появились революционно настроенные люди, им понятно было, за что бороться. За отмену крепостничества, за отмену сословного неравенства, за равные права для всех граждан, за свободу слова, за право народа выбирать правительство. Сейчас экономика нормально развивается, правительство пользуется, в целом, поддержкой населения, нет какого-то угнетённого слоя, чьи права нужно отстаивать. В стране действует либеральная конституция, действуют основные права: слова, вероисповедания, независимого суда.

Возникает вопрос, почему же некоторые люди начинают бороться не за улучшение жизни в своей стране, а за кардинальное изменение политической системы, хотя из истории известно, что радикальные перемены ведут к ухудшению жизни населения, по крайней мере на некоторый длительный период? Эти люди придумали наличие революционной ситуации в стране, хотя если взять определение такой ситуации как теоретиком Энгельсом, так и практиком Ткачёвым, то в нынешней России её нет. Энгельс писал: «финансы расстроены до последней степени», так сейчас финансовая система в полном порядке, причём уже длительный период, а с возникающими кризисами правительство успешно справляется. Далее: «налоговый пресс отказывается служить». Налоги посильны, собираются исправно, налоговый сбор постоянно растёт за счёт роста производства и эффективной работы налоговой службы. Другой революционный признак, указанный Энгельсом: «администрация давно развращена до мозга костей; чиновники живут больше воровством, взятками и вымогательством, чем своим жалованьем». Коррупция существует, и немалая, что людей, конечно беспокоит. Но она не столь высока, чтобы привести к развалу народного хозяйства, да и борьба с ней ведётся интенсивная. Это точно не самая большая проблема в стране. Таким образом, нет тех обстоятельств, чтобы можно было обосновано говорить, что Россия находится накануне революции.

Но у Энгельса говорится и следующее: «Всё это в целом сдерживается с большим трудом и лишь внешним образом посредством такого азиатского деспотизма, о произволе которого мы на Западе даже не можем составить себе никакого представления, деспотизма, который... с каждым днем вступает во все более вопиющее противоречие со взглядами просвещённых классов». И вот эта-то идея и оплодотворяет собравшихся в Вильнюсе. Себя они скромно полагают просвещённым классом, а политическую систему в России называют деспотизмом. Но ведь строгость управления — вещь субъективная: одни всем довольны, другие жалуются, что власти распустили народ, а третьи сетуют, что правительство слишком строго соблюдает законы. Итак: правительство — деспот, мы — просвещённый класс, между нами - «вопиющее противоречие», вот и причина для революционной ситуации, думают люди, собирающиеся регулярно на форум свободной России в Вильнюсе, а также им сочувствующие. Таким образом, главное в их идеологии: считать существующую политическую систему — деспотией, в противном случае вся их борьба теряет смысл. А раз уж они занялись революционной деятельностью, то любая политическая система в России будет объявляться деспотической, до тех пор, пока они сами не попадут во власть тем или иным путём.

При изучении документов форума, опубликованных в Интернете, в глаза бросается следующее. Эти люди предполагают расчленить Россию, то есть ликвидировать существующее государство. Поскольку об этом в России даже и разговоров не было, такое намерение идёт против народа, и осуществить такое можно только внешним насильственным путём. Понятно, что с такой программой никто ни на какие выборы не пойдёт. Кроме того, собравшиеся предлагают упразднить пост президента. Во-первых, такая структура власти устраивает подавляющее большинство населения, во-вторых пост президента закреплён в конституции. Каким образом собираются изменить конституцию люди, не участвующие в выборах? Опять-таки, насильственным путём. И на что они могут рассчитывать? Только на помощь Запада в разрушении российского государства.

Надо признать: многое из того, что происходит в России, её народу не нравится, в частности, эффективность управления. Уровень жизни по сравнению с европейскими странами более низкий, спрашивается: а почему мы отстаём? Постоянные сообщения об аресте и суде глав городов, районов, а то и губерний, о расхищении крупных денежных сумм в банках и при строительстве государственных объектов вызывают у каждого гражданина естественные вопросы: а можно ли всё это если не убрать совсем, то хотя бы существенно уменьшить? И может ли общество эффективно с этим бороться? А если может, то как? Неужели опять устраивать революцию?

Эта проблема, что говориться, стара, как мир. Пётр Ткачёв ещё в 70-е годы девятнадцатого века в своей статье «Задачи революционной пропаганды в России» писал, что существуют два способа изменения общественной жизни: революция и мирный прогресс. Революция отличается от мирного прогресса, тем, что первую делает меньшинство, а второй - большинство. Мирный прогресс - это осуществление в общественной жизни потребностей большинства общества. Когда большинство осознает и поймёт как свои потребности, так и те пути и средства, с помощью которых их можно удовлетворить, тогда ему не нужно будет прибегать к насильственному перевороту. Оно сумеет тогда сделать это, не проливая крови, весьма мирно, и главное — постепенно. Ведь сознание и понимание всех потребностей придет к нему не вдруг: сначала оно сознает одну потребность и возможность удовлетворить её, потом другую, третью и так далее, и, наконец когда оно дойдёт до сознания своей последней потребности, ему уже даже и бороться ни с кем не придется.

И напротив, революция, происходит обыкновенно быстро, бурно, беспорядочно, носит на себе характер урагана, стихийного движения. Насильственная революция тогда только и может иметь место, когда меньшинство не хочет ждать, когда большинство общества само осознало свои потребности. Ткачёв определяет особенность революции: «И затем, когда этот взрыв происходит, происходит не в силу какого нибудь ясного понимания и сознания, а просто в силу накопившегося чувства недовольства, озлобления, в силу невыносимости гнёта». Вот это «накопившегося чувства недовольства» и движет теми, кто собирается на свой форум в Вильнюсе. Но все эти процессы — это навязывание воли меньшинства большинству, и понятно, что здесь никакой демократии нет. И после революции демократии тоже не будет, поскольку революция — это приход к власти новой группы людей, а затем эта группа должна осуществить определённые преобразования. И опять меньшинство будет давить на большинство.

Та компания, которая собирается в Вильнюсе и их сторонники воспринимают себя в качестве новых революционеров, которые хотят изменить политический строй в стране. Но революционная деятельность — дело сложное, требующее идти на жертвы и риски для собственного благополучия. Ткачёв описывал требования к настоящему революционеру: «Потому на знамени революционной партии, партии действия, а не партии резонерства, могут быть написаны только следующие слова: борьба с правительством, борьба с установившимся порядком вещей, борьба до последней капли крови, до последнего издыхания» («Задачи революционной пропаганды в России»).

Готовы ли нынешние революционеры бороться «до последнего издыхания», такие ли у них высокие моральные качества, как были у учащейся молодёжи 70-х годов XIX века? Нет, не такие, а гораздо более низкие, и бороться «до последнего издыхания» они не предполагают. Вот типичный пример. В 2017-2018 годах в России был единственный оппозиционер (имя его несущественно, важно само явление), собирающий митинги протеста во многих городах. Основная тема этих выступлений — борьба с коррупцией. Тема крайне актуальная, но вот, что удивительно. На митинг приходили не люди зрелого возраста, которые уже могли сталкиваться с коррупцией и не хотели мирится с этим уродливым явлением. Напротив, в них участвовали исключительно молодёжь, большей частью школьники старших классов. То есть те, кто живёт за счёт родителей и на личном примере с коррупцией не встречался.

У этого оппозиционера есть помощники, называемые координаторами. Один из них, по имени Егор, дал интервью государственной телерадиокомпании «Немецкая волна» (Deutsche Welle), которая отличается антироссийской направленностью. Этот молодой человек очень типичен для той части российской молодёжи, которая сочувствует идеям тех, кто собирается в Вильнюсе на форум свободной России. Егор был главой штаба протестов в Калининграде, ему на момент интервью было 20 лет. Отец Егора — предприниматель, так, что мальчик не из бедной семьи. Он признаёт, что давно хотел уехать учится в США, да там и остаться, следовательно, с Россией свою жизнь связывать не планировал, хотя и в организации всяких митингов активно участвовал. Он решил покинуть Россию раньше, чем планировал, из-за возбуждённого против него уголовного дела по статье «уклонение от призыва в армии». Таким образом, человек призывного возраста сбежал от службы в армии, нарушив при этом закон и пренебрегшим своим патриотическим долгом защищать родину. То есть мораль его сильно покорёжена. Поскольку многие митинги организовывались с нарушением закона, его участники задерживались, регистрировались и отпускались. Понятно, что у этих людей могли возникнуть из-за этого какие-то проблемы, но Егора это мало волновало, поскольку он собирался уехать и уехал из России (он поступил в университет в США, где обучение платное и дорогое). Конечно, такое поведение просто аморально. Отвечая на вопросы в ходе интервью, он высказался, в том числе, за легализацию наркотиков и проведение в России люстрации (законодательные ограничения, вводимые после смены власти для ограничения прав сторонников прежней власти). В интервью выяснилась любопытная деталь. У бизнеса отца Егора начались проблемы, которые якобы возникли из-за политической деятельности сына. Отношения в семье обострились, так что Егор стал общаться с родителями в присутствии своего адвоката. Это так странно для России, что парень 20 лет общается с собственным отцом только, если рядом личный адвокат. Кто его этому научил, и откуда взялись деньги на юриста? Кстати, сам Егор даже не упоминал, что он где-то работает, кроме штаба протестов. Видимо, эта работа хорошо оплачивается.

Совсем другой по своим моральным и нравственным качествам была революционная молодёжь в XIX веке. Ткачёв писал о ней «Наши юноши - революционеры не в силу своих знаний, a в силу своего социального положения. Большинство их - дети родителей пролетариев или людей весьма не далеко ушедших от пролетариев. Среда их вырастившая, состоит либо из бедняков в поте лица своего добывающих хлеб, либо живет на хлебах y государства; на каждом шагу она чувствует своё экономическое бессилие, свою зависимость. A сознание своего бессилия, своей необеспеченности, чувство зависимости - всегда приводят к чувству недовольства, к озлоблению, к протесту». Та молодёжь выступала за свои естественные права, против нищенской жизни для себя и обездоленного крестьянства. В революции они видели единственную возможность выйти из того положения, в которое втиснули их экономические и политические условия тогдашней социальной жизни. За что бьются молодые люди сейчас? Подобно упомянутому выше Егору, они мечтают достатке, о жизни на Западе, о западном образе мыслей, а если жить в России, так чтобы она стала, как Запад. И это — не дети бедняков.

Та компания, которая собиралась в Вильнюсе, и их сторонники, видят свою задачу, прежде всего в агитации против существующего государственного устройства в России. Такую же задачу формулировал почти сто пятьдесят лет тому назад и Ткачёв: «По отношению к образованному большинству, по отношению к привилегированной среде, ровно, как и по отношению к народу, она [революционная пропаганда] должна преследовать главнейшим образом цели, агитаторские. Она должна возбуждать в обществе чувство недовольства и озлобления существующим порядком, останавливая его внимание главным образом на тех именно фактах, которые всего более способны вызвать и разжечь это чувство» («Задачи революционной пропаганды в России»). Но вот, что примечательно. Точно такой агитацией, по тем же принципам в наше время занимаются западные страны, в том числе и упомянутая «Немецкая волна».

В XIX веке страны иногда воевали друг с другом, но в остальное время не вмешивались во внутренние дела других государств. Иная ситуация возникла в XXI веке. Появились новые типы войн, которые называют гибридными, то есть сложными. Иногда говорят о типах войн: экономическая, пропагандистская, информационная. Страны Запада уже не одно десятилетие ведут против России такую гибридную войну, в частности, пропагандистскую. Цель любой войны — снизить сопротивляемость государства, чтобы навязать его правительству свою волю. Конечно, можно бомбить города, разрушать хозяйство, так, что страна капитулировала и приняла условия победителя. Но в случае России это невозможно из-за её огромной военной мощи. Пропагандистская война построена за стимулирования недовольства населения действиями правительства. Один из способов — постоянно говорить только о проблемах в стране: повышении цен, авариях, стихийных бедствиях. Критически отзываться о всех положительных явлениях, утверждая, что всё это случайно и временно. Перспективы страны описывать исключительно в мрачных красках. Ни слова об успехах, о каких-то хороших событиях. Цель — создать у населения ощущения, что страна катится в пропасть, правительство не контролирует ситуацию, мало заботится нуждами населения. Таким образом предполагается подорвать доверие народа к власти, и готовить скоро ли, долго ли, смену политического режима. Например, в России проходит чемпионат мира по футболу. Большой всемирный праздник, все радуются, отзывы приехавших болельщиков восторженные. Но вот заголовок статьи о чемпионате на сайте британской ВВС 13 июля 2018 года: «Рост налогов, аресты, протесты, гол! Что произошло во время чемпионата мира». Собрали всё, что было, а ещё больше чего не было, упомянули о событиях, которые для наших граждан вообще неинтересны. И вместо праздника, как следует из статьи, в России сплошной ужас и кошмар. А о самом чемпионате лишь упомянули. В общем, вылили ведро грязи, в политическом смысле.

Когда этим занимаются неприязненно относящиеся к нам государства, это понятно. Соперничество в той или иной степени идёт ещё со времён первобытных племён. Но когда тем же самым занимаются граждане страны — то возникает вопрос, почему они это делают? В прежние времена русские революционеры уезжали в эмиграцию, поскольку в отечестве их бы преследовали по закону. Находясь за границей, они жили за свой счёт, на свой страх и риск. От других государств никакой помощи они не получали, да сама такая мысль никому бы и в голову не пришла бы. Выдающийся революционер Михаил Бакунин вспоминал в «Исповеди» о частых периодах откровенного бедствования, а Николай Бердяев, будучи всемирно известным философом, который 6 раз выдвигался на Нобелевскую премию по литературе писал в «Самопознании», что лишних денег почти никогда не было. Сам Карл Маркс, будучи выходцем из состоятельной семьи, жил довольно скудно: «Условия эмигрантской жизни, особенно наглядно вскрытые перепиской Маркса с Энгельсом, были крайне тяжелы. Нужда прямо душила Маркса и его семью; не будь постоянной самоотверженной финансовой поддержки Энгельса, Маркс не только не мог бы кончить «Капитала», но и неминуемо погиб бы под гнётом нищеты» (Ленин, «Карл Маркс»). Другое дело нынешние «революционеры». Они перебираются на Запад из-за более высокого уровня жизни. Антироссийская деятельность ныне хорошо оплачивается, поскольку является частью гибридной войны против российского государства. А если вы прямо или косвенно получаете деньги от иностранного государства, то вряд ли вашу деятельность можно назвать революционной.

Но здесь есть и моральная сторона. Пропагандистская война ведётся по принципу: чем хуже для России, тем лучше для нас. Ведь нужно возбуждать в обществе чувство недовольства и озлобления существующим порядком, останавливая его внимание главным образом на тех именно фактах, которые всего более способны вызвать и разжечь это чувство. То есть человек должен радоваться неприятностям страны, и горевать о её достижениях. Вот пример. В России в 2018 году проходил чемпионат мира по футболу — большой международный праздник. Российская сборная, имеющая самый низкий рейтинг, на удивление и радость болельщиков выступала вполне успешно. Толпы народа радостно ходили по улицам. Естественно, западные газеты, а также новые «революционеры» восприняли эту новость с крайним огорчением, что они многократно высказывали в газетах, на телевидении и в Интернете А почему? По их мнению, это укрепляет «правящий режим». Праздник спорта в России — очень плохо, поскольку это улучшает отношение к нашей стране со стороны других государств. С точки зрения таких людей, хороших урожай зерна, снижение смертности, повышение зарплаты — это всё большое огорчение, поскольку улучшает доверие населения к правительству. А радостное событие — это неурожай, снижение уровня жизни, крупная авария с гибелью людей. Вам хочется жить рядом с такими злобными людьми?

Образованные интеллигенты, мнящие и называющие себя демократами, лакействующие перед Западом, — такова, в сущности, вся эта оппозиционная компания. Оттенков среди этой публики очень много, но они никакого серьезного значения, с политической точки зрения, не имеют, ибо всё сводится к тому, насколько лицемерно или искренне, грубо или тонко, аляповато или искусно исполняют они свои лакейские обязанности по отношению к западным хозяевам. Политическому лакею полагается по должности цивилизованная внешность и соответственные манеры. Лакею даже разрешается известная забота о народе России, поскольку это даже выгодно для хозяина, ибо даёт возможность ему «упражнять» свою благотворительность — в первую голову, разумеется, по отношению к послушным представителям так называемого среднего класса. Чем умнее и образованнее те политические круги, которые держат лакеев, тем систематичнее и обдуманнее проводят они свою политику, используя лакеев для того, чтобы хоть как-то потрясти Россию, которая не собирается вести себя по установленными США политическими и экономическими правилам.

Был ли распад Советского Союза неизбежным?

Почему удалось победить в гражданской войне и интервенции?

О распаде Советского Союза идут нескончаемые споры: можно ли было этого избежать или этот процесс был неотвратим? Но ведь здесь было два события: крушение социалистического строя и распад государства. Поэтому мы имеем два вопроса, а не один. Первый — относительно политической системы, второй — относительно государства.

Насколько закономерна была с точки зрения марксизма революция в России? Например, «Манифест Коммунистической партии» был опубликован в 1848 году на на английском, французском, немецком, итальянском, фламандском и датском языках. Вот в каких странах, по первоначальным прикидкам, и должна была произойти пролетарская революция, которая, как полагал Маркс победит одновременно в нескольких государствах Западной Европы. Свои теории он разрабатывал изучая, прежде всего, экономические отношения в Англии. Страны Восточной Европы были вне интересов Маркса из-за слабого развития капитализма и практически отсутствия пролетариата. То есть марксизм был предназначен для условий Западной Европы, учитывал особенности её экономического и политического состояния и психологию её населения. И когда появившиеся в России социалисты писали Марксу письма с просьбой их проконсультировать, он всегда подчёркивал, что выводы в своих исследованиях делал для западноевропейских стран, в которых экономические условия отличались от российских.

После реформ 1861 года в России начали быстро развиваться капиталистические отношения и формироваться пролетариат. Анализируя развитие капитализма в XX веке, Ленин пришёл к выводу о возможности победы социализма первоначально в одной стране: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране» («О лозунге Соединенные Штаты Европы»). Хотя рабочий класс в России по сравнению с Западной Европой был несравненно менее развит и по относительной численности, и по своему политическому развитию, но многие обстоятельства ослабили возможность буржуазии в России оказать сопротивление пролетарскому движению.

Ещё осенью 1917 года восстание русского пролетариата и завоевание им государственной власти представлялось смелой, но безнадёжной попыткой. Тогда казалось, что всемирный империализм — это громадная и непобедимая сила, и что рабочие отсталой страны, делая попытку восстать против него, поступают, как безумцы. Но — получилось.

Ленин писал, что в России к октябрю 1917 года сложились благоприятные условия для начала социалистической революции: «1) возможность соединить советский переворот с окончанием, благодаря ему, империалистской войны, невероятно измучившей рабочих и крестьян; 2) возможность использовать на известное время смертельную борьбу двух всемирно-могущественных групп империалистских хищников, каковые группы не могли соединиться против советского врага; 3) возможность выдержать сравнительно долгую гражданскую войну, отчасти благодаря гигантским размерам страны и худым средствам сообщения; 4) наличность такого глубокого буржуазно-демократического революционного движения в крестьянстве, что партия пролетариата взяла революционные требования у партии крестьян (социалистов-революционеров, партии, резко враждебной, в большинстве своем, большевизму) и сразу осуществила их благодаря завоеванию политической власти пролетариатом; — таких специфических условий в Западной Европе теперь нет и повторение таких или подобных условий не слишком легко» («Детская болезнь "левизны" в коммунизме», 1920 г.).

В беседе с товарищами на III конгрессе коммунистического Интернационала в 1921 году Ленин рассказал, как менялась политическая тактика по мере развития революционных предпосылок. В начале войны большевики придерживались только одного лозунга — гражданская война и притом беспощадная и каждого, кто не выступал за гражданскую войну, они клеймили как предателя. Но в марте 1917 года руководство партии, вернувшись в Россию, совершенно изменило свою позицию. Поговорив с крестьянами и рабочими, большевики увидели, что они все стоят за защиту отечества, а таких простых рабочих и крестьян нельзя называть негодяями и предателями. Это стали характеризовать как «добросовестное оборончество». Ленин объяснил, что первоначальная позиция в начале войны была правильной, поскольку тогда важно было создать определённое, решительное ядро в партии. Последующая позиция была также правильной, так как она исходила из того, что нужно было завоевать массы.

После Февральской революции большевики вели весьма разумную политику. Свою борьбу против парламентарной буржуазной республики и против меньшевиков они начали очень осторожно и не призывали в начале к свержению правительства, а разъясняли невозможность его свержения без предварительных изменений в составе и настроении Советов, где они ещё не имели большнства. Они не провозглашали бойкота буржуазного парламента, учредилки (Учредительного собрания), а говорили, что буржуазная республика с учредилкой лучше такой же республики без учредилки, а рабоче-крестьянская, советская республика лучше всякой буржуазно-демократической, парламентарной республики. Такая осторожная и длительная подготовка во многом способствовала успеху восстания в октябре 1917 года и удержанию победы.

Почему большевикам сравнительно быстро и легко удалось захватить власть в стране и начать социалистические преобразования? Ленин в статье «Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата» (декабрь, 1919 г.) показал это на цифрах. Он проанализировал опубликованные результаты выборов во Всероссийское учредительное собрание (учредилку) по по 54 округам из 79. Эти округа охватывали европейскую часть и Сибирь. Большевики, то есть партия пролетариата, получили 25%; мелкобуржуазные партии: меньшевики, эсеры — 62%; партии, отражающие интересы буржуазии и помещиков: кадеты и прочие — 13%. Таким образом, правые партии очевидно и разгромно проиграли. Но и левая партия — большевиков — набрала относительно немного голосов. Однако, если посмотреть по регионам, то картина становиться сложнее. В Поволжско-Чернозёмном регионе, в Сибири и на Украине, то есть там, где преобладало крестьянское население, эсеры получили 70% и более. Но в Северном и Центрально-Промышленном регионах большевики получили, соответственно, 40% и 44% против 38% и 38% у эсеров. В Западном регионе у большевиков было 44% против 43% у эсеров. Таким образом, в промышленных центрах большевики имели небольшое, но преобладание над эсерами. В армии и флоте эсеры имели небольшое преимущество: 43% против 38% у большевиков, но можно утверждать, что вооружённые силы были в значительной мере большевистскими.

По крупным городам преимущество большевиков было существенным: в Петербурге — 45% против 16% у эсеров, в Москве — 56% против 25% у эсеров, в Петроградской губернии — 50% против 26%, в Московской — 56% против 25% у эсеров, в Тверской — 54% и 39% у эсеров, во Владимирской — 56% против 32% у эсеров, в Лифляндской — 72% против 0% у эсеров.

Как же могло произойти такое чудо (Ленин часто употреблял это слово), как победа большевиков, имевших ¼ голосов, над мелкобуржуазными демократами, шедшими в союзе с буржуазией и вместе с ней владевшими ¾ голосов? Большевики победили, прежде всего, потому, что имели за собой громадное большинство пролетариата, а в нём самую сознательную, энергичную и революционную часть. Конкурирующая с ними среди пролетариата партия меньшевиков, потерпела к этому времени поражение на выборах (9 млн голосов против 1,4 млн).

Кроме того, большевики имели могучий ударный кулак в столицах, то есть в решающий момент в решающем пункте имели подавляющий перевес сил. Столицы или вообще крупнейшие торгово-промышленные центры в значительной степени решают политическую судьбу страны. В обеих столицах большевики имели почти вчетверо больше, чем эсеры, мало того, больше, чем эсеры и кадеты вместе взятые.

Победу, среди прочего, обеспечило и то новое, что Ленин внёс в классический марксизм. Европейские социалисты полагали, что пролетариат должен сначала завоевать большинство посредством всеобщего избирательного права, потом получить на основании такого большинства государственную власть и затем уже, на этой основе «последовательной» (иногда говорят: «чистой») демократии, организовать социализм. Коммунисты в России на основании опыта русской революции пришли к выводу: пролетариат должен сначала низвергнуть буржуазию и завоевать себе государственную власть, а потом эту государственную власть, то есть диктатуру пролетариата, использовать как орудие своего класса в целях приобретения сочувствия большинства трудящихся. Реальная жизнь показала, что лишь в долгой и жестокой борьбе тяжёлый опыт колеблющейся мелкой буржуазии приводит её, после сравнения диктатуры пролетариата с диктатурой капиталистов, к выводу, что первая лучше последней.

Завоевав государственную власть, большевики немедленно объявили старый государственный аппарат распущенным и передали всю власть Советам. А в Советы допускались только трудящиеся и эксплуатируемые, при исключении всех и всяческих эксплуататоров. Таким образом, сразу, одним ударом после завоевания государственной власти была отвоёвана у буржуазии громадная масса её сторонников из мелкобуржуазных и социалистических партий. Гениальность Ленина заключалась в том, что он буквально на ходу улавливал происходящие изменения, определял их суть и быстро менял тактику. Так было с аграрной программой. Большевики отказались от своей и осуществили эсеровскую программу. Это обеспечило переход крестьян на их сторону, и таким образом пролетариат отвоевал у эсеров крестьянство.

Советскую власть часто упрекали в том, что она, разогнав Учредительное собрание, нарушила демократию. В ответ на эти обвинения Ленин объяснял, что большевики не придавали значения той демократии и тому Учредительному собранию, которые возникли при существовании частной собственности на средства производства и землю, когда люди не были равны между собою, когда имеющий собственный капитал был хозяином, а остальные, трудящиеся у него, были его наёмные рабы. Такая демократия только прикрывала собою неравенство и эксплуатацию даже в самых передовых государствах. Социализм же ставит своей задачей борьбу против всякой эксплуатации человека человеком, и потому социалисты являются сторонниками демократии лишь постольку, поскольку она облегчает положение трудящихся и угнетённых.

Как вскоре стало ясно, власть захватить оказалось намного легче, чем её удержать. «Весна 1918 года была очень тяжёлая. Моментами было такое чувство, что всё ползёт, рассыпается, не за что ухватиться, не на что опереться. С одной стороны, было совершенно очевидно, что страна загнила бы надолго, если бы не Октябрьский переворот. Но с другой стороны, весной 1918 года невольно вставал вопрос: хватит ли у истощённой, разорённой, отчаявшейся страны жизненных соков для поддержания нового режима? Продовольствия не было. Армии не было. Государственный аппарат еле складывался. Всюду гноились заговоры. Чехословацкий корпус держал себя на нашей территории как самостоятельная держава. Мы ничего, или почти ничего, не могли ему противопоставить» (Троцкий, «Вокруг Октября»).

Ленин позже вспоминал, что несмотря на всю тяжесть Брестского мира, была надежда на строительство социализма в мирных, спокойных условиях: «В начале 1918 года, когда после краткого по времени, очень сильного по удару наступления немецкого империализма в условиях полного распада старой капиталистической армии, в условиях, когда армии своей мы не имели и в короткий срок создать её не могли, хищники немецкого империализма навязали нам Брестский мир. Казалось, что военные задачи вследствие слабости реальной силы Советской власти отошли на второй план. Казалось, что мы сможем перейти к задачам мирного строительства... Тогда, после краткого перерыва войны с немецким империализмом, перед нами стали на первый план задачи мирного строительства...Гражданская война ещё не начиналась. Краснов только ещё появлялся на Дону, пользуясь немецкой помощью. На Урале и на севере не было никаких выступлений. В руках Советской республики была громадная территория, за исключением того, что от неё отнял Брестский мир. Обстановка была такова, что можно было рассчитывать на продолжительный период мирной работы» ( речь на III Всероссийском съезде профсоюзов).

Гражданская война началась в июне 1918 года с мятежа чехословацкого военного корпуса, который был сформирован в России ещё до революции из чехов и словаков, попавших в плен в качестве солдат австро-венгерской армии. По соглашению от 26 марта 1918 года Советское правительство предоставило корпусу возможность выехать из России через Владивосток при условии сдачи корпусом оружия и удаления из командного состава русских офицеров. Но контрреволюционное командование корпуса по указке и при поддержке США, Англии и Франции спровоцировало в конце мая вооружённый мятеж чехословаков против Советской власти. Действуя в тесном контакте с белогвардейцами и кулачеством, белочехи заняли значительную часть Урала, Поволжья, Сибири, повсеместно восстанавливая власть буржуазии. В районах, занятых чехословацкими мятежниками, были образованы при участии меньшевиков и эсеров белогвардейские правительства.

30 октября 1918 года турецкое правительство подписало со странами Антанты Мудросское перемирие, которое включало, в частности, пункт о согласии Турции на оккупацию Баку державами Антанты. В ноябре 1918 года турки в соответствии с этим соглашением вывели свои войска из Баку, и город был оккупирован англичанами. Советская власть осталась без нефти.

Гражданская война за четыре года причинила России неисчислимые тягости. Сохранить остатки промышленности, чтобы не совсем разбежались рабочие, создать армию — вот главные задачи, которую себе ставили большевики.

Ситуация была настолько тяжёлая, что 4 февраля 1919 года советское правительство сделало империалистическим державам предложение о прекращении гражданской войны на следующих условиях: 1) Советская Россия признает царские долги капиталистическим странам; 2) в качестве гарантии выплаты займов и процентов по ним она соглашается отдать в залог некоторые сырьевые ресурсы; 3) предоставит концессии по их выбору; 4) готова пойти на территориальные уступки в форме военной оккупации некоторых областей вооруженными силами Антанты или ее русских агентов. В марте для переговоров прибыл представитель Антанты Буллит. Однако эти предложения были расценены Англией, Францией, США, Японией и белыми армиями как доказательство слабости большевиков. Им казалось тогда, что стоит только сделать ещё одно усилие и Советская власть падёт. Иностранные державы отказались принять эти предложения. Они расширили интервенцию и усилили поддержку белым армиям. Вскоре после отъезда Буллита из Советской России Колчаку удалось добиться некоторых успехов на Восточном фронте, и Антанта, надеясь на разгром Советского государства, отказалась от переговоров о мире. Вильсон запретил публиковать привезенный Буллитом проект соглашения, а Ллойд Джордж, выступая в парламенте, заявил, что он вообще не имеет отношения к переговорам с Советским правительством.

На Дальнем Востоке крайняя опасность исходила от Японии, но здесь на помощь пришли противоречия между державами: «Если мы возьмем Японию, которая держала в своих руках почти всю Сибирь и которая, конечно, могла помочь во всякое время Колчаку, — основная причина, почему она этого не сделала, заключается в том, что её интересы коренным образом расходятся с интересами Америки, что она не хотела таскать каштаны из огня для американского капитала» (Ленин, речь на VIII Всероссийском съезде советов, 22.12.1920 г.).

Страны Антанты не могли вести крупную интервенцию против России, поскольку оказалось, что французские и английские войска не желали воевать против рабочих и крестьян и заражались социалистической идеологией, с которой возвращались на родину. Тогда Запад решил натравить на Советскую власть малые пограничные государства. Были пущены в ход все способы давления: финансового, продовольственного, военного характера, чтобы заставить Эстляндию, Финляндию, Латвию, Литву и Польшу идти против России. Сознавая важность положения, Антанта приложила все усилия, чтобы добиться этой помощи, и тем не менее она потерпела крах. История похода Юденича на Петроград показала, что этот второй метод ведения войны сорвался. А ведь самой небольшой помощи Финляндии или — немного более — помощи Эстляндии было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда. Во всех этих малых государствах нации были настроены решительно враждебно к Советской России, тем не менее большевикам удалось правительства этих стран повернуть на свою сторону.

Как это удалось? Потому, что каждое из этих государств после пережитой империалистской войны не могло не колебаться в вопросе о том, есть ли им расчёт бороться против большевиков, когда другим претендентом на власть в России, является только Колчак или Деникин, то есть представители старой империалистской России.

Если первые месяцы после революции Советская власть держалась потому, что германский и английский империализм были в мёртвой схватке друг с другом, если после этого полугодия она держалась ещё больше полугода потому, что войска Антанты оказались неспособными бороться против России, то следующий год удалось продержаться с успехом потому, что попытка великих держав мобилизовать малые страны потерпела крушение из-за противоречия интересов международного империализма и интересов этих стран.

Однако никто не отвергал общего положения, что пролетарская революция может стать победоносной лишь победив в нескольких наиболее развитых странах. Поэтому большевики рассчитывали, что Октябрьский переворот послужит катализатором для революций в других странах. «Если мы взяли всё дело в руки одной большевистской партии, то мы брали его на себя, будучи убеждены, что революция зреет во всех странах, и, в конце концов... международная социалистическая революция придёт... Наше спасение от всех этих трудностей — повторяю — во всеевропейской революции» (Ленин, речь на седьмом экстренном съезде РКП(б), март, 1918 г). Выступая в Московском совете 23.04.1918 года, Ленин говорил: «Мы погибнем, если не сумеем удержаться до тех пор, пока мы не встретим мощную поддержку со стороны восставших рабочих других стран».

В первые годы Советской власти идея скорой победы мировой революции всё-таки представлялась вполне реальной, и казалось, что вот-вот западноевропейские государства разрушатся, и их бывшие граждане объединятся в одном государстве рабочих и крестьян. В резолюции IV Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов в марте 1918 года говорилось: «Съезд глубочайше убеждён, что международная рабочая революция не за горами и что полная победа социалистического пролетариата обеспечена, несмотря на то, что империалисты всех стран не останавливаются перед самыми зверскими средствами подавления социалистического движения». Год спустя, в декабре 1919 года на VII съезде советов Ленин говорил проблемах России в связи с запаздыванием революции в Европе: «Наша, если можно так выразиться, ставка на международную революцию подтвердилась всемерным образом, если смотреть в общем и целом. Но с точки зрения быстроты развития мы пережили время особенно тяжёлое, мы испытали на себе, что развитие революции в более передовых странах оказалось гораздо более медленным, гораздо более трудным, гораздо более сложным. Это не может нас удивлять, потому что — естественное дело — для такой страны, как Россия, было гораздо легче начать социалистическую революцию, чем для передовых стран. Но, во всяком случае, это более медленное, более сложное, более зигзагообразное развитие социалистической революции в Западной Европе возложило на нас невероятнейшие трудности».

Осенью 1918 года начали назревать революционные события в Германии, которые вселили большие надежды на европейский пролетариат. Ленин писал Свердлову и Троцкому 1.10.1918 г.: «Дела так ускорились в Германии, что нельзя отставать и нам...Международная революция приблизилась за неделю на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших. Никаких союзов ни с правительством Вильгельма, ни с правительством Вильгельма II + Эберт и прочие мерзавцы. Но немецким рабочим массам, немецким трудящимся миллионам, когда они начали своим духом возмущения (пока еще только духом), мы братский союз, хлеб, помощь военную начинаем готовить. Все умрём за то, чтобы помочь немецким рабочим в деле движения вперед начавшейся в Германии революции. Вывод: 1) вдесятеро больше усилий на добычу хлеба (запасы все очистить и для нас и для немецких рабочих). 2) вдесятеро больше записи в войско. Армия в 3 миллиона должна быть у нас к весне для помощи международной рабочей революции».

А в телеграмме Орловскому и Курскому обкомам от 9. XI. 1918 г. Ленин писал уже о задачах совместных боевых действий: «...Вильгельм отрекся от престола. Необходимо напрячь все усилия для того, чтобы как можно скорее сообщить это немецким солдатам на Украине и посоветовать им ударить на красновские войска, ибо тогда мы вместе завоюем десятки миллионов пудов хлеба для немецких рабочих и отразим нашествие англичан, которые теперь подходят эскадрой к Новороссийску». Но, как известно, немецкие рабочие в конце-концов выбрали не пролетарскую революцию, а нацистский режим.

В 1919 году вспыхнула революция в Венгрии. Против неё при поддержке Антанты выступила румынская армия. Венгры просили о помощи, но Советская Россия сама с трудом отбивалась от наседающих со всех сторон врагов. Ленин писал в июле 1919 года в ответ на сообщение Бела Куна о тяжёлом положении Венгерской Советской республики в связи с начавшейся интервенцией и просьбу о срочной помощи со стороны Советской России: «Мы знаем тяжёлое и опасное положение Венгрии и делаем всё, что можем. Но быстрая помощь иногда физически невозможна».

Революция в европейских странах задерживалась, и в конце 1919 года уже начали появляться сомнения в возможности рабочих в Европе самостоятельно осуществить пролетарскую революцию: «Само собой понятно, что окончательно может победить только пролетариат всех передовых стран мира, и мы, русские, начинаем то дело, которое закрепит английский, французский или немецкий пролетариат; но мы видим, что они не победят без помощи трудящихся масс всех угнетенных колониальных народов, и в первую голову народов Востока» (Ленин, доклад на II Всероссийском съезде коммунистических организаций народов Востока 22.11.1919 г.).

Но надежда на европейский пролетариат не угасала, и выступая 29 марта 1920 года на открытии IX съезда партии, Ленин выразил уверенность в скорой победе социализма в Германии: «...что особенно наполняет нас радостью и бодростью, это те вести, которые каждый день мы получаем из Германии и которые показывают, что, как ни трудно, ни тяжело рождается социалистическая революция, пролетарская советская власть в Германии растёт неудержимо... что не далеко время, когда мы будем идти рука об руку с немецким советским правительством».

Если бы изначально не было уверенности в революции в Европе, возможно, её не было бы и в России. Ленин, выступая на торжественном собрании 6 ноября 1920 года говорил: «Три года тому назад, когда мы сидели в Смольном, восстание петроградских рабочих показало нам, что оно более единодушно, чем мы могли ожидать, но, если бы в ту ночь нам сказали, что через три года будет то, что есть сейчас, будет вот эта наша победа, — никто, даже самый заядлый оптимист, этому не поверил бы. Мы тогда знали, что наша победа будет прочной победой только тогда, когда наше дело победит весь мир, потому что мы и начали наше дело исключительно в расчёте на мировую революцию». Хотя Маркс и Энгельс были уверенны в победе пролетариата в Западной Европе, но этого не произошло. Возможно, причиной этого было особое состояние психологии и привычек западного обывателя, которые ни Маркс, ни Энгельс не смогли понять и учесть.

В чём причины победы Советской власти, одержанные в почти безвыходной ситуации? Ленин объяснил, почему была одержана одна из важнейших — над армией Колчака: «...если бы не опыт крестьянства, которое сравнивало власть диктаторов буржуазии с властью большевиков, этой победы не было бы. А ведь диктаторы начали с коалиции, с Учредительного собрания, в этой власти участвовали те же эсеры и меньшевики... Колчак начал в союзе с ними, с людьми, которым оказалось мало опыта Керенского, и они проделали второй опыт. Он потребовался для того, чтобы против большевиков поднялись окраины, самые оторванные от центра. Мы не могли дать крестьянам в Сибири того, что дала им революция в России. В Сибири крестьянство не получило помещичьей земли, потому что там её не было, и потому им легче было поверить белогвардейцам. В эту борьбу были вовлечены все силы Антанты и той армии империалистов, которая менее всего в войне пострадала, — армии японской. Мы знаем, что сотни миллионов рублей были употреблены на помощь Колчаку, что были использованы все средства для его поддержки. Чего же не было на его стороне? Всё было. Всё, что есть у могущественных держав мира, крестьянство и громадная территория, где промышленного пролетариата почти не было. Отчего же все это разбилось? Оттого, что опыт рабочих, солдат и крестьян ещё раз показал, что большевики в своих предсказаниях, в своем учёте соотношения общественных сил были правы, говоря, что союз рабочих и крестьян трудно осуществляется, но во всяком случае является единственным непобедимым союзом против капиталистов» (речь на соединённом заседании, посвящённом двухлетней годовщине октябрьской революции, 7.11. 1919 г.).

В конце концов, в отсутствии международной победы пролетариата, Россия отвоевала себе право на самостоятельное существование рядом с капиталистическими державами. Гражданская война и интервенция изменила весь ход революционных преобразований в России. Страна была полностью разорена, и вместо строительства социализма, пришлось начать с возрождения государства из руин. Не большевики были причиной разрухи, а страны Антанты и Японии, которые поддерживали контрреволюционные восстания и мятежи, и сами оккупировали значительные области России.

«Мы представляли себе...грядущее развитие в более простой, в более прямой форме, чем оно получилось. Мы говорили себе, говорили рабочему классу, говорили всем трудящимся как России, так и других стран: нет другого выхода из проклятой и преступной империалистической бойни, как выход революционный, и, разрывая империалистическую войну революцией, мы открываем единственно возможный выход из этой преступнейшей бойни для всех народов. Нам казалось тогда, — и не могло казаться иначе, — что эта дорога является ясной, прямой и наиболее лёгкой. Оказалось, что на эту прямую дорогу, которая только одна действительно вывела нас из империалистических связей, из империалистических преступлений и из империалистической войны, продолжающей угрожать всему остальному миру, оказалось, что по крайней мере так быстро, как мы рассчитывали, на эту дорогу другим народам вступить не удалось. И если тем не менее мы видим теперь то, что получилось, видим единственную социалистическую Советскую республику, существующую в окружении целого ряда бешено-враждебных ей империалистических держав, то мы задаём себе вопрос: как могло это получиться?» (Ленин, доклад на IX Всероссийском съезде советов, 23.12.1921 г.).

Тяжёлый путь установления социализма в России.

Бытует утверждение, что Октябрьский переворот привёл к разрухе и голоду в стране. Но, во-первых, к разрухе и голоду привела гражданская война, а в ней участвовали, помимо большевиков, и другие стороны. Во-вторых, падение уровня жизни произошло не в результате переворота или, другими словами, революции. Наоборот, революция была следствием резкого ухудшения состояния России. Милюков в своих воспоминаниях приводит сжатое резюме отчёта о положении в стране в 1916 году, который сделал перед Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства А.Д.Протопопов, бывший с 20 декабря 1916 по 28 февраля 1917 года министром внутренних дел: «Финансы расстроены, товарооборот нарушен, производительность страны — на громадную убыль...пути сообщения — в полном расстройстве...Двоевластие (ставка и министерство) на железных дорогах привело к ужасающим беспорядкам...Наборы обезлюдили деревню (брался 13-й миллион. — Милюков), остановили землеобрабатывающую промышленность, ощутился громадный недостаток рабочей силы, пополнялось это пленными и наёмным трудом персов и китайцев…

Общий урожай в России превышал потребность войска и населения; между тем система запрета вывозов — сложная, многоэтажная, — реквизиции, коими злоупотребляли, и расстройство вывоза создали местами голод, дороговизны товаров и общее недовольство...Многим казалось, что только деревня богата; но товара в деревню не шло, и деревня своего хлеба не выпускала. Но и деревня без мужей, братьев, сыновей и даже подростков тоже была несчастна. Города голодали, торговля была задавлена, постоянно под страхом реквизиций. Единственного пути к установлению цен — конкуренции — не существовало...Таксы развили продажу «из-под полы», получилось «мародёрство», не как коренная болезнь, а как проявление недостатка производства и товарообмена...Армия устала, недостатки всего понизили её дух, а это не ведёт к победе».

К началу двадцатых годов положение страны стало катастрофическим. Разруха вследствие мировой, а затем и навязанной гражданской войны свела основные задачи Советской власти к самому примитивному: «Это — задача о хлебе, задача о топливе, задача борьбы со вшами. Вот три простейших задачи, которые дадут нам возможность построить социалистическую республику...Третья наша задача есть борьба со вшами, теми вшами, которые разносят сыпной тиф. Этот сыпной тиф среди населения, истощенного голодом, больного, не имеющего хлеба, мыла, топлива, может стать таким бедствием, которое не даст нам возможности справиться ни с каким социалистическим строительством» (Ленин, доклад на VIII Всероссийской конференции РКП(б), 2.12.1919 г.).

Причиной того отчаянного положения, в котором оказалась Россия, было то, что от центральных, промышленных районов были отрезаны все наиболее хлебные районы — Сибирь, юг, юго-восток; был отрезан один из главных источников угля — Донецкий бассейн, отрезаны были источники нефти.

Голод мучил всё население без исключения. Ленин писал в Оргбюро ЦК РКП(б) 8..01919 г.: «Сейчас ещё получил из надежного источника сообщение, что члены коллегий голодают... голодают и сами и семьи!! 100-200 человек надо подкормить».

К разрухе, причинённой империалистической и гражданской войнами, прибавился неурожай и голод в Поволжье. Скудные пайки, выдаваемые по карточкам, были ещё более сокращены. 400 граммов полуржаного, полуовсяного хлеба, суп из селедочных голов, немного жидкой каши. Всегда хотелось есть...

Для получения хлеба ввели продразверстку, которая была вынужденной мерой, поскольку рабочие в городах голодали, а в деревне хлеб был. Ленин в докладе на IX съезде РКП(б) сообщал: «Недавно вышел "Бюллетень Центрального Статистического Управления"...Там есть две интересные цифры: в 1918 и 1919 годах рабочие потребляющих губерний получали 7 пудов, а крестьяне производящих губерний потребляли 17 пудов в год. До войны они же потребляли 16 пудов в год». Отношения с крестьянами были сложными.

Без продразвёрстки страна бы не выжила и в прямом и в переносном смыслах. «Она вызвана крайней нуждой, безвыходным положением. Вы знаете, что, в течение нескольких лет после победы рабочей революции в России, нам пришлось после империалистической войны выдержать войну гражданскую, и теперь можно сказать без преувеличений, что среди всех стран, которые были втянуты в империалистическую войну, даже из тех, которые больше всего пострадали от нее, потому что она происходила на их территории, всё-таки нет ни одной, которая пострадала бы так, как Россия, потому что, после четырехлетней империалистической войны, мы вынесли три года гражданской войны, которая, в смысле разорения, уничтожения, ухудшения условий производства, была гораздо хуже, чем война внешняя, потому что война эта была в центре государства. Это отчаянное разорение представляет из себя основную причину того, почему мы вначале, в эпоху войны, особенно, когда гражданская война отрезала хлебные районы, как Сибирь, Кавказ и всю Украину, а также отрезала и снабжение углем и нефтью и сократила возможность подвоза остального топлива, — почему мы, будучи в осаждённой крепости, не могли продержаться иначе, как применением развёрстки, то есть взять все излишки у крестьян, какие только имеются, взять иногда даже не только излишки, а и кое-что необходимое крестьянину, лишь бы сохранить способной к борьбе армию и не дать промышленности развалиться совсем. В течение гражданской войны эта задача была необыкновенно трудной, а если взять оценку её другими партиями, то она всеми объявлялась задачей неразрешимой. Взять меньшевиков и эсеров, то есть партию мелкой буржуазии и партию кулаков. Эти партии больше всего кричали в течение самых острых моментов гражданской войны, что большевики затеяли дело сумасбродное, что удержаться в гражданской войне, когда на помощь белогвардейцам пришли все державы, нельзя. В самом деле, задача была чрезвычайно трудная, требовавшая напряжения всех сил, и была успешно выполнена только потому, что те жертвы, которые вынесли за это время рабочий класс и крестьянство, были, можно сказать, сверхъестественными. Никогда такого недоедания, такого голода, как в течение первых лет своей диктатуры, рабочий класс не испытывал. И понятно, что для решения этой задачи не было никаких возможностей, кроме развёрстки, в смысле взятия всех излишков и части необходимого крестьянину. "Ты тоже поголодай, но мы все вместе отстоим своё дело и прогоним Деникина и Врангеля", — никакого другого решения нельзя было себе представить» (Ленин, доклад «О продовольственном налоге» на собрании секретарей и ответственных представителей ячеек РКП(б) г. Москвы и Московской губернии 9.04.1921 г.).

В обмен на хлеб крестьянам нужно бы давать товары, но их не было, поскольку стояли заводы и фабрики. Рабочих не хватало, поскольку они были мобилизованы на фронт. Не отправить их туда было нельзя, ибо тогда бы Советская власть погибла и трудящиеся не избавились бы от угнетения. 31 января 1919 года Ленин телеграфировал комиссару труда Иванову: «Военная необходимость повелительно диктует максимальное усиление производительности Ижевского оружейного завода. Главное препятствие — недостаток рабочих. Совет Обороны ещё две недели назад возложил на профессиональный союз металлистов обязательство срочно переселить в Ижевск пока 5000 рабочих, рассчитывая в особенности на петроградских рабочих, которые нашли бы в Ижевске работу, жилища, вполне достаточное питание...Предлагаю срочно телеграфировать, когда именно, сколько рабочих будут откомандированы из Петрограда в Ижевск». Отправка рабочих из голодающего Петрограда была ещё и способом спасти их и их семьи от голода.

В апреле того же года Ленин пишет в Петроград: «...Сегодня получил телеграмму от Зиновьева об остановке нескольких заводов в Питере, крупных, из-за недостатка нефти...Но думаю, что нефти нет и не будет. Советую двинуть этих рабочих поголовно на Украину, на Дон, на Восток на 3 месяца. Глупо голодать, гибнуть в Питере, когда можно отвоевать хлеб и уголь...Также продолжать мобилизацию партийных работников, особенно в прифронтовые места. Ещё и ещё надо "грабить Питер", то есть брать из него людей, ибо иначе не спасти ни Питера, ни России. Разные отрасли управления и культурно-просветительной работы в Питере можно и должно ослабить на 3 месяца вдесятеро. Тогда спасём и Россию и Питер. Других рабочих уровня питерцев у нас нет».

Ситуация складывалась совершенно тяжёлая. Двигаясь на восток и освобождая Урал, большевики были вынуждены мобилизовать немедленно и поголовно рабочих освобождающихся уральских заводов для скорейшего разгрома врага. Рабочие уходили, заводы и фабрики останавливались.

Помимо продовольственного, страну охватил транспортный кризис, который доходил до того, что железные дороги грозили полной остановкой. Осенью 1919 года число неисправных паровозов дошло до 60%. По оценкам к весне 1920 г. процент таких паровозов должен дойти до 75%. Железнодорожное движение теряло при этом всякий смысл, так как при помощи 25% работающих паровозов можно было бы лишь обслуживать потребности самих железных дорог, живших на громоздком древесном топливе.

В феврале 1920 года Ленин докладывал, что запасов хлеба в Москве оставалось всего на три дня, а десятки поездов остановились, потому что не хватало топлива, и хлеб не могли подвезти. У крестьян по продразвёрстке отбирали значительные запасы хлеба, который большевики рассматривали как ссуду рабочим. Ссуду надо было отдавать товаром, например, солью, поскольку во многих местах крестьянство страшно страдало от её отсутствия. В стране были огромнейшие запасы, но невозможно было подвезти, так как транспорт не справляется с задачами перевоза абсолютно необходимого количества хлеба. Руководство транспортом было передано Троцкому, применившего чрезвычайные административные меры, и положение стало улучшаться.

Тяжёлый неурожай 1920 года, бескормица и падёж скота сделали положение крестьянских хозяйств и вовсе невыносимым.

В 1921 году ситуация не улучшилась. Ленин признавал, что без известной помощи из-за границы восстановление крупной промышленности и восстановление правильного товарообмена либо невозможно, либо означает такую оттяжку, которая чрезвычайно опасна. Крайне сложно было восстанавливать крупную промышленность. Осенью и зимой 1920 года некоторые из важных отраслей были запущены, но их пришлось остановить. Было много фабрик, имеющих возможность снабжаться в достаточной мере рабочей силой, имеющих возможность снабжаться сырьем; почему же работа этих фабрик была прервана? Потому, что не нашлось достаточного продовольственного и топливного фонда. Без того, чтобы иметь 400 миллионов пудов хлеба как государственный запас, обеспеченный правильным распределением помесячно, без этого о каком бы то ни было правильном хозяйственном строительстве, о восстановлении крупной промышленности и говорить было нельзя. А до восстановления Донбасса, до тех пор, пока не появится возможность регулярного получения нефти, остаётся только лес и дровяное отопление. Собрать необходимые 400 миллионов пудов путём старой разверстки в 19220 и 1921 годах не получилось. В 1921 году на страну снова обрушилась засуха, вызвавшая голод в ряде губерний.

Предельно ясно Ленин обрисовал драматическое положение страны в письме от 7 октября 1921 года в Бугунский совет ловцов и рабочих северного побережья: «Дорогие товарищи! До вас, конечно, дошла уже весть об огромной беде — о небывалом голоде, постигшем всё Поволжье и часть Приуралья. Начиная от Астраханской губернии и кончая Татарской республикой и Пермской губернией, всюду засуха выжгла почти окончательно и хлеб и траву. Миллионы людей — трудовых крестьян и рабочих, миллионы скота готовы погибнуть и гибнут уже. Русских и мусульман, оседлых и кочевых — всех одинаково ждет лютая смерть, если не придут на помощь свои товарищи — рабочие, трудовые крестьяне, пастухи и рыбаки из более благополучных местностей. Конечно, Советская власть со своей стороны спешит на помощь голодающим, она послала уже им в срочном порядке более 12 миллионов пудов хлеба на озимое обсеменение, посылает сейчас продовольствие, организует столовые и прочее. Но всего этого мало. Беда так велика, Советская республика так разорена царской войной и белогвардейцами, что государственными средствами можно кое-как пропитать до будущего урожая едва одну четвертую часть нуждающихся. На помощь богачей-капиталистов тоже рассчитывать нечего. Капиталисты, управляющие сейчас сильнейшими государствами в мире — как Англия, Америка, Франция, — правда, заявили нам, что они-де тоже хотят помогать нашим голодающим крестьянам, но на таких условиях, которые означают передачу в их руки всей власти над нашей Рабоче-Крестьянской республикой. Дело понятное. Когда же видано, чтобы кровопиец рабочего человека, капиталист и ростовщик, помогал ему бескорыстно. Голодом трудового человека класс капиталистов всегда пользовался, чтобы закабалить его тело и душу. И нашим голодом хотят сейчас воспользоваться, чтобы уничтожить нашу кровью добытую свободу, навеки вырвать власть из рук рабочих и крестьян и посадить над их головами снова царя, помещика, хозяина, станового пристава и чиновника. Вся надежда казанских, уфимских, самарских и астраханских голодающих — на великую пролетарскую солидарность (согласие) таких же, как они сами, трудовых людей с мозолистыми руками, собственным горбом добывающих свое пропитание, ни из кого не сосущих крови. У вас на Аральском море неплохой улов рыбы, и вы проживете без большой нужды. Уделите же часть вашей рыбной добычи для пухнущих с голоду стариков и старух, для 8 миллионов обессиленных тружеников, которым ведь надо с голодным животом целый почти год совершать всю тяжелую работу по обработке земли, наконец, - для 7 000 000 детей, которые прежде всех могут погибнуть. Жертвуйте, дорогие товарищи, аральские ловцы и рабочие, щедрой рукой! Вы сделаете не только дело человеческой совести, но вы укрепите дело рабочей революции. Ибо вы всему миру покажете, а прежде всего всем трудящимся, что несокрушима мощь рабочего Советского государства, построенного на широчайшей помощи друг другу пролетариев самых отдаленных друг от друга мест. Пусть весь рабочий класс, как один человек, встанет, чтобы залечить тяжкую рану Поволжья, а плодородное Поволжье в будущие годы отплатит нам со своей стороны своим хлебом. Таким путем мы только и сохраним Советскую власть и защитим завоеванную свободу против всех злодейских покушений капиталистов всего мира».

Топливная проблема особенно обострилась из-за остановки шахт на Донбассе. Под влиянием обострившегося в минувших мае - июле продовольственного положения в Донбассе десятки тысяч рабочих покинули шахты и рассеялись, частью за пределы бассейна. Особенно сильно бегство забойщиков, число коих с 16 тысяч упало до 10 тысяч в августе, а также квалифицированных рабочих котлового хозяйства. Невероятными усилиями на Донбасс завезли хлеб, и перед партийными органами встала крайне сложная задача вернуть разбежавшихся шахтёров в забои. Ибо если не будет угля, не будет возможности вывезти новый урожай с Украины, и голод во многих областях усилится.

Окончание гражданской войны принесло ещё одну проблему: разгул бандитизма. Причиной этого явилась демобилизация, когда десятки и сотни тысяч демобилизованных, привыкшие заниматься войной и чуть ли не смотрящие на неё, как на единственное ремесло, возвращались обнищавшие и разорённые. Армия была сокращена с пяти миллионов трехсот тысяч до шестисот тысяч. Эти люди не могли приложить своего труда, поскольку заводы и фабрики не работали.

В конце 1921 года был заключён мирный договор с Польшей и завершался разгром армий Врангеля. Гражданская война закончилась. На повестку дня в очередной раз встали экономические вопросы. Почему — «в очередной раз»? Ленин, выступая на Московской губернской конференции РКП(б) 20.11.1920 года, рассказывал: «Я помню, что в апреле 1918 года я перед собранием ВЦИК говорил о том, что военные задачи наши как будто кончаются, что мы Россию не только убедили, не только отвоевали её от эксплуататоров для трудящихся, но мы теперь должны перейти к задачам, чтобы Россией управлять для хозяйственного строительства. Передышка, которую мы тогда имели, оказалась самой ничтожной. Война, которую нам навязали, начиная с чехословацкого восстания летом 1918 года, оказалась крайне свирепой».

Экономический кризис, вследствие огромного неурожая и недостатка фуража, принял весною 1921 года гигантские размеры. Речь шла о закрытии большинства предприятий: «Закрыть от половины до четырёх пятых теперешних. Остальные пустить в 2 смены. Только те, коим хватит топлива и хлеба...Всё остальное — в аренду или кому угодно отдать, или закрыть, или бросить, забыть до прочного улучшения» (Ленин, «Мысли насчет плана государственного хозяйства», 4 июля 1921 г.).

Становилось ясным, что внутреннюю политику нужно менять. Интересы крестьянского населения плохо согласовывались с социалистическим принципом полного обобществления. Назревал серьёзный конфликт двух классов: пролетариата и крестьянства. Ленин прямо сказал об этом на X съезде РКП (б): «… мы не должны стараться прятать что-либо, а должны говорить прямиком, что крестьянство формой отношений, которая у нас с ним установилась, недовольно, что оно этой формы отношений не хочет и дальше так существовать не будет... Мы с этим должны считаться, и мы достаточно трезвые политики, чтобы говорить прямо: давайте нашу политику по отношению к крестьянству пересматривать. Так, как было до сих пор, — такого положения дольше удерживать нельзя». Продразвёрстка была заменена продовольственным налогом.

Нужно было возвратить крестьянству то, что Советская власть получили в ссуду от него в виде хлеба при продразвёрстке. Эту ссуду нужно вернуть посредством организации промышленности и снабжения крестьян её продуктами. Крестьяне должны были убедиться на своём опыте, что организация промышленности на современной технической базе, на базе электрификации, может покончить с вечной рознью между городом и деревней, даст возможность культурно поднять деревню, победить даже в самых глухих углах отсталость, темноту, нищету, болезни и одичание.

Методы военного коммунизма, навязанные всей обстановкой гражданской войны, исчерпали себя, и для подъёма хозяйства необходимо во что бы то ни стало ввести элемент личной заинтересованности, то есть восстановить в той или другой степени внутренний рынок. Для этого нужен был план. Ленин ещё в 1918 году в качестве ближайшей задачи видел построение государственного капитализма: «Если бы, примерно через полгода, у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и непобедимым станет социализм» («О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности»). Россия на тот момент находилась в переходном состоянии от капитализма к социализму. Понятно, что в мелкокрестьянской стране преобладает мелкобуржуазная стихия; и громадное большинство, земледельцев — мелкие товарные производители. И где же здесь проходит классовая борьба? Ленин объяснил, что не государственный капитализм борется с социализмом, а мелкая буржуазия плюс частнохозяйственный капитализм борются сообща и против государственного капитализма, и против социализма. Эта мелкая буржуазия сопротивляется всякому государственному вмешательству, учёту и контролю как государственно-капиталистического, так и государственно-социалистического.

В чём была суть новой экономической политики? «Действительная сущность новой экономической политики состоит в том, что пролетарское государство: во-первых, разрешило свободу торговли для мелких производителей, и, во-вторых, в том, что к средствам производства для крупного капитала пролетарское государство применяет целый ряд принципов того, что в капиталистической экономике называлось «государственным капитализмом» (интервью корреспонденту «Манчестер гардиан» (сейчас — The Guardian ), 5 ноября 1922 г.).

Применение нэп дало быстрый политический результат, о котором Ленин рассказал на IV конгрессе коммунистического Интернационала: «Крестьянские восстания, которые раньше, до 1921 года, так сказать, представляли общее явление в России, почти совершенно исчезли. Крестьянство довольно своим настоящим положением. Все-таки, я повторяю, лёгкая промышленность находится в безусловном подъеме, и улучшение положения рабочих Петрограда и Москвы — несомненно. В обоих этих городах весной 1921 года существовало недовольство среди рабочих. Теперь этого нет совершенно». С продуктами ситуация существенно улучшалась: «...крестьянство за один год не только справилось с голодом, но и сдало продналог в таком объёме, что мы уже теперь получили сотни миллионов пудов, и притом почти без применения каких-либо мер принуждения» (там же).

Оживление торговли выявило и резко обострило ещё одну проблему — нехватки денег. Ленин писал Троцкому в сентябре 1921 года: «Вопль о неимении денег всеобщий, универсальный. Лопнуть можем. Везде на местах бешено (так говорят) распродают все, пускают в продажу все возможное и невозможное. Вопят все и отовсюду. Как и что еще сделать, я не знаю...Маленький пример: Рухимович даст в октябре до 5 млн. пудов угля в Донбассе от мелких арендаторов. Как платить? Где деньги? Мы опаздываем. Волна торговли сильнее нас».

Ленин считал, что государственный капитализм — это верный помощник в борьбе против мелкобуржуазного элемента: «Рабочий класс, научившийся тому, как отстоять государственный порядок против мелкособственнической анархичности, научившийся тому, как наладить крупную, общегосударственную организацию производства, на государственно-капиталистических началах, будет иметь тогда...все козыри в руках, и упрочение социализма будет обеспечено. Государственный капитализм экономически несравненно выше, чем наша теперешняя экономика, это, во-первых. А во-вторых, в нём нет для Советской власти ничего страшного, ибо Советское государство есть государство, в котором обеспечена власть рабочих и бедноты». Возможно, причина того, что социализм в Советском Союзе исчез, а в Китае продолжает функционировать, в том, что партия слишком рано покончило с государственным капитализмом, и рабочий класс ещё не научился тому «как наладить крупную, общегосударственную организацию производства». Оттого и были в нашей стране бесконечные и малорезультативные реформы, слабо обоснованные теоретически. А Китай не спешил полностью ликвидировать свою многоукладность, и сохранял помимо общественных предприятий и государственно-капиталистические.

Отличительной чертой Ленина было честность, в том числе и в признании своих ошибок (как же этого не хватало брежневскому Политбюро!): «Почему же мы делаем глупости? Это понятно: во-первых, мы — отсталая страна, во-вторых, образование в нашей стране минимальное, в-третьих, мы не получаем помощи извне. Ни одно цивилизованное государство нам не помогает. Напротив, они все работают против нас. В-четвертых, по вине нашего государственного аппарата. Мы переняли старый государственный аппарат, и это было нашим несчастьем. Государственный аппарат очень часто работает против нас. Дело было так, что в 1917 году, после того как мы захватили власть, государственный аппарат нас саботировал. Мы тогда очень испугались и попросили: «Пожалуйста, вернитесь к нам назад». И вот они все вернулись, и это было нашим несчастьем. У нас имеются теперь огромные массы служащих, но у нас нет достаточно образованных сил, чтобы действительно распоряжаться ими. На деле очень часто случается, что здесь, наверху, где мы имеем государственную власть, аппарат кое-как функционирует, в то время как внизу они самовольно распоряжаются и так распоряжаются, что очень часто работают против наших мероприятий. Наверху мы имеем, я не знаю сколько, но я думаю, во всяком случае, только несколько тысяч, максимум несколько десятков тысяч своих. Но внизу — сотни тысяч старых чиновников, полученных от царя и от буржуазного общества, работающих отчасти сознательно, отчасти бессознательно против нас » ( речь на IV конгрессе коммунистического Интернационала).

При захвате власти большевики жили иллюзиями: «...наша предыдущая экономическая политика...можно сказать, безрасчётно предполагала, что произойдёт непосредственный переход старой русской экономики к государственному производству и распределению на коммунистических началах» (Ленин, доклад на II всероссийском съезде политпросветов 17 октября 1921 г.).

После заключении Брестского мира весной 1918 года военная опасность, казалось, отодвинулась, и можно было приступить к мирному строительству. Но летом началась гражданская война, которая затянулась до 1920 года. Отчасти под влиянием нахлынувших военных задач и того, казалось бы, отчаянного положения, в котором находилась тогда страна, как признавал Ленин, была сделана ошибка: «...что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению. Мы решили, что крестьяне по развёрстке дадут нужное нам количество хлеба, а мы разверстаем его по заводам и фабрикам, — и выйдет у нас коммунистическое производство и распределение...Это, к сожалению, факт. Я говорю: к сожалению, потому что не весьма длинный опыт привел нас к убеждению в ошибочности этого построения, противоречащего тому, что мы раньше писали о переходе от капитализма к социализму, полагая, что без периода социалистического учета и контроля подойти хотя бы к низшей ступени коммунизма нельзя...И наша новая экономическая политика, по сути её, в том и состоит, что мы в этом пункте потерпели сильное поражение и стали производить стратегическое отступление: «Пока не разбили нас окончательно, давайте-ка отступим и перестроим все заново, но прочнее». Никакого сомнения в том, что мы понесли весьма тяжёлое экономическое поражение на экономическом фронте, у коммунистов быть не может, раз они ставят сознательно вопрос о новой экономической политике... На экономическом фронте, с попыткой перехода к коммунизму, мы к весне 1921 г. потерпели поражение более серьёзное, чем какое бы то ни было поражение, нанесенное нам Колчаком, Деникиным или Пилсудским...Оно выразилось в том, что наша хозяйственная политика в своих верхах оказалась оторванной от низов и не создала того подъёма производительных сил, который в программе нашей партии признан основной и неотложной задачей...Развёрстка в деревне, этот непосредственный коммунистический подход к задачам строительства в городе, мешала подъему производительных сил и оказалась основной причиной глубокого экономического и политического кризиса, на который мы наткнулись весной 1921 года. Вот почему потребовалось то, что, с точки зрения нашей линии, нашей политики, нельзя назвать не чем иным, как сильнейшим поражением и отступлением... но отступление на эти позиции произошло (а во многих местах провинции происходит и сейчас) в весьма достаточном и даже чрезмерном беспорядке» (там же).

Но даже это поражение и отступление может привести к окончательной победе. Вот пример ленинской логики: «С другой стороны, если будет выигрывать капитализм, будет расти и промышленное производство, а вместе с ним будет расти пролетариат. Капиталисты будут выигрывать от нашей политики и будут создавать промышленный пролетариат, который у нас, благодаря войне и отчаянному разорению и разрухе, деклассирован, то есть выбит из своей классовой колеи и перестал существовать, как пролетариат. Пролетариатом называется класс, занятый производством материальных ценностей в предприятиях крупной капиталистической промышленности. Поскольку разрушена крупная капиталистическая промышленность, поскольку фабрики и заводы стали, пролетариат исчез. Он иногда формально числился, но он не был связан экономическими корнями. Если капитализм восстановится, значит восстановится и класс пролетариата, занятого производством материальных ценностей, полезных для общества, занятого в крупных машинных фабриках, а не спекуляцией, не выделыванием зажигалок на продажу и прочей «работой», не очень-то полезной, но весьма неизбежной в обстановке разрухи нашей промышленности» (доклад на II всероссийском съезде политпросветов 17 октября 1921 г.).

То, что по-старому жить дальше жить было невозможно, это уже было понятно. Была ясность и с первыми шагами. Нэп — это было отступление, но как потом перейти в наступление, этого большевики ещё не знали. «"Новая экономическая политика"! Странное название. Эта политика названа новой экономической политикой потому, что она поворачивает назад. Мы сейчас отступаем, как бы отступаем назад, но мы это делаем, чтобы сначала отступить, а потом разбежаться и сильнее прыгнуть вперёд. Только под одним этим условием мы отступили назад в проведении нашей новой экономической политики. Где и как мы должны теперь перестроиться, приспособиться, переорганизоваться, чтобы после отступления начать упорнейшее наступление вперед, мы ещё не знаем.» (Ленин, речь на пленуме Московского совета 20 ноября 1922 г. ). Такая же ситуация сложилась в конце 80-х годов. Намечавшиеся реформы были явным отступлением от проводившегося десятилетиями политического курса. Но к чему они приведут — никто не знал. Писатель Юрий Васильевич Бондарев на XIX Всесоюзной партийной конференции 29 июня 1988 года сравнил складывающуюся ситуацию с самолётом, который взлетел, но куда лететь и где садиться — не знает. Когда народ увидел, куда в итоге приземлились, то застыл в изумлении.

Коммунистическая партия во главе со Лениным, а затем Сталиным, приступила к строительству социализма в России. Но часть партии под водительством Троцкого была твёрдо настроена только на мировую революцию, поэтому пренебрежительно относилась к внутренним делам. Зачем тратить духовные силы на развитие промышленности и сельского хозяйства в России, коли скоро всё будет общеевропейским. Началась ожесточённая внутрипартийная борьба, которую выиграл Сталин. Но он понимал, что Запад, видя для себя угрозу в социалистическом государстве, рано или поздно нападёт на нашу страну. Нужно было создавать мощную армию. Для армии нужно вооружение, а для вооружения — тяжёлая промышленность, которая в России была крайне слабая. Сталин с соратниками предложил план ускоренной индустриализации, но встретил сопротивление своим идеям. Социализм немыслим без крупного производства, о чём много раз говорил Ленин. Поэтому Сталин, проводя в конце двадцатых и начале тридцатых годов индустриализацию и коллективизацию, направленную на ликвидацию мелкотоварного производства, следовал в точности ленинским курсом.

Положение в стране оставалось тяжёлым, потому что не было средств для восстановления основного капитала, машин, орудий, зданий и тому подобного, а ведь именно эта промышленность, так называемая «тяжелая индустрия», есть основная база социализма. Обычно этот основной капитал восстанавливают посредством займов. Но империалистические государства социалистической России займов не давали. Оставался необыкновенно трудный и долгий путь: скапливать понемногу сбережения, увеличивать налоги, чтобы постепенно восстанавливать разрушенные железные дороги, машины, здания и прочее.

Часть партийцев выступили против этого плана. Они настаивали на первоочередном развитии лёгкой промышленности, ссылаясь на то, что эта отрасль даёт больший доход, обеспечивает население необходимыми товарами и требует меньших первоначальных затрат.

Преодолев сопротивление этой оппозиции, Сталин столкнулся с другой. Для проведения ускоренной индустриализации нужны были деньги. Их можно было взять только у крестьян. Село было обложено данью, которую часто называли ножницами цен. Суть этого была в следующем. Крестьянам продавали товары по завышенным ценам, а хлеб у них закупали по заниженным. То есть, крестьянские доходы уменьшались, а затраты увеличивались. Таким образом у сельских тружеников помимо налогов дополнительно отбирали часть прибыли. Эта отобранная часть шла на финансирование тяжёлой промышленности. В условиях рыночной системы, которая тогда ещё сохранилась на селе, такая схема плохо работала, поскольку зажиточные крестьяне не спешили продавать хлеб по заниженным ценам, полагая, что когда наступит хлебный дефицит, хлеб у них купят по более дорогой стоимости. Тогда партия решила ликвидировать рыночные отношения в сельском хозяйстве, провести сплошную коллективизацию, и организовать изъятие хлеба у кулаков, то есть у зажиточных крестьян. При коллективизации Сталин следовал идее, что «рабочий класс должен не замыкаться от остальных частей населения, а наоборот — руководить всеми частями населения без изъятия в деле перевода их к поголовному объединению в единый всенародный кооператив» (Ленин «Очередные задачи Советской власти»).

Рыночные отношения на селе были разрушены, сопротивлявшиеся зажиточные крестьяне с семьями в значительном количестве были выселены в отдалённые края. В партии многие были против таких действий, но Сталину удалось справиться и с ними.

Земля была передана в пользование колхозам и совхозов, и частная собственность на неё была ликвидирована. Но следует отметить, что идея национализации земли не была придумана большевиками, а давно созревала в русском обществе. Лев Толстой писал в письме от 16 января 1902 года императору Николаю II: «В каждый период жизни человечества есть соответствующая времени ближайшая ступень осуществления лучших форм жизни, к которой оно стремится. Пятьдесят лет тому назад такой ближайшей ступенью было для России уничтожение рабства. В наше время такая ступень есть освобождение рабочих масс от того меньшинства, которое властвует над ними, — то, что называется рабочим вопросом.

В Западной Европе достижение этой цели считается возможным через передачу заводов и фабрик в общее пользование рабочих. Верно ли, или неверно такое разрешение вопроса и достижимо ли оно или нет для западных народов, — оно, очевидно, неприменимо к России, какова она теперь. В России, где огромная часть населения живет на земле и находится в полной зависимости от крупных землевладельцев, освобождение рабочих, очевидно, не может быть достигнуто переходом заводов и фабрик в общее пользование. Для русского народа такое освобождение может быть достигнуто только уничтожением земельной собственности и признанием земли общим достоянием, — тем самым, что уже с давних пор составляет задушевное желание русского народа и осуществление чего он все ещё ожидает от русского правительства...Я лично думаю, что в наше время земельная собственность есть столь же вопиющая и очевидная несправедливость, какою было крепостное право 50 лет тому назад. Думаю, что уничтожение её поставит русский народ на высокую степень независимости, благоденствия и довольства. Думаю также, что эта мера, несомненно, уничтожит все то социалистическое и революционное раздражение, которое теперь разгорается среди рабочих и грозит величайшей опасностью и народу и правительству».

Предпринимая жёсткие меры политического и экономического характера, в том числе и в вопросе о земле, Сталин исходил из того, что времени у Советского государства было мало, враг мог напасть в любую минуту, нужно было как можно скорее поднимать промышленность и оснащать армию необходимым вооружением. У Сталина был свой план развития страны, времени на долгие политические дискуссии не было, и он стремился подавить сопротивление прежде всего в самой партии. Неизбежным следствием этого было резкое усиление его личной власти, повышение значения органов безопасности. Во второй половине 30-х годов, когда становилось всё более ясно, что дело неизбежно идёт к новой мировой войне, возникло опасение о наличии в стране людей, которые могут стать пособниками враждебных стран (а других в Европе и не было). Поэтому уже в судебных процессах с 35-го по 38-й годы подсудимых обвиняли не в классовом сопротивлении, не в борьбе против марксизма-ленинизма, а в банальной работе на спецслужбы других стран. В те времена таких людей называли вредителями и шпионами (сейчас — внесистемной оппозицией).

Страна быстро развивалась, и казалось, до коммунизма осталось недолго. 22 марта 1939 года газета «Правда» писала: «XVIII съезд партии войдёт в историю как съезд, определивший величественный и победоносный путь перехода от социализма к коммунизму. Коммунизм! Для многих поколений это слово звучало как недосягаемый идеал. Для нас, счастливых людей советской страны, современников XVIII съезда ВКП(б), коммунизм — это ближайшее будущее. Мы строим и построим коммунистическое общество, и нет такой силы в мире, которая могла бы остановить наше движение вперёд». Но в 1941 году Европа принесла в Россию войну на уничтожение, которая дорого стоила нашей стране. Огромные людские потери и разрушенное народное хозяйство отодвинули на неопределённый срок решение задачи построения коммунистического общества.

Абсолютная личная власть Сталина сыграли свою решающую положительную роль в годы Великой Отечественной войны. Мы проигрывали немцам по всем параметрам, быстро отступали и оставляли врагу важнейшие промышленные центры и богатейшие месторождения полезных ископаемых. Потери в первые же месяцы в людях и технике были огромны. Однако правительству удалось ценой невероятного напряжения народа восстановить армию, обеспечить её необходимым вооружением и разбить врага.

Нужно, также, учитывать, что руководство партии, и прежде всего сам Сталин, имели колоссальный опыт выживания и организации победы, полученный в ходе интервенции и гражданской войны. Сталин, будучи ближайшим соратником Ленина, прекрасно усвоил ленинские методы решения сложнейших проблем. В первые два года войны ситуация казалась столь же безнадёжной, как в 1918-19 годах. Но так же, как Ленин нашёл способ и силы для спасения страны, так же это сделал и Сталин.

В 1945 году огромная Советская армия стояла в середине Европы, авторитет Советского Союза и его руководителя Сталина был необычайно высок. Однако враг германский сменился на врага англо-саксонского. США в то время были единственными обладателями атомного оружия. 14 декабря 1945 года Объединенный комитет издал директиву № 432/д: «Наиболее эффективным оружием, которое США могут применить для удара по СССР, — говорилось в ней, — являются имеющиеся в наличии 196 атомных бомб. Они могут быть доставлены к целям с американских баз в Англии, Италии, Индии, Китае, Японии». Но Советскому Союзу удалось, начав практически с нуля, создать новые необходимые отрасли науки и техники, и в 1949 году провести испытание атомной, а в 1953 году и более мощной водородной бомбы. В 1957 году был осуществлён первый в мире запуск искусственного спутника земли. В США понимали, что вместо спутника могла быть установлена и боеголовка с атомной начинкой, которая по баллистической траектории полетела бы в заданную точку территории противника. Наша страна получила и атомное оружие, и средство его доставки. Военная опасность была ликвидирована.

Таким образом, социализм в СССР победил полностью и окончательно. Оставалось в мирных условиях, в отсутствии противоборствующих классов, его развивать и совершенствовать. Почему же в 1991 году при наличии 18 миллионов членов КПСС и отсутствия войны социализм благополучно испустил дух?

Роковые ошибки при осуждении культа личности.

Среди тех, кто верит, что социализм в России мог успешно развиваться, популярно утверждение, что вся проблема была в отходе Сталина от некоторых важных ленинских принципов, что, в итоге, сказалось на всей дальнейшей деятельности коммунистической партии. Официальное противопоставление Сталина Ленину было осуществлено на XX съезде КПСС, когда Хрущёв зачитал доклад «О культе личности и его последствиях». Существовавший в 20-50-е годы предельно авторитарный стиль правления был осуждён. Одновременно, все негативные явления в партии связали с именем Сталина, обвинив его в отходе от ленинских норм партийной жизни. Сконцентрировав все обвинения на личности вождя, остальные руководители как бы сняли с себя ответственность за многочисленные перегибы, репрессии и экономические проблемы.

В докладе, в частности, говорилось: «После смерти Сталина Центральный Комитет партии стал строго и последовательно проводить курс на разъяснение недопустимости чуждого духу марксизма-ленинизма возвеличивания одной личности, превращения её в какого-то сверхчеловека, обладающего сверхъестественными качествами, наподобие бога. Этот человек будто бы всё знает, всё видит, за всех думает, всё может сделать; он непогрешим в своих поступках. Такое понятие о человеке, и, говоря конкретно, о Сталине, культивировалось у нас много лет». Но если вспомнить повседневную историю Советского Союза, то с утра до вечера поминались гениальные Ленин и Маркс, учение которых верно и потому всесильно. Отрывки из их работ бесконечно цитировались, критика их идей не допускалась. Мало того, культ Ленина был достаточно силён уже в 20-е годы. Конечно, он был не таким мощным, как у Сталина, но, скорее всего, это лишь потому, что Ленин после Октябрьского переворота имел лишь пять лет активной жизни. Сам по себе культ вождя начал созревать уже сразу после 1917 года. После смерти Ленина он перешёл на Сталина, а если бы тот проиграл внутрипартийную борьбу, то, в чём нет оснований сомневаться, — на Троцкого.

В докладе примечательна такая фраза о культе личности, «который превратился на определённом этапе в источник целого ряда крупнейших и весьма тяжёлых извращений партийных принципов, партийной демократии, революционной законности». Во-первых, здесь упоминается «революционная законность». То есть признаётся, что есть закон и есть некий «революционный закон». Во-вторых, здесь говорится о партийной демократии. Понятно, что на партийном съезде говорится о партийных проблемах. Но эта демократия серьёзно нарушалась и во внепартийной жизни. И возникал вопрос, если демократия будет восстанавливаться для членов партии, что как быть с остальной огромной массой населения, не коммунистов? Доклад был закрытый, и получается, что коммунисты культ осудили, а остальной народ ничего об этом не узнает, и будет продолжать славословить уже почившего вождя.

Одной из ключевых фраз в докладе были следующая: «Тот, кто сопротивлялся этому или старался доказывать свою точку зрения, свою правоту, тот был обречён на исключение из руководящего коллектива с последующим моральным и физическим уничтожением». То есть, если задать вопрос, почему же вы, члены ЦК не поставили Сталина на место, вот и ответ — не было никакой возможности, из-за угрозы физического уничтожения.

Но Хрущёв ещё более усиливает доказательства невозможности руководства партии и своей лично сопротивляться Сталину: «Сталин ввёл понятие "враг народа". Этот термин сразу освобождал от необходимости всяких доказательств идейной неправоты человека или людей, с которыми ты ведешь полемику: он давал возможность всякого, кто в чём-то не согласен со Сталиным, кто был только заподозрен во враждебных намерениях, всякого, кто был просто оклеветан, подвергнуть самым жестоким репрессиям, с нарушением всяких норм революционной законности. Это понятие "враг народа" по существу уже снимало, исключало возможность какой-либо идейной борьбы или выражения своего мнения по тем или иным вопросам даже практического значения». Фактически, здесь Хрущёв признаёт, что дело построения социализма в Советском Союзе зависело от воли одного человека. Захотел бы Сталин, так и к капитализму перешли. Вся история со Сталиным в изложении Хрущёва подрывала фундаментальный тезис Маркса об объективной неизбежности победы социализма.

Говоря о репрессиях, Хрущёв приводил пример Ленина: «А разве можно сказать, что Ленин не решался применять к врагам революции, когда это действительно требовалось, самые жестокие меры? Нет, этого никто сказать не может. Владимир Ильич требовал жестокой расправы с врагами революции и рабочего класса и, когда возникала необходимость, пользовался этими мерами со всей беспощадностью». Так Сталин делал ровно то же, беспощадно расправлялся с врагами революции. В докладе говорилось, в при репрессиях 35-38 годов пострадали невинные люди. А сколько таких невинных были убиты при Ленине, когда по его личному требованию в качестве заложников без всякого суда и следствия расстреливались сотни невинных людей. Ленин откровенно призывал к террору, и это стало допустим с моральной точки зрения для коммунистов. Сталин жил в такой атмосфере, постоянного слышал это от Ленина, и поступал точно также с классовыми врагами.

Хрущёв продолжал: «Ленин применял суровые меры в самых необходимых случаях, когда в наличии были эксплуататорские классы, бешено сопротивлявшиеся революции, когда борьба по принципу "кто — кого" неизбежно принимала самые острые формы, вплоть до гражданской войны. Сталин же применял самые крайние меры, массовые репрессии уже тогда, когда революция победила, когда укрепилось Советское государство, когда эксплуататорские классы были уже ликвидированы». То есть, нет сомнений, что суровые меры нужно применять, вопрос только, когда и как. Хрущёв говорил: «И именно в этот период (1935-1937-1938 годах) сложилась практика массовых репрессий по государственной линии сначала против противников ленинизма — троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев, давно уже политически разбитых партией, а затем и против многих честных коммунистов, против тех кадров партии, которые вынесли на своих плечах гражданскую войну, первые, самые трудные годы индустриализации и коллективизации, которые активно боролись против троцкистов и правых, за ленинскую линию партии». Однако, в середине 30-х годов Сталин боролся не с классовыми врагами, а со шпионами и вредителями, в условиях надвигавшейся войны. А раз с его точки зрения, такие враги были, он и применял к ним суровые меры, так же как это делал в своё время Ленин. Вот, например, отрывок из закрытого письма Сталина от 29 июля 1936 года «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока»: «На основе новых материалов НКВД, полученных в 1936 году, можно считать установленным, что Зиновьев и Каменев были не только вдохновителями террористической деятельности против вождей нашей партии и правительства, но и авторами прямых указаний как об убийстве С. М. Кирова, так и готовившихся покушениях на других руководителей нашей партии, и в первую очередь на т. Сталина» («Известия ЦК КПСС», № 8, 1989 г.). Так, что у Сталина были основания для репрессий даже против видных деятелей партии и соратников Ленина.

В докладе говорилось: «И только потому, что наша партия обладает великой морально-политической силой, она сумела справиться с тяжелыми событиями 1937-1938 годов, пережить эти события, вырастить новые кадры. Но нет сомнения, что наше продвижение вперед к социализму и подготовка к обороне страны осуществлялись бы более успешно, если бы не огромные потери в кадрах, которые мы понесли в результате массовых, необоснованных и несправедливых репрессий в 1937-1938 годах». Смущает фраза «наша партия обладает великой морально-политической силой». Но ведь Сталин не в мгновение ока стал диктатором, он шёл к этому годами, и партия не смогла этому препятствовать. Значит, не такая уж и сильная была КПСС, слабы в ней были ленинские принципы коллективного управления. И если партия не смогла защитить своих членов от произвола, то что говорить об остальном, непартийном народе.

Хрущёв объяснил, почему ЦК не исправлял по ходу работы недостатки в деятельности Сталина: «Некоторые товарищи могут задать вопрос: куда же смотрели члены Политбюро ЦК, почему они своевременно не выступили против культа личности и делают это лишь в последнее время? Прежде всего надо иметь в виду, что члены Политбюро смотрели на эти вопросы по-разному в разные периоды. В первое время многие из них активно поддерживали Сталина, потому что Сталин является одним из сильнейших марксистов и его логика, сила и воля оказывали большое воздействие на кадры, на работу партии. Известно, что Сталин после смерти В. И. Ленина, особенно в первые годы, активно боролся за ленинизм, против извратителей и врагов ленинского учения. Исходя из ленинского учения, партия во главе со своим Центральным Комитетом развернула большую работу по социалистической индустриализации страны, коллективизации сельского хозяйства, осуществлению культурной революции. В то время Сталин завоевал популярность, симпатии и поддержку. Партии пришлось вести борьбу с теми, кто пытался сбить страну с единственно правильного, ленинского пути, — с троцкистами, зиновьевцами и правыми, буржуазными националистами. Эта борьба была необходима».

Таким образом, высокий авторитет Сталина был вполне заслуженным. Но его ошибка была в том, как пояснялось в докладе, что после того, как были уже ликвидированы все эксплуататорские классы в нашей стране и не было никаких сколько-нибудь серьёзных оснований для массового применения исключительных мер, для массового террора, Сталин ориентировал партию, ориентировал органы НКВД на массовый террор. То есть проблема не в государственном терроре как таковом, а в его обоснованности. В чём тогда обвинять Сталина, если он считал применение террора обоснованным? На эту проблему было указано и в докладе: «Бесспорно, что в прошлом Сталин имел большие заслуги перед партией, рабочим классом и перед международным рабочим движением. Вопрос осложняется тем, что всё то, о чем говорилось выше, было совершено при Сталине, под его руководством, с его согласия, причем он был убежден, что это необходимо для защиты интересов трудящихся от происков врагов и нападок империалистического лагеря. Всё это рассматривалось им с позиций защиты интересов рабочего класса, интересов трудового народа, интересов победы социализма и коммунизма. Нельзя сказать, что это действия самодура. Он считал, что так нужно делать в интересах партии, трудящихся, в интересах защиты завоеваний революции. В этом истинная трагедия!».

Народ доверял партии, коммунисты доверяли своему ЦК, а в действительности оказалось: «Центральный Комитет, располагая многочисленными фактами, свидетельствующими о грубом произволе в отношении партийных кадров, выделил партийную комиссию Президиума ЦК...Выясняется, что многие партийные, советские, хозяйственные работники, которых объявили в 1937-1938 годах "врагами", в действительности никогда врагами, шпионами, вредителями и т. п. не являлись, что они, по существу, всегда оставались честными коммунистами, но были оклеветаны, а иногда, не выдержав зверских истязаний, сами на себя наговаривали...Массовые аресты партийных, советских, хозяйственных, военных работников нанесли огромный ущерб нашей стране, делу социалистического строительства. Массовые репрессии отрицательно влияли на морально-политическое состояние партии, порождали неуверенность, способствовали распространению болезненной подозрительности, сеяли взаимное недоверие среди коммунистов. Активизировались всевозможные клеветники и карьеристы... Культ личности способствовал распространению в партийном строительстве и хозяйственной работе порочных методов, порождал грубые нарушения внутрипартийной и советской демократии, голое администрирование, разного рода извращения, замазывание недостатков, лакировку действительности. У нас развелось немало подхалимов, аллилуйщиков, очковтирателей...Если по-марксистски, по-ленински подойти к существу этого вопроса, то надо со всей прямотой заявить, что практика руководства, сложившаяся в последние годы жизни Сталина, стала серьезным тормозом на пути развития советского общества».

Таким образом, и жертв могло быть меньше, и страна могла развиваться быстрее, и люди жили бы лучше. Ошибки партии дорого обходились народу, а ведь коммунисты постоянно говорили, что в партию приходят лучшие представители пролетариата, а ЦК — это и вовсе лучшие из лучших. Как объяснил Хрущёв: «Если бы в Центральном Комитете партии, в Политбюро ЦК существовала нормальная обстановка, при которой подобные вопросы обсуждались бы, как это положено в партии, и взвешивались бы все факты, то этого дела не возникло бы, как не возникли бы и другие подобные дела». Конечно, возникали сомнения в доверии партии, которая не может создать нормальную обстановку в своём руководстве.

Все эти проблемы хотели скрыть от народа: «Мы должны со всей серьезностью отнестись к вопросу о культе личности. Этот вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а тем более в печать. Именно поэтому мы докладываем его на закрытом заседании съезда. Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв». Однако, информация всё равно просочилась, и с этого момента в народе доверие к партии и вера в социализм начали медленно, но постоянно падать.

Было немало споров, стоило ли вообще делать этот доклад, или разумнее было принимать решения о преодолении культа личности Сталина кулуарно, на уровне Президиума. Многие были убеждены, что своим выступлением Хрущёв просто подорвал веру в партию.

Потенциальная возможность для возникновения культа личности заложена в самой сути сильно централизованной коммунистической партии. Ленин писал в своё время: «Классами руководят обычно и в большинстве случаев, по крайней мере в современных цивилизованных странах, политические партии; — что политические партии в виде общего правила управляются более или менее устойчивыми группами наиболее авторитетных, влиятельных, опытных, выбираемых на самые ответственные должности лиц, называемых вождями» («Детская болезнь "левизны" в коммунизме»). Из этих вождей непременно выделяется самый главный вождь. После Октябрьского переворота было два кандидата: Ленин и Троцкий. Ленин обошёл Троцкого. После смерти Ленина Троцкий соперничал со Сталиным и опять проиграл. Ленин писал о них в «Письме съезду» от 23-24 декабря 1922 года: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть... С другой стороны, тов. Троцкий...пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК...Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно». Сталин раскола не допустил, и возглавил партию в борьбе с Троцким. КПСС была построена по жёсткому иерархическому принципу, на вершине находилось Политбюро, у которого была реальная власть. Но Первый, или Генеральный, секретарь всегда был на виду, представляли партию перед народом и другими странами, потому реальной власти у него было больше, чем у остальных партийных руководителей. Причём, руководители партии были несменяемы до самой смерти, за исключением Хрущёва, которого сняли в результате заговора. А сменил его Брежнев, который сидел на троне с 1964 по 1982 год, то есть 18 лет. За такой долгий срок определённый культ образуется даже сам по себе, без особых усилий со стороны вождя.

Своим докладом Хрущёв сделал несколько роковых ошибок. Во-первых, Сталин был не только руководителем Советского Союза, но и вождём международного коммунистического движения. Поэтому вопрос о культе личности нужно было, прежде всего, обсуждать в предельно узком кругу с руководителями коммунистических партий. Хрущёв этого не сделал и тем самым продемонстрировал пренебрежение к другим партиям. Особенно остро критику Сталина восприняли китайские коммунисты, для которых он был руководителем, учителем и безусловным авторитетом. С этого доклада начались проблемы в отношениях двух коммунистических партий, которые привели, в итоге, к разрыву отношений и даже военным столкновениям на границе двух стран на Амуре. После 1956 года авторитет КПСС в мировом коммунистическом движении стал падать.

Разоблачая культ Сталина так, как это было сделано, Хрущёв разрушил важнейшее для народа представление о руководителе страны как о человеке, вышедшем из народа и всего остающимся с народом. Образ Сталина всегда был связан с чисто социалистическим по своей природе возвышением человека-труженника. Сталин не возвеличивался сам по себе, не выступал в анекдотической роли выживающего из ума собирателя регалий, подобно Брежневу в 60-80 годы. В общественном мнении он всегда стоял рядом и вместе с реальным и вполне конкретным человеком труда, который был образцом для подражания: Сталин и Алексей Стаханов, Сталин и Прасковья Ангелина, Сталин и Валерий Чкалов, Сталин и Иван Папанин, Сталин и Михаил Шолохов. Именно таким образом, возводя в разных отраслях народного хозяйства, науки и культуры свои маяки, утверждался его действенный авторитет.

Ещё одна ошибка Хрущёва была связана с непониманием того, что возникновение культа было не проблемой товарища Сталина, а проблемой самой партии. Именно об ошибках партии и нужно было говорить, о причинах их появления, о том, как их исправить, и как не допустить их повтора. Внутрипартийные споры, всякие левые и правые уклоны народу были малопонятны и неинтересны. Подавляющая часть населения верила Сталину и гордилась, что у страны такой руководитель. Эту веру нельзя было разрушать в одночасье. Партия делала ошибки, партия их исправила — в этом случае доверие к ней не было бы поколеблено. В качестве примера можно было взять компартию Китая. Культ личности Мао Цзэдуна не уступал сталинскому. В результате ошибок «большого скачка» и репрессий «культурной революции» погибли десятки миллионов человек. Всё партийной руководство, которое оказалось у власти после смерти Мао, подвергалось при его жизни жестоким репрессиям, в отличие, например, от Хрущёва, который при Сталине жил вполне комфортно. Но эти люди никогда не валили все проблемы на Мао, не ругали его лично, а говорили об ошибках всей партии и их самих. Например, в апреле 1985 года в беседе с руководителем Танзании Дэн Сяопин очень осторожно отзывался о просчётах Мао: «Товарищ Мао Цзэдун — великий вождь, под его руководством китайская революция завоевала победу. Однако он страдал серьезным недостатком — пренебрегал развитием общественных производительных сил. Нельзя сказать, чтобы он совсем не хотел развивать производительные силы. Но предпринятые им меры не все были правильными». А ведь Дэн Сяопин чудом остался жив во время репрессий, запущенных Мао Цзэдуном. В нашей же стране отбросили все заслуги Сталина в развитии страны и в победе в Великой Отечественной войне и оставили в памяти одни лишь репрессии.

Конфуций говорил: «Кто в течении трёх лет не изменит отцовских порядков, того можно назвать почтительным сыном» (Суждения и беседы, IV,20). В феврале 1965 года в беседе с председателем Совета министров СССР Косыгиным Мао Цзэдун сказал: «А я нападаю на XX и ХХII съезды. Я не согласен с линией этих съездов, с тем, что Сталин оказался уж так плох, что был какой-то там культ личности. А теперь вы говорите, что Хрущёв создал свой культ личности. Трудно разобраться, что у вас там происходит. Вы говорили, что Хрущёв хороший человек, но, если он был хороший человек, тогда почему вы его сняли. Вот мы у себя его портретов не снимаем, книги его у нас продаются, к сожалению, на них нет широкого спроса. Портретов Сталина никогда не снимали, так что мы поддерживаем культ личности». Мао испытывал личную неприязнь к Хрущёву, в том числе и за отношение того к памяти Сталина. Эта неприязнь, в конце-концов, привела к тридцатилетнему разрыву прежде крайне крепких связей между двумя странами.

В Китае партия пользовалась доверием народа даже в кризисные периоды. Когда в 1989 году огромные толпы молодёжи бунтовали в китайских городах, бунт был подавлен, социализм продолжал развиваться, позиции партии ещё более окрепли. В это же время в России тоже были митинги с требованием реформ, а закончилось всё распадом страны, падением социализма и запретом самой КПСС, которой уже мало кто доверял.

Попытки остановить падение экономики.

Казалось бы, после обличительного доклада Хрущёва в партии восторжествует коллективизм и то, что называли ленинскими нормами партийной работы. XX съезд состоялся в 1956 году. Хрущёва сняли со всех должностей на Пленуме 1964 года, то есть через 8 лет. Но вот, что записано в решениях Пленума: «Признать, что в результате ошибок и неправильных действий т. Хрущёва, нарушающих ленинские принципы коллективного руководства, в Президиуме ЦК за последнее время создалась совершенно ненормальная обстановка, затруднявшая выполнение членами Президиума ответственных обязанностей по руководству партией и страной. Тов. Хрущёв, занимая посты первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР и сосредоточив в своих руках большую власть, в ряде случаев стал выходить из-под контроля ЦК КПСС, перестал считаться с мнением членов Президиума ЦК и членов ЦК КПСС, решая важнейшие вопросы без должного коллективного обсуждения. Проявляя нетерпимость и грубость к товарищам по Президиуму и ЦК, пренебрежительно относясь к их мнению, т. Хрущёв допустил ряд крупных ошибок в практическом осуществлении линии, намеченной решениями XX, XXI и XXII съездов КПСС».

А вот, что говорил Хрущёв в своём докладе на XX съезде: «Ленин... выработал большевистские принципы партийного руководства и нормы партийной жизни, подчеркнув, что высшим принципом партийного руководства является его коллективность». Ему же 8 лет спустя поставили в вину, что он решал важнейшие вопросы без должного коллективного обсуждения. Хрущёв там же цитировал письмо Ленина от 23-24 декабря 1922 года: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». А в добавлению к этому письму, в другом документе от 4 января 1923 года Ленин добавил: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека».

Таким образом, Хрущёва обвиняли в том же, в чём он обвинял Сталина. То есть партия, даже обнаружив недостатки управления, их не исправила, вернее, не смогла исправить. Одно это уже вызывало сомнение в её высокой эффективности.

Вероятно, на возможности сохранения социализма в Советском Союзе окончательно поставил крест XXII съезд, состоявшийся в 1961 году. На съезде была принята новая программа Коммунистической партии, в которой говорилось о построении коммунизма в Советском Союзе. Причём, был указан был срок — 20 лет, то есть к 1981 году. При коммунизме как известно действует принцип: от каждого по способностям, каждому — по потребностям. То есть предполагалось, к уже в 1981 году все потребности трудящихся будут полностью удовлетворяться.

В Программе, в частности, говорилось: «Опыт Советского Союза и стран народной демократии подтвердил правильность ленинского положений о том, что в период построения социализма классовая борьба не исчезает. Общая тенденция развития классовой борьбы внутри социалистических стран в условиях успешного строительства социализма ведет к упрочению позиций социалистических сил, к ослаблению сопротивления остатков враждебных классов. Но это развитие идет не по прямой линии. В связи с теми или иными изменениями внутренней и внешней обстановки классовая борьба в отдельные периоды может обостряться». Парадоксально, но здесь, фактически, обосновываются сталинские репрессии, которые были реакцией на обострение как раз классовой борьбы.

Решения съезда и принятая на нём Программа доказывали отсутствие в КПСС главного необходимого качества социалистического общества — умения прогнозировать. В Программе, в частности, говорилось: «Технический прогресс в условиях господства, монополистического капитала оборачивается против рабочего класса. Применяя новые формы, монополии усиливают эксплуатацию рабочего класса. Капиталистическая автоматизация вырывает кусок хлеба у рабочего — растет безработица и, снижается жизненный уровень». Но и в те времена можно было догадаться, автоматизация создаёт и новые рабочие места, она существенно облегчает физический труд. Кроме того, она значительно повышает производительность труда, товаров становится больше и цена их снижается. А это ведёт к повышению уровня жизни.

В Программе были поставлены совершенно нереальные задачи, например: «В ближайшее десятилетие (1961—1970 годы) Советский Союз, создавая материально-техническую базу коммунизма, превзойдет по производству продукции на душу населения наиболее мощную и богатую страну капитализма — США». Как известно, это не было осуществлено, а отставание от США по этому показателю только увеличивалась.

Ещё отрывок из Программы: «В итоге второго десятилетия (1971 —1980 годы) будет создана материально-техническая база коммунизма, обеспечивающая изобилие материальных и культурных благ для всего населения; советское общество вплотную подойдет к осуществлению принципа распределения по потребностям...Теперь имеются все возможности для быстрого подъема благосостояния всего населения: рабочих, крестьян, интеллигенции. КПСС ставит задачу всемирно-исторического значения — обеспечить в Советском Союзе самый высокий жизненный уровень по сравнению с любой страной капитализма». В реальности, к 80-годам Советский Союз вступил в период постоянно растущего дефицита товаров народного потребления, в том числе и еды.

За 20 лет предполагалось полностью решить жилищную проблему: «КПСС ставит задачу разрешить самую острую проблему подъема благосостояния советского народа — жилищную проблему. В течение первого десятилетия в стране будет покончено с недостатком в жилищах. Те семьи, которые проживают ещё в переуплотненных и плохих жилищах, получат новые квартиры. В итоге второго десятилетия каждая семья, включая семьи молодоженов, будет иметь благоустроенную квартиру, соответствующую требованиям гигиены и культурного быта. Крестьянские дома старого типа в основном заменятся новыми современными домами, либо — там, где это возможно,— будут реконструироваться с проведением необходимого благоустройства. В течение второго десятилетия пользование жилищем постепенно станет бесплатным для всех граждан». В реальной жизни к этому даже и близко не подошли.

Однако, на всякий случай, в Программе подстраховались по поводу сроков: «Намеченная программа может быть с успехом выполнена в условиях мира. Осложнение международной обстановки и вызываемое этим необходимое увеличение затрат на оборону может задержать реализацию планов подъема благосостояния народа».

Народ, узнав о скором коммунизме, конечно обрадовался: значит, не зря страдали. Но в 1964 году Хрущёва уволили, и выяснилось, что его планы были нереальными, да и руководил он неправильно. На октябрьском пленуме Брежнев, в частности, признал: «Все члены Президиума ЦК, кандидаты в члены Президиума и Секретари ЦК, выступившие на заседании, были едины в мнении, что в работе в Президиуме ЦК нет здоровой обстановки, что обстановка в Президиуме ЦК сложилась ненормальная и повинен в этом прежде всего т. Хрущев, вставший на путь нарушения ленинских принципов коллективного руководства жизнью партии и страны, выпячивающий культ своей личности. Президиум ЦК с полным единодушием пришел к выводу, что вследствие скоропалительных установок т. Хрущева, его непродуманных волюнтаристских действий в руководстве народным хозяйством страны допускается большая неразбериха, имеют место серьезные просчёты, прикрываемые бесконечными перестройками и реорганизациями».

Выяснилось, что за планами скорого построения коммунизма не стояли объективные возможности. В одном из докладов на Пленуме говорилось: «Основой всех наших расчётов на быстрое построение материально-технической базы коммунизма в сроки, установленные Программой КПСС, являются темпы прироста общественного продукта. Показатели этого прироста лежат и в основе расчётов на то, чтобы превзойти США по производству промышленной продукции сначала в валовом отношении, а затем — и на душу населения». Была приведена следующая таблица:

Из этих цифр, отмечалось на Пленуме, следовало: «До 1956 года включительно темпы прироста общественного продукта повышались, а затем наступил спад. Всего за 1956—1963 гг. темпы прироста упали на 6,1 процента. Это уже не случайность, а тенденция, время действия которой исчисляется значительным количеством лет. Результат действия такой тенденции — снижение темпов прироста за 8 лет более чем вдвое. Это явление небывалое в истории развития нашей экономики. И оно не может не вызывать тревоги. Ведь высокие темпы прироста общественного валового продукта — одно из величайших преимуществ социалистической экономики перед капиталистической. Это преимущество безотказно и верно служило нам на всём протяжении советской истории. И если в годы «великого десятилетия» мы стали сдавать позиции в темпах роста, то очевидно, что причина заключается в просчётах, в грубых ошибках руководства хозяйственным строительством».

Но это было ещё не всё. Значительно падала фондоотдача, то есть сколько денег мы получаем от эксплуатации основных средств производства: зданий, машин, станков, тракторов и тому подобное. Если в 1953 году на один рубль основных фондов было произведено продукции на 1 руб. 88 коп, то в 1963 году — лишь на 1 руб. 72 коп. Выходило, что основные фонды стали использоваться не лучше, а хуже.

Столь же плачевно обстояли дела с ростом производительности труда, которого на самом деле не было. В 1950—1955 годах среднегодовой рост производительности труда в промышленности достигал 7—8 процентов. За 1962 год темпы роста производительности труда составили 5,5 процента, в 1963 году — 5,2 процента и за первое полугодие 1964 г. — 4,2 процента.

На Пленуме констатировали, что «в ряде отраслей производства наш технический уровень далеко отстал от уровня развитых капиталистических стран. И в отдельных случаях отставание не уменьшается, а увеличивается».

Почему так происходило? «Одной из причин этого является бесконечное и некомпетентное вмешательство тов. Хрущева в руководство технической политикой. Несколько лет назад он яростно выступал против централизации и вертикального построения руководящих органов технического прогресса. Теперь всё то, что тогда было отвергнуто, поднимается им на щит как нечто новое. Созданы многочисленные Государственные технические комитеты, но у них нет прав, они оторваны от производства; их планы внедрения новой техники для предприятий не обязательны. В результате решение важнейших технических проблем серьёзно замедлилось, ещё больше стало параллелизма и дублирования, осуществление единой технической политики оказалось практически невозможным».

Ленин писал в марте 1918 года: «Если центральной государственной властью можно овладеть в несколько дней, если подавить военное (и саботажническое) сопротивление эксплуататоров даже по разным углам большой страны можно в несколько недель, то прочное решение задачи поднять производительность труда требует, во всяком случае (особенно после мучительнейшей и разорительнейшей войны), нескольких лет» («Очередные задачи Советской власти»). Прошло не несколько, а 40 лет после постановки этой задачи, а поднять производительность труда до уровня развитых капиталистических стран так и не получилось. И естественно возникает вопрос: это были ошибки партийного руководства или сам марксизм-ленинизм является ошибочным, и социализм не может быть эффективнее капитализма? Или же, всё определяется характером самого народа и случайной удачей появления толковых руководителей? Другими словами, существуют ли объективные законы общественного развития, которые сформулировал Маркс или это была ошибочная гипотеза?

В той же статье Ленин указал основные условия для повышения производительности: «Подъём производительности труда требует, прежде всего, обеспечения материальной основы крупной индустрии: развития производства топлива, железа, машиностроения, химической промышленности. Российская Советская республика находится постольку в выгодных условиях, что она располагает — даже после Брестского мира — гигантскими запасами руды (на Урале), топлива в Западной Сибири (каменный уголь), на Кавказе и на юго-востоке (нефть), в центре (торф), гигантскими богатствами леса, водных сил, сырья для химической промышленности (Карабугаз) и т. д. Разработка этих естественных богатств приёмами новейшей техники даст основу невиданного прогресса производительных сил». К 1960 году Советский Союз располагал мощной промышленностью, как добывающей, так и перерабатывающей, огромными запасами почти всех возможных полезных ископаемых, так что это условие было выполнено и перевыполнено.

Вторым условием Ленин считал «образовательный и культурный подъём массы населения». И здесь был сделан гигантский рывок, страна стала одной из ведущих в мире по уровню развития науки и образования. Так что, и это условие тоже было выполнено. Третьим «условием экономического подъема является и повышение дисциплины трудящихся, уменья работать, спорости, интенсивности труда, лучшей его организации». А вот здесь у нас был провал. В Советском Союзе работа была хуже организована, чем в США, Германии или Швеции, и эффективность труда наших рабочих и крестьян была заметно ниже.

Партия в руководстве страной допускала серьёзные теоретические ошибки. Андропов, выступая на июньском (1983) Пленуме ЦК говорил, что некоторые положения Программы 1961 года «не в полной мере выдержали проверку временем, так в них были элементы отрыва от реальности, забегания вперёд, неоправданной детализации». И дальше, через 68 лет после прихода к власти Коммунистической партии он честно признал: «Между тем, если говорить откровенно, мы ещё до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живём и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические. Поэтому порой вынуждены, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок». И ошибки признавались, и проблемы были видны. Но социализм не смогли уберечь.

В начале шестидесятых годов XX века те, кто знал истинное положение в экономике Советского Союза начинали осознавать, что с победой социализма возникли проблемы. Сталин, развивая идеи Ленина, ещё в 1935 году объяснил, при каких условиях социализм может победить капитализм: «Социализм может победить только на базе высокой производительности труда, более высокой, чем при капитализме, на базе изобилия продуктов и всякого рода предметов потребления, на базе зажиточной и культурной жизни всех членов общества. Но для того, чтобы социализм мог добиться этой своей цели и сделать наше советское общество наиболее зажиточным, необходимо иметь в стране такую производительность труда, которая перекрывает производительность труда передовых капиталистических стран. Без этого нечего и думать об изобилии продуктов и всякого рода предметов потребления» («Речь на Первом Всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 года»). А в Советском Союзе производительность труда всё больше отставала от развитых стран Запада, и это не удавалось исправить. Стало ясно, что в управлении страной наступил кризис.

Партийное руководство за весь советский период не смогло решить одну из самых главных задач, поставленную ещё в начале двадцатых годов: «Перевод госпредприятий на так называемый хозяйственный расчёт неизбежно и неразрывно связан с новой экономической политикой, и в ближайшем будущем неминуемо этот тип станет преобладающим, если не исключительным. Фактически это означает, в обстановке допущенной и развивающейся свободы торговли, перевод госпредприятий в значительной степени на коммерческие, капиталистические основания. Это обстоятельство, в связи с настоятельнейшею необходимостью повысить производительность труда, добиться безубыточности и прибыльности каждого госпредприятия, в связи с неизбежным ведомственным интересом и преувеличением ведомственного усердия, неминуемо порождает известную противоположность интересов между рабочей массой и директорами, управляющими госпредприятий или ведомствами, коим они принадлежат. Поэтому и по отношению к госпредприятиям на профсоюзы безусловно ложится обязанность защиты классовых интересов пролетариата и трудящихся масс против их нанимателей.» (Ленин, «Проект тезисов о роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики», январь, 1922 г.).

В тридцатые годы задача внедрения хозрасчёта ещё не была решена и оставалась столь же актуальной: «Уничтожение бесхозяйственности, мобилизация внутренних ресурсов промышленности, внедрение и укрепление хозрасчёта во всех наших предприятиях, систематическое снижение себестоимости, усиление внутрипромышленного накопления во всех без исключения отраслях промышленности. Таков путь к выходу. Итак, внедрить и укрепить хозрасчёт, поднять внутрипромышленное накопление — такова задача» (Сталин, Речь на совещании хозяйственников 23 июня 1931 г.).

В 1965 году была начата экономическая реформа под руководством председателя правительства Косыгиным, основной идеей которой была ставка на хозрасчёт. Предусматривала децентрализацию управления предприятиями и расширение их самостоятельности в распределении прибыли. 1966–1970 годы называют «золотой пятилеткой» — тогда был обеспечен небывалый рост объёма ВВП, производительности труда, фондоотдачи и других экономических показателей. Позднее реформы были свернуты как противоречащие принципам социалистической экономики.

Однако хозрасчётный тип предприятий на протяжении почти семи десятилетий ни преобладающим, ни тем более исключительным так и не стал. Только с 1988 года промышленность начала переходить на полный хозрасчёт. Таким образом страна, вступившая согласно официальной идеологии в этап развитого социализма, была вынуждена всё ещё решать незавершённые, отложенные по различным причинам на неопределённый срок задачи, аналогичные тем, что стояли в период нэпа.

Конечно, перевод госпредприятий в значительной мере на коммерческие основания был непростым делом. Нужно было учесть, что при относительно высоком уровне обобществлённости нашей экономики, значительная её часть всё ещё не отвечала элементарным требованиям хозяйственной рациональности, уступая в этом отношении тому, чего достигло капиталистическое монополистическое производство. Всё это должны были проанализировать и сбалансировать учёные-экономисты, но они не справились.

После того, как народ понял, что коммунизма не будет, наступил естественный перелом в сознании. Коммунистическая партия больше не представлялась всё знающей и всё умеющей. После 1961 года по решению съезда тело Сталина вынесли из Мавзолея. Люди, безгранично верящие в мудрость и справедливость вождя, узнали, что он нанёс стране значительный ущерб из-за своих отрицательных качеств. В 1964 году им объяснили, что Хрущёв, который все эти проблемы вскрыл, казалось бы всё исправил и обещал построить в ближайшее время светлое будущее, также не достоин был своей высокой должности. Разочарование было очень сильным.

Маркс писал в «Капитале»: «Экономические эпохи различаются не тем, чтó производится, а тем, как производится, какими средствами труда. Средства труда не только мерило развития человеческой рабочей силы, но и показатель тех общественных отношений, при которых совершается труд». Двадцатый век по сравнению с девятнадцатым, когда жили Маркс и Энгельс, кардинально изменил темпы развития общества. Ведущей силой этого развития стала наука, причём, достаточно неожиданно. Ещё в начале XX века казалось, что все основные открытия, прежде всего в физике, химии и математике, уже сделаны, практически все явления объяснены. Многие учёные считали, что у их занятия нет перспективы. Но всё оказалось наоборот. Физика, а вслед за ней химия и биология стали открывать не то что новые явления, а целые новые отрасли знаний. Одновременно интенсивно развивалась и прикладная математика. В 40-е годы на стыке прикладной алгебры и математической логики были сформулированы основы теорий вычислительных машин. Простая автоматизация сменилась широким внедрением роботов.

Что изменилось в обществе? Стала быстро повышаться производительность труда. Общество стало богаче, появилась возможность в достаточной мере помогать неимущим, в развитых странах была ликвидирована бедность. Прибыль росла, богатые становились богаче, но и у остальных людей жизнь постоянно улучшалась. Успехи в медицине делали людей здоровее, продолжительность жизни стабильно увеличивалась. Капитализм показал, что он может справляться с экономическими кризисами, обеспечивать стабильную занятость. Концентрация производства в частных руках увеличилась по сравнению с XIX веком, но и жизнь большинства людей в западных странах заметно улучшилась. Естественно, возник вопрос: а чем, в таком случае, социализм лучше капитализма?

Социализм должен был дать более высокую производительность, по сравнению с капитализмом, так следовало из теории марксизма-ленинизма. Справедливость этой теории должен был на практике доказать Советский Союз. Но этого не получилось. В чём были причины? Их было несколько, но, возможно, главная, в том, мы не сумели воспользоваться некоторыми важнейшими достижениями науки. Почему же это произошло? Ведь марксисты придавали исключительное значение научному подходу к анализу всех сторон общества. Фундамент марксизма — материализм появился исключительно вследствие развития науки. В Советском Союзе ещё со времён Ленина науку всячески развивали и её значение для построения социализма оценивали очень высоко. Но в политике партийного руководства были некоторые особенности, которые не дали научным достижениям в Советском Союзе достичь нужного уровня.

Примером является вычислительная техника, применение которой позволяет быстро обрабатывать огромное количество информации, что даёт значительный скачок в улучшении качества планирования. Возьмём, например, магазин. Каждый день продавец в конце дня записывает, сколько какого товара он продал, и сколько получил от поставщика. Отсюда легко вычисляются количество каждого товара на конец дня. Если все эти данные ежедневно закладывать в вычислительную машину (ЭВМ), то можно спланировать на год вперёд количество товаров, которые нужно поставлять каждый день в этот магазин. Если остаток товара был равен нулю, проще говоря, его не было в магазине, нужно этого товара привозить больше. Если остатки большие, то товара слишком много, и следует привозить его меньше. Если какой-либо товар плохо продаётся в большинстве магазинов, то он либо плохой, либо его производится больше, чем нужно. На этом простом примере можно понять, насколько эффективным в деле планового социалистического производства оказывается применение ЭВМ.

Но здесь также и решение проблемы кризиса перепроизводства, который был большой проблемой капитализма. Анализируя данные о продажах, можно определить, какой товар приносит наибольшую прибыль. Но основную прибыль приносят, как правило не небольшие продажи, а массовые, то продажи товаров, которые наиболее интересуют покупателей. Но если вы видите, что производимый вами товар плохо продаётся и нужно производить другой, то как быстро перестроить производство? Соединение вычислительной техники со станками позволяет создавать промышленные роботы. Такая машина будет производить продукцию в соответствии с программой, помещённую в память ЭВМ. Таким образом, широко используя вычислительную технику, капиталист может внести в производство и торговлю точное планирование и избежать своей главной проблемы — кризисов.

У автоматизации есть и ещё одно достоинство с точки зрения капитализма. Она позволяет заменить рабочего машиной, и избежать концентрации пролетариата на крупном производстве. Да, собственно, и пролетариата в том виде и понимании, какое было во времена Маркса и Энгельса, уже нет, и непонятно, кто будет движущей силой замены капитализма коммунизмом. А такая замена достаточно вероятна, поскольку современные государства, в которых производство находится в частных руках, имеет ограниченные возможности позаботиться о всех гражданах страны в случае какого-нибудь большого кризиса, экономического, политического или природного.

Вычислительная техника начала развиваться в 50-е годы. Тогда ЭВМ только создавались, они были маломощными и не могли применяться для решения задач планирования и управления. Но их перспективы уже тогда можно было оценить, и начать вкладывать необходимые средства для их развития. Хотя машины были ещё ненадёжные, стоили дорого, но в некоторых областях эти недостатки компенсировались тем, что позволяли решить задачи, которые раньше решить было невозможно. Очевидный результат применение вычислительных машин (ЭВМ) получался в управлении зенитным огнём и проведении расчётов в создании атомной бомбы. Для военных целей денег не жалеют, поэтому первые применения дорогущих ЭВМ были в оборонной отрасли. До начала 50-х годов Советский Союз шёл вровень с американцами. Но потом в науку грубо вмешалась идеология. На Западе появились статьи и книги о новой науке — кибернетике. Её автором был Норберт Винер. В годы второй мировой войны он работал в американской армии над математическим аппаратом для систем наведения зенитного огня и разработал вероятностную модель управления силами противовоздушной обороны. В 1948 году Винер издал книгу «Кибернетика, или управление и связь в животном и машине». Идеи кибернетики стали популярны на Западе и подверглись критике в Советском Союзе, как противоречащие положениям диалектического материализма (хотя кибернетика — раздел науки, а диалектический материализм — просто система взглядов). Сам Винер разделял взгляды своих друзей нобелевских лауреатов Нильса Бора и Макса Борна, которых советские философы подозревали в идеализме и критиковали.

Взгляды Винера противоречили идеям Маркса о существовании объективных законы общественного развития. Признавая известную закономерность окружающего нас мира, Винер подчеркивал случайные, иррациональные всей нашей жизни и ограниченные возможности человека, поэтому история природы и человека приобретала у него довольно вероятностный, как бы игорный характер. Он мечтал о строительство кибернетических заводов-автоматов, чтобы избежать пролетаризации в обществе. В изданном в 1954 году в Советском Союзе «Философском словаре» кибернетика характеризовалась как реакционная лженаука.

Негативное идеологическое отношение к кибернетике, в которой большое значение придавалось вычислительным машинам, сказалось на развитии вычислительной техники в Советском Союзе, что выразилось в сокращении финансирования, давлении на учёных, занимающихся этим направлением. В результате мы притормозили по сравнению с американцами и отстали на 10 лет. Это отставание так и сохранялось весь двадцатый век. Сколько усилий не прилагалось, но в этой отрасли мы двигались медленно. Какие бы планы не строились, они не выполнялись. В Советском Союзе не удалось создать мини ЭВМ — персональный компьютер для работы одного человека, которую можно было бы пустить в широкую серию. Потерпев неудачу, вместо создания оригинальной техники перешли на нелегальное копирование американских машин, что определило наше техническое отставание.

Особый провал был в школьной компьютеризации. По первоначальным планам нужно было разработать программное обеспечение, сами компьютеры и оснастить каждую школу компьютерными классами. Идея была здравая. Но когда были представлены сами компьютеры, выяснилось, что они вредны для детского здоровья и ими пользоваться нельзя. Сделать что-нибудь по-лучше не получилось. Компьютерные классы появились в школах десять лет спустя, когда в 90-е годы начали закупать технику за рубежом.

Почему же в развитии и применении вычислительной техники не удалось достигнуть намеченного прогресса? Академик Евгений Павлович Велихов, бывший в 1978-1991 годах вице-президентом Академии наук СССР, вспоминал о 80-х годах: «Основной моей заботой в это время было массовое внедрение компьютеров. В СССР уже существовала мощная индустрия средств информатизации, но в основном направленная на нужды обороны...К этому времени уже были созданы центры в Зеленограде и Воронеже, институты и заводы по всей стране. И школы были сильные. Академик С.А.Лебедев в Институте точной механики создал замечательную машину БЭСМ-6 — как завершение целой серии; академик В.П.Глушко и А.И.Берг продвигали идею глобальной информатизации, фактически создали электронное правительство; полупроводниковая наука у нас была на высоте. И школы программистов в институте прикладной математики, вычислительном центре АН и в Новосибирском научном центре были первоклассные» («Мой путь»).

Велихов рассказывает в своей книге, что посол США Том Вотсон предлагал закупить у IBM [крупнейшая в мире компании по разработке и производству ЭВМ, она фактически создала персональные компьютеры] несколько компьютеров для промышленности и университетов, обучить промышленность и привить им вкус. Но в правительстве посчитали, что всё нужно научиться делать самим. Велихов пишет: «Но, занятые текущими делами, услышать зов будущего власти не смогли. В какой-то степени повторилась ситуации XVII века, когда в один год с рождением И. Ньютона к власти в Китае пришла династия Цин. Китай технологически был впереди Европы, но замкнулся в себе и на столетия отстал».

Велихов пытался организовать специальное Отделение информатики в Академии. На это ушло 6 лет. Академик с сожалением отмечал, что даже ближайшие коллеги его не поддерживали. Он нашёл понимание у Андропова, который после смерти Суслова стал секретарём по идеологии и фактически вторым человеком в партии. Но вскоре после их разговора Андропов стал Генеральным секретарём, на него навалилось много проблем, в том числе и со здоровьем, и дело двигалось небыстро.

«Несмотря на яростное сопротивление премьера Н.А.Тихонова, — пишет Велихов, — постановление о развитии в АН СССР работ по информатике всё-таки вышло. В 1984 году мы открыли а Академии наук отделение информатики и начали создавать инфраструктуру. Но, к сожалению, уже без Ю.В.Андропова...Советская система организации промышленности оказалась неадекватна новому времени, и мы до сих пор пожинаем плоды, прежде всего, в виде низкой производительности в нашем хозяйстве».

Если бы в Советском Союзе научились делать надёжные и мощные ЭВМ в нужном количестве, то можно было бы создать автоматизированную систему планирования в рамках всей страны, что кардинально улучшило бы управление экономикой. Ещё в конце 1950-х годах в Советском Союзе родился грандиозный план проект создания автоматизированной системы управления экономикой страны. Предполагалось все имеющиеся в стране электронно-вычислительные машины (ЭВМ) объединить в единую государственную сеть вычислительных центров для решения народнохозяйственных задач. Но руководство страны этот план не поддержало. В 60-е годы идея была реанимирована, на первых порах поддержана правительством и был создан детальный план работ на 1965-1975 годы. Однако разработанная программа так и не была утверждена. Одной из причин была высокая стоимость всех работ. Другой причиной — ведомственная бюрократия. То министерство, в ведении которого оказались бы сбор и обработка информации со всей страны, получило бы статус самого важного министерства, вот за это и шла борьба. Попытки внедрить программу предпринимались до конца 80-х годов, и были прекращены после перехода к рыночном отношениям.

Почему же в Советском Союзе не смогли осуществить столь необходимую, даже с точки зрения марксизма-ленинизма систему планирования? Ведь об этом мечтал ещё Ленин. После Сталина общий уровень управленческих качеств партийного руководства оказался недостаточно высоким. Нужно обладать стратегическим мышлением, умением определять задачи и уметь их выполнять. Ни Брежнев, ни его окружение такими качествами не обладали. Чтобы понять, что дело именно в людях, можно вспомнить другую грандиозную программу, которую как раз удалось выполнить — атомный проект. И что бы ни говорили отрицательного о Сталине и Берии, но они сумели поставить и решить фантастическую по своей сложности задачу: начав практически с нуля за 7 лет создать атомную бомбу. Американцы сделали это быстрее — за пять лет, но они собрали едва ли не всех крупных физиков со всего мира. А у немцев вообще ничего не получилось, хотя до войны они превосходили наш научный и технологический уровень в нужных отраслях во много раз. И ещё одна сложность была у нас. Атомный проект требовал огромных затрат, мы же бомбу создали при той колоссальной разрухе, которая была в экономике страны после опустошительной войны.

На качестве научных разработок в 70-80 годы сказалась сложившаяся в стране совершенно ненормальная обстановка. Вот пример. Сельское хозяйство было весьма неэффективным, было много ручного труда, работников не хватало. Политбюро не придумало ничего умнее, как посылать миллионы горожан на так называемые шефские работы. На бескрайних советских полях каждодневно можно было видеть картину, как работники заводов, фабрик, научных институтов вручную пропалывали сорняки, собирали картофель, сгребали сено и выполняли множество других сельских работ. Учёные были непременными участниками этих «шефских работ». И нередко можно было увидеть такую картину: малограмотная колхозница выговаривает за то, что неправильно дёргают сорную траву учёным, чьи работы ценились как в нашей стране, так и за рубежом, имевшим правительственные награды и премии.

А после работы научные работники оставались на обязательные политические семинары, где нужно было рассуждать о преимуществах социализма перед капитализмом. Учёные не чувствовали особой значимости своей деятельности, ощущали некоторое пренебрежение к науке вообще, и это, естественно, сказывалось на качестве их работы. Оглядываясь на те времена, люди пытаются понять, как охарактеризовать эту сторону деятельности высшего партийного руководства: как глупость или как преступления? Вместо того, чтобы сосредоточиться на усилении эффективности сельского хозяйства, пошли по примитивному пути: сгонять тучи людей на колхозные поля вместо выполнения их работы на основном месте и тем самым ослаблять остальные отрасли народного хозяйства.

Реформы, предпринятые во времена Брежнева, особых результатов не принесли. Вместо коммунизма стали говорить о развитом и зрелом социализме. По уровню жизни Советский Союз всё больше отставал от передовых капиталистических стран. Никакой, общей для всех, вдохновляющей цели партия не предложила. Проблемы в экономике страны нарастали, постепенно созревало понимание, что социализм не в состоянии соперничать с капитализмом в эффективности. Стала популярной мысль, что общенародная собственность как бы ничья, поэтому о ней никто особенно не заботится. А капиталист будет считать свои деньги и будет беречь свою технику, свои материалы, не станет их транжирить.

Разложение в партии.

В годы правления Брежнева стало постоянно расти разочарование в социализме в том виде, каким он получился в Советском Союзе. На фоне предельной личной скромности Ленина и Сталина раздувание заслуг Леонида Ильича вызывало сильную неприязнь у населения. Генеральный секретарь получил от своих коллег по Политбюро звание Героя Социалистического труда, четырежды награждался званиям Героя Советского Союза. В 1978 году он был награждён орденом «Победа», хотя согласно статуту, орденом «Победа», как высшим военным орденом, награждались лица высшего командного состава Красной Армии за успешное проведение таких боевых операций в масштабе нескольких или одного фронта, в результате которых в корне менялась обстановка в пользу Красной Армии. Брежнев закончил войну в звании генерал-майора, занимался политработой, и орден получать не должен был (в 1989 году это награждение, как противоречащее статуту ордена, было отменено). Фактически, Брежнев, как руководитель страны, сам себя награждал. В народе злословили, что Брежнев хотел себе присвоить звание генералиссимуса, да не смог это слово произнести.

Сталин к таким награждениям относился по-другому. Отказываясь от очередной награды он писал как-то: «Ордена созданы не для тех, которые и так известны, а, главным образом, — для таких людей-героев, которые мало известны и которых надо сделать известными всем» (Письмо тов. И. Н. Бажанову, 16 февраля 1933 г.). Образцом скромности был Ленин. Когда ему необоснованно повысили жалование он наказал виновного: «Управляющему делами Совета Народных Комиссаров Владимиру Дмитриевичу Бонч-Бруевичу. Ввиду невыполнения Вами настоятельного моего требования указать мне основания для повышения мне жалованья с 1 марта 1918 г. с 500 до 800 руб. в месяц и ввиду явной беззаконности этого повышения, произведенного Вами самочинно по соглашению с секретарем Совета Николаем Петровичем Горбуновым, в прямое нарушение декрета Совета Народных Комиссаров от 23 ноября 1917 года, объявляю Вам строгий выговор» (23 мая 1918 г.).

В 1978 году группа журналистов от имени Брежнева написала три небольшие книжки его воспоминаний: «Малая земля», 44 страницы, о боевых действиях под Новороссийском в 1943 году; «Возрождение», 58 страниц, о восстановлении народного хозяйства на Украине; «Целина», 75 страниц, об освоении целинных земель в Казахстане. В 1979 году за эти заурядные воспоминания, к тому же не им написанные, Брежневу была присуждена Ленинская премия по литературе — высшая премия в СССР, присуждаемая за наиболее крупные произведения. В народе вся эта история вызвала насмешки и чувство презрения. Был популярен такой анекдот. Сидит Брежнев и размышляет: «Все хвалят мою книгу "Малая земля". Может, и мне прочесть?».

Период, когда у власти был Брежнев, стали со временем называть застоем. Народу не предлагалось никаких вдохновляющих целей. Работой страны руководило Политбюро, состоящее из очень старых людей. Ходил такой анекдот. Брежнев делает выговор на заседании Политбюро: «Некоторые из вас стали впадать в старческий маразм. Вот, например, когда вчера на похоронах товарища Микояна заиграла музыка, один я догадался пригласить даму на танец».

Убрав с главного поста беспокойного Хрущёва, партийная верхушка стремилась обеспечить себе тихую беззаботную жизнь. Из каждого, как говорится, утюга воспевали мудрого руководителя Леонида Ильича Брежнева. В партии стал усиленно расцветать её старый недостаток: «Состоит он, этот недостаток, в желании ряда наших товарищей плыть по течению, плавно и спокойно, без перспектив, без заглядывания в будущее, так, чтобы кругом чувствовалось праздничное и торжественное настроение, чтобы каждый день были у нас торжественные заседания, да чтобы везде были аплодисменты, и чтобы каждый из нас попадал по очереди в почётные члены всяких президиумов...Видали ли вы гребцов, гребущих честно, в поте лица, но не видящих того, куда их несёт течение? Я видал таких гребцов на Енисее. Это – честные и неутомимые гребцы. Но беда их состоит в том, что они не видят и не хотят видеть того, что их может прибить волной к скале, где им грозит гибель. То же самое бывает с некоторыми нашими товарищами. Гребут честно, не покладая рук, плывут плавно, отдаваясь течению, а куда их несёт, не только не знают, но даже не хотят знать. Работа без перспектив, работа без руля и без ветрил – вот к чему приводит желание плыть обязательно по течению. А результаты? Результаты ясные: сначала они обкладываются плесенью, потом они становятся серенькими, потом их засасывает тина обывательщины, а потом они превращаются в заурядных обывателей. Это и есть путь действительного перерождения» (Сталин, речь на XV съезде ВКП (б)).

Члены Политбюро регулярно награждали друг друга орденами и званиями, и вся страна наблюдала по телевизору, как Брежнев, не отрывая глаз от бумажки, медленно и со скрипом произносил: «Дорогой Михаил Александрович...», а дальше шло поздравление с круглой датой и вручение ордена. На эту тему был популярен анекдот. Брежнев делает выговор референту: «Я же просил Вас написать доклад на 15 минут. А Вы что! Я целый час читал». Референт, испуганно: «Леонид Ильич, Вы же сами просили напечатать в четырёх экземплярах!».

Именно при Брежневе в советском обществе начали созревать серьёзные хозяйственные проблемы. Сохранение неэффективной системы хозяйствования в 60–70-е годы обрекло экономику на застой и постепенное сползание к тотальному кризису. Хотя в начале 70-х годов ещё продолжался количественный рост производства, но по качественным показателям советская экономика безнадежно отставала от западной, становилась всё более затратной. Хиреющую экономику на плаву ещё в какой-то мере удерживали поступления от растущего экспорта нефти и газа уникальных месторождений Западной Сибири. Однако темпы падения прироста валового национального дохода неуклонно росли из пятилетки в пятилетку. В конце 70-х годов прекратился и количественный рост производства. Отмеченное ещё в конце 50-х годов падение производительности труда так и не было преодолено, и этот процесс продолжался.

Жизненный уровень населения был выше, чем в 30–40-е годы, но не шёл ни в какое сравнение с уровнем жизни, который обеспечивался в развитых странах Запада. Из года в год рос перечень товаров широкого потребления, попадавших в разряд остродефицитных, практически недоступных. Нарастала нехватка продуктов питания. Людям всё более становилось понятным, что КПСС не в состоянии решить эти проблемы. В конце концов, перефразируя известные слова спортивного комментатора Николая Озерова, народ сказал: «Такой социализм нам не нужен».

При брежневском правлении усилилось моральное разложение руководства партии, а вслед за ним и всей партии. «Чем объясняются эти позорные факты разложения и развала нравов в некоторых звеньях наших партийных организаций? Тем, что монополию партии довели до абсурда, заглушили голос низов, уничтожили внутрипартийную демократию, насадили бюрократизм» (Сталин, речь на VIII съезде ВЛКСМ, 16.05.1928 г.).

Задача построения справедливого коммунистического общества отошла на задний ряд, получение материальных благ постепенно становилось главной жизненной целью. Эти идеи стали всё больше охватывать широкие круги населения, всё большее распространение получало настойчивое сравнение жизни в западных странах и в Советском Союзе. Стало нарастать в буквальном смысле преклонение перед Западом, охватившее и многих членов партии. «Некоторые товарищи поняли тезис об уничтожении классов, создании бесклассового общества и отмирании государства как оправдание лени и благодушия, оправдание контрреволюционной теории потухания классовой борьбы и ослабления государственной власти. Нечего и говорить, что такие люди не могут иметь ничего общего с нашей партией. Это — перерожденцы, либо двурушники, которых надо гнать вон из партии» (Сталин, речь на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 7-12 января 1933 г.). Но никто не гнал таких перерожденцев из партии (а начинать нужно было с самого верха), поскольку партийное руководство идеологическую работу сводило к всё большему формализму и не утруждало себя проблемами понимания реального состояния советского общества. Народ по инерции и по традиции ещё верил в преимущество социалистического строя, но у него возникало всё больше вопросов о противоречиях реальной жизни, а партия не только не давало ответы на эти вопросы, но и давило попытки их задавать.

Сравнение с Западом, что России самодержавной, что социалистической — старое явление в нашей истории, как и выводы которые их этого делались. Весьма глубокие замечания по этому вопросу сделал Самарин в своей написанной ещё в 1863 году статье «По поводу мнения "Русского Вестника" о занятиях философиею, о народных началах и об отношении их к цивилизации». Она, конечно, имеет отпечаток XIX века, по по своей сути полностью современна: «Русский человек запасается паспортом и отправляется за границу. Едва только он успел её переехать, как приливают к нему со всех сторон новые впечатления. От железных дорог по разным направлениям тянутся шоссейные, проселочные дороги, деревенские дома, крытые черепицею; нигде ни одного клочка праздной земли: всё обработано, возделано и тщательно огорожено; попутчики учтивы и оказывают друг другу всевозможные, мелкие услуги; никто не заденет локтем, не извинившись, никто не протянет ног на чужое место; полиция и должностные лица обворожительно предупредительны; гостиницы не только опрятны, но даже роскошны и изобилуют комфортом; улицы ярко освещены; в каждом городе много открытых музеумов, собраний, библиотек; везде читаются публичные лекции, новейшие изобретения разносятся мгновенно; масса новых сведений приобретается без труда, почти невольно». Очарованный русский человек чувствует потребность поделиться своим восторгом с подсевшим к нему спутником и слышит в ответ, что «сударь, вы совершенно правы; вот эта великая цивилизация, обошедшая всю землю, цивилизация железных дорог, цивилизация, обязательная для всех».

Русский человек задумывается. Так вот она, цивилизация! «И в представлении его в один миг проносятся дорожные ухабы, топкие гати, душные лачуги, грязные гостиницы, необтёсанные становые приставы и вся та внешняя, знакомая обстановка русской земли. При этом впечатлении он остается и закрепляет его навсегда подсказанным ему словом цивилизация!».

При этом сравнении Россия выступает не как особая цивилизация в противоположность Западу, а наоборот, как отсутствии того, что стало называться цивилизацией в общепринятом смысле. Здесь и сомнений нет: есть что перенимать у европейцев. Но стоит ли перенимать весь строй жизни?

Дальше Самарин ставит вопрос, который постоянно возникал и возникает как в XIX-XX веках, так и сейчас: «Отчего же русский человек останавливается на первом выводе из внешних впечатлений? Почему бы ему не всмотреться глубже в условия религиозного, политического, общественного и семейного быта западных народов? Может быть, тогда он открыл бы внутренние противоречия и неразрешимые вопросы, которыми подтачивается цельность их внутренней жизни и обуславливаются периодические сотрясения её основ. Может быть, обратившись к России, он почувствовал бы в ней присутствие других, более широких начал и биение жизни, хотя и не вполне развитой, но здоровой и крепкой?»

Так вот ведь, что странно. Уже было второе поколение, выросшее при социализме. Все пороки и противоречия Запада советский человек хорошо знал. И знал, что социальная справедливость, установившаяся в Советском Союзе, несравненно более ценное в жизни, чем постоянное стремление заработать по-больше денег. Почему же в конце 80-х годов советские люди так легко отказались от достижений социализма, в том числе и в духовной жизни? Так ведь не отказывались они, лишь хотели избавиться от лжи и некомпетентности, которые стали характерной чертой сложившегося типа руководства страны. Но так уж сложились обстоятельства, что в итоге, вместо того, чтобы сменить партийную верхушку и начать нужные реформы, в стране сменилась вся политическая система, и общество свалились в глубокую яму, как в экономическом, так и в духовном смыслах.

Ленин писал в 1918 году: «Учителя социализма говорили не зря и подчеркивали не напрасно "долгие муки родов" нового общества, причём это новое общество опять-таки есть абстракция, которая воплотиться в жизнь не может иначе, как через ряд разнообразных, несовершенных конкретных попыток создать то или иное социалистическое государство» («О левом ребячестве и о мелкобуржуазности»). В России удалось создать социалистическое государство, но оно в какой-то момент неожиданно оказалось слабым и распалось под действием внутренних причин. Эта попытка не удалась.

Советский Союз распался не потому, что люди не хотели жить в единой и могучей стране. И не потому, что не верили в достоинства социализма. И не потому, что они были против коммунистической партии как политической организации. Им не нравилась та система управления страной, которая сложилась в Советском Союзе в 70-80-е годы. Люди потеряли надежду, что ситуация может когда-нибудь улучшиться. Им не нравился тот конкретный социализм, который они видели последние десятилетия и который никак не улучшался. Им не нравилась та конкретная Коммунистическая партия, которая существовала в эти годы.

Сказался разгром гуманитарных наук, прежде всего истории, философии и социологии, который начался ещё при Ленине. Из года в год всё сводилось к бесконечным цитированием Маркса, Энгельса и Ленина (а до 1956 года и Сталина). Все современные события объяснялись с точки зрения этих политиков, хотя Ленин скончался в 1924 году, а Маркс с Энгельсом умерли ещё в XIX веке. Социалистические идеи для той политической и экономической ситуации, которая сложилась в мире и стране в последней трети XX века, не были разработаны. Коммунистическая партия Советского Союза просто не знала, что делать. Тысячи людей занимались научным коммунизмом, историческим материализмом, историей КПСС, но как выяснилось, проку от всего этого оказалось мало, ибо «история не есть лишь хронология, отсчитывающая чередование событий, она есть жизненный опыт, опыт добра и зла, составляющий условие духовного роста, и ничто так не опасно, как мертвенная неподвижность умов и сердец, косный консерватизм, при котором довольствуются повторением задов или просто отмахиваются от уроков жизни, в тайной надежде на новый "подъем настроения", стихийный, случайный, неосмысленный» (Сергей Булгаков,«Героизм и подвижничество», 1909 г.).

Когда новый Генеральный секретарь Михаил Горбачёв объявил гласность, он хотел, чтобы не только ЦК и Политбюро, но весь остальной народ подключился к поискам выхода. И тут стало ясно, что никаких обоснованных прорывных идей в обществе нет. «Люди, по многим вопросам расходившиеся, с различных точек зрения оценивавшие положение, единодушно и очень быстро пришли без всяких колебаний к тому, что у нас подхода настоящего к социалистической экономике, построению её фундамента нет и что есть единственный способ найти этот подход — это новая экономическая политика [нэп]» (Ленин, речь на XI РКП(Б), 1922 г.). В результате нэп, предложенной Лениным, в стране была ликвидирована разруха, в результате нэп, осуществлённой в начале 90-х годов, наоборот, страна погрузилась в разруху. Как же могла коммунистическая партия так умственно деградировать?

В конце 80-х годов XX века Россия оказалась в том же политическом состоянии, что и в 60-е XIX века, а ведь столько лет прошло. Вот примечательная цитата: «В настоящее время в России оказывается повсеместный разлад, повсеместная неопределённость взаимных отношений, всеобщее безденежье, всеобщее убеждение в политической несостоятельности петербургского правительства и в его тупоумии. Естественными и неизбежными последствиями этих убеждений являются: неуважение к правительству в его нынешней, отжившей форме и справедливая боязнь грядущего». Это отрывок из книжки «О перемене образа правления в России», изданной в 1862 году историком и публицистом Петром Владимировичем Долгоруковым (1816-1868). Если мы заменим «петербургского правительства» на «московского правительства», то получим весьма точную картину состояния российского общества в годы перестройки.

Нельзя утверждать, что в какой-то момент было принято решение о переходе в СССР от социализма к капитализму. Это произошло само по себе. «И я глубоко убеждён... что если мы усвоим всю громадную опасность, которая заключается в нэпе, и направим все наши силы на слабые пункты, то тогда мы эту задачу решим» (Ленин, речь на XI РКП (б)). Коммунисты 80-х не сумели усвоить опасность своего варианта новой экономической политики и попустили поражения социализма.

В брежневский период начался откат от коммунистических принципов. В обществе и, что самое непонятное и ужасное, в КПСС начала активно созревать буржуазная психология. Об этой проблеме Ленин писал ещё в 1918 году: «Буржуазия побеждена у нас, но она ещё не вырвана с корнем, не уничтожена и даже не сломлена ещё до конца. На очередь дня выдвигается поэтому новая, высшая форма борьбы с буржуазией, переход от простейшей задачи дальнейшего экспроприирования капиталистов к гораздо более сложной и трудной задаче создания таких условий, при которых бы не могла ни существовать, ни возникать вновь буржуазия. Ясно, что это — задача неизмеримо более высокая и что без разрешения её социализма ещё нет» («Очередные задачи Советской власти»). Эта задача не была решена, и, следовательно, настоящего социализма в стране не было, что было видно хотя бы из того, с какой скоростью, всего за пять лет, в стране произошёл переход от общественной собственности к частной, возникли рыночные отношения и появились капиталисты-эксплуататоры. Во многих случаях эти процессы возглавили партийные руководители, причём самого высокого ранга, а среди первых миллионеров большинство составили комсомольские вожаки разного уровня. И все эти буржуа воспитывались и созревали в период руководства страной Брежневым.

В Советском Союзе через пятьдесят лет после установления Советской власти продолжалась классовая борьба с мелкобуржуазной психологией. Воровство на предприятиях, казнокрадство, создание подпольных производств были не то что крайней редкостью, а ещё и разрасталось. Причём, в это были втянуты и крупные советские и партийные руководители. Это были люди с казалось бы уже отжившей свой век буржуазной психологией. «Главное в "деятельности" этих бывших людей состоит в том, что они организуют массовое воровство и хищение государственного имущества, кооперативного имущества, колхозной собственности. Воровство и хищение на фабриках и заводах, воровство и хищение железнодорожных грузов, воровство и хищение в складах и торговых предприятиях...— такова основная форма "деятельности" этих бывших людей. Они чуют как бы классовым инстинктом, что основой советского хозяйства является общественная собственность, что именно эту основу надо расшатать, чтобы напакостить Советской власти, — и они действительно стараются расшатать общественную собственность путем организации массового воровства и хищения» (Сталин, доклад на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 7-12.01.1933 г.). При Брежневе с этой незаконной деятельностью боролись, но, как оказалось, безуспешно. Нелегальное производство всё расширялось, в него втягивалось всё больше людей, и именно они оказались локомотивом перехода к рыночным формам хозяйствования и стали первыми, наряду с комсомольскими вожаками, капиталистами новой российской истории. Партия проиграла классовую борьбу и предала заветы Ленина.

Интересен взгляд со стороны на советскую жизнь брежневского периода. Газета китайских коммунистов «Жэньминь жибао» от 1 августа 1969 года писала: «Проведение кликой советских ревизионистов-ренегатов во главе с Брежневым за пределами страны политики агрессии и экспансии является неизбежным результатом всесторонней реставрации капитализма внутри страны... Мы уверены, что обладающие славными революционными традициями пролетариат и широкие народные массы Советского Союза — родины великого ленинизма, поднимутся и свергнут реакционное господство горстки советских ревизионистов-ренегатов, ниспровергнут новых царей и восстановят диктатуру пролетариата». Китайская компартия остаётся у власти и по сей день, а КПСС прекратила своё существование в 1991 году. Советский Союз отказался от социализма, а Китай остаётся верен марксизму-ленинизму, так что, возможно, китайские товарищи правильно оценивали политические процессы в нашей стране.

В 70-е годы народ начал терять уважение к партии и её руководителям, в 80-е годы он потерял к ним доверие. «Все революционные партии, которые до сих пор гибли, — гибли от того, что зазнавались и не умели видеть, в чём их сила, и боялись говорить о своих слабостях» (Ленин, речь на XI съезде ВКП (б)). А в 80-е годы, с нарастанием дефицита товаров, становилось ясно, что социализм в СССР не может выполнить одну из своих важнейших функций — обеспечить плановым образом удовлетворение потребностей трудящихся. Сравнивая уровень жизни и качество управление экономикой, люди говорили руководству партии: «Но капиталисты всё же умеет снабжать, а вы умеете? Вы не умеете. Люди-то вы превосходные, но то дело, экономическое дело, за которое вы взялись, вы делать не умеете».

Коммунистическая партия не смогла осуществить эффективное развитие страны на социалистических принципах. Уже в семидесятые годы XX века идеал построения коммунистического общества начал угасать. Все годы Советской власти трудности жизни объяснялись проблемами переходного периода. Но когда стало понятно, что переходить не к чему, и что до коммунизма не то, что далеко, но его вообще и быть не может, общественные идеалы нужно было менять. Отсрочки коммунистам были даны всякие, в кредит было дано столько, сколько ни одному другому правительству ни в какой стране не давалось. Конечно, коммунисты помогли избавиться от капиталистов, от помещиков, открыли ранее недоступный путь развития для десятков миллионов людей, но они не научились хозяйствовать лучше, чем капиталисты.

Многие приходили к выводу, что для развития государства нужно ослабить оковы коммунистической идеологии и абсолютного господства коммунистической партии. Это начали делать, но процесс пошёл быстро и неконтролируемо.

То, что произошло с КПСС в 80-е годы называется правым уклоном. Правые уклонисты думают, что главное в том, «чтобы "развязать" рыночную стихию, "раскрепостить" рынок и "снять путы" с индивидуальных хозяйств вплоть до капиталистических элементов деревни...Основное зло правого оппортунизма состоит в том, что он разрывает с ленинским пониманием классовой борьбы и скатывается на точку зрения мелкобуржуазного либерализма...Не может быть сомнений, что победа правого уклона в нашей партии означала бы полное разоружение рабочего класса… и нарастание шансов на реставрацию капитализма в СССР» (Сталин, речь на XVI съезде ВКП(б)). Это и произошло. Не в силах наладить нормальную хозяйственную жизнь, партии следовало бы перейти к элементам нэпа, а вместо этого она выбрала другой вариант, согласившись на безграмотное с профессиональной точки зрения и преступное с точки морали деяние — на приватизацию, то есть передачу средств производства, принадлежащих всему народу, в частные руки.

Почему был выбран этот вариант? Все семидесятые и восьмидесятые годы в народе шло постоянное сравнение уровня жизни в Советском Союзе и западных странах. Жизнь там была богаче, у очень многих были машины, в магазинах было изобилие разнообразных товаров, города были намного лучше благоустроены, люди путешествовали по разным странам.

Идея рыночного распределения заключается в следующем. Если вы производите нужный товар, его покупают, вы получаете прибыль, которую используете для развития своего производства. Если ваш товар покупается плохо, вы несёте убытки и разоряетесь. Таким образом, рынок отбирает тех, кто находит какую-нибудь потребность людей и может её удовлетворить. Выживает и развивается наиболее эффективное производство. Побудительным стимулом для создания любого производства является прибыль. Чем её больше, тем лучше будет жить владелец компании, и тем большие средства он может вложить в расширение дела. При социализме цель производства другая: не получение прибыли, а обеспечение народа необходимыми ему товарами. Все предприятия являются государственными, и задача социалистического государства — знать, что нужно людям и организовать его производство. В Советском Союзе дефицит товаров был постоянным, причём часто самых необходимых — еды. Многие товары нужного качества и количества произвести просто не получалось, хотя и были соответствующие решения. Советскому народу было совершенно очевидно, что капиталистический способ производства гораздо лучше удовлетворял потребности людей, причём, с годами разница становилась всё ощутимее.

Беспомощность социалистического планирования становилась всё более очевидной. Некоторые явления даже невозможно объяснить. Приведём лишь один яркий и типичный пример. Известно, что в СССР было много книжных магазинов, но купить хорошую книгу было трудно. Полки были заполнены книжками о социалистическом строительстве, неинтересные и непокупаемые. А, скажем, книги Дюма, Агаты Кристи, Майн Рида, Марк Твена, Айзека Айзимова и других популярных во все времена авторов в магазинах не появлялись. Но самое удивительное, что и русскую классику купить было непросто. В конце 80-х годов провели такой эксперимент. Решили издать произведения Пушкина и Лермонтова столько, сколько будет желающих их купить. Любой человек мог отнести в любой книжный магазин открытку с именем желаемого поэта и своим адресом. Собрав все открытки, напечатали нужное количество книг. Например, в 1990 году был издан двухтомник Лермонтова невероятным, фантастическим тиражом 14 миллионов экземпляров. Эта огромная цифра отражала неудовлетворённый спрос. В те времена считалось, что в каждом доме должны были быть книги Лермонтова, особенно учитывая, что его стихотворения постоянно изучались в школе в разных классах. Если учесть значение Лермонтова для русского человека, то в книжных магазинах всегда должны были стоять его книги. Но этого не было. Но ведь через продавцов так легко было собирать сведения, какие книги спрашивают читатели, и в плановом порядке эти книги печатать. Но этого не было.

Может показаться, что краха социализма и распада страны можно было избежать, если бы в 60-70-е годы провели необходимые экономические реформы, и страна начала бы стабильно развиваться. Ведь если бы жизнь людей постоянно улучшалась, жизненный уровень достиг бы приемлемого для всех состояния, то социализм бы всех устроил. Правда какие-то реформы пытались запустить, но безрезультатно. Но и в 80-е годы ещё можно было исправить ситуацию, если бы в партии нашлись незаурядные люди, какими были в своё время Ленин и Сталин, которые бы нашли выход и повели бы за собой остальных. Но таких не нашлось. А почему? Потому, что эффективная система подбора и подготовки кадров через комсомольскую и партийную работу в годы правления Брежнева была разрушена. КПСС являлась органом управления страной, и потому в неё пришло много заурядных людей из простого желания не коммунизм строить, а сделать карьеру. «Естественно, что к правящей партии примыкают худшие элементы уже потому, что эта партия есть правящая» - это говорил Ленин ещё в декабре 1919 года. Поэтому, если уж хочется назвать кого-то персонально виновным за распад страны, то это не Горбачёв, который не смог этого предотвратить, а Брежнев, который создал условия для этого распада.

То, что произошло с КПСС в конце 80-х годов, китайские товарищи предвидели ещё за 20 лет до этого. Газета «Жэньминь жибао» в номере от 16 мая 1966 года привела слова руководителя страны Мао Цзэдуна: «Представители буржуазии, пролезшие в партию, правительство, армию и различные сферы культуры, представляют собой группу контрреволюционных ревизионистов. Они готовы при первом удобном случае захватить власть в свои руки и превратить диктатуру пролетариата в диктатуру буржуазии. Одних из этих людей мы уже распознали, других — ещё нет, а третьи все ещё пользуются нашим доверием и готовятся в качестве нашей смены. К примеру, люди, подобные Хрущёву, находятся бок о бок с нами». Социализм, который в России строили семьдесят лет, был свернут в считанные годы, поскольку в сознании значительной части партийного руководства коммунистические идеалы постепенно заместились буржуазными.

В период правления Брежнева народ убедился, что никак не может контролировать действия партийной верхушки, у людей пропала даже иллюзия, что они могут влиять на политику государства. А если не было подлинной народной власти в стране, то этот политический строй уже не был социалистическим. Брежнев и его соратники свернули ленинские идеи о Советской власти, как государства, которым реально управляет народ. Крушение КПСС было связано не с тем, что советский народ хотел отказаться от социалистического общества, а с тем, что люди отказались от той общественной системы, которая сложилась в Советском Союзе вместо настоящего социализма. «За этот год мы доказали с полной ясностью, что хозяйничать мы не умеем. Это основной урок. Либо в ближайший год мы докажем обратное, либо Советская власть существовать не может. И самая большая опасность — что не все это сознают. Если бы все коммунисты, ответственные работники, ясно сознали: не умеем, давайте учиться сначала, тогда выиграем дело, — это, по-моему, был бы основной, коренной вывод. Но этого не сознают и уверены, что если кто так думает, то это неразвитой народ, не учились, мол, коммунизму, - может быть, поймут, поучатся. Нет, извините, не в том дело, что крестьянин, беспартийный рабочий не учились коммунизму, а в том дело, что миновали времена, когда нужно было развить программу и призвать народ к выполнению этой великой программы. Это время прошло, теперь нужно доказать, что вы при нынешнем трудном положении умеете практически помочь хозяйству рабочего и мужика, чтобы они видели, что соревнование вы выдержали». Ленин ещё в 1922 году на XI съезде предупреждал соратников по партии: не научитесь хозяйствовать — не удержится Советская власть. Все семидесятые и восьмидесятые годы постоянно говорили и проблемах в промышленности и сельском хозяйстве, о низкой производительности, о долгостроях, плохом качестве выпускаемой продукции, которая часто оказывалась никому не нужна. Неужели Политбюро оказалось таким бессильным, и Брежнева, кроме охоты и медалей на парадный пиджак, ничего больше не интересовало? Ленин говорил на XI съезде: «Коренное и главное, что мы приобрели "нового" на этом съезде, — это живое доказательство неправоты наших врагов, которые не уставая твердили и твердят, что партия наша впадает в старчество, теряет гибкость ума и гибкость всего своего организма». К сожалению, к 80-м годам партия впала в старчество, потеряла гибкость ума и гибкость всего своего организма, то есть — она уже не была ленинской коммунистической партией.

Когда КПСС запретили, большая часть населения облегчённо вздохнула, в том числе и рабочие, чьи интересы эта партия должна была защищать. Партийные руководители 70-х и 80-х годов дружными усилиями опорочили благородные идеи социализма, довели крепкую и устойчивую страну до кризиса, с которым не смогли справиться. А ведь Ленин и Сталин сохранили не только государство, но и социальный строй в гораздо более тяжёлых, порой совсем безнадёжных условиях гражданской и Великой отечественной войн. Хрущёв, Брежнев и Горбачёв были не то, что плохими людьми, они просто были недостойны руководить великой страной и оказались не на своём месте.

В поисках причины, почему началось моральное ослабление партии, иногда указывают на Великую Отечественную войну. К XVIII съезду в 1939 году коммунистическая партия насчитывала 2,5 млн членов. Практически весь этот состав погиб на полях сражений. В 1952 году партия уже насчитывала свыше 6 млн членов. То есть на момент окончания послевоенного восстановительного периода коммунисты довоенного приёма составляли в ней заведомое меньшинство. Основное пополнение формировали фронтовики, часто вступавшие в партию по упрощённой схеме, перед боем, говоря «если погибну, считайте меня коммунистом», а также труженики тыла, чью политическую зрелость товарищи оценивали по производственным показателям. Ясно, что сразу после войны эта часть партии была весьма неоднородной и ещё очень сырая с точки зрения идейно-теоретической подготовки. Эти люди становились коммунистами главным образом из патриотических побуждений. Закалённые в боевой обстановке, они подчас оказывались не готовы к будничной, дисциплинированной работе, не могли устоять перед соблазнами обычной мирной жизни, а то и вовсе считали, что «завоевали» себе «право наконец пожить», которое часто рисовалось им в иллюзорных, далеко не аскетических тонах. Конечно, в идейном смысле эти люди уступали большевикам, прошедшим подпольную жизнь при царе, революцию, гражданскую войну, восстановление страны и энтузиазм первых пятилеток и вступавших в партию по идейным причинам и готовым всю жизнь бороться за правое дело.

Конфуций говорил: «Народ можно заставить следовать должным путём, но нельзя ему объяснить почему» («Суждения и беседы», VIII, 9). Смысл здесь в том, что народ по своему невежеству не в состоянии понять отвлечённых рассуждений о нравственности и морали, а ему нужен живой пример исполнения нравственных принципов его руководителями и правителями. Хороши правители и руководители, хорош и народ, и наоборот. Когда российскими коммунистами руководили Ленин и Сталин, это была партия достойных людей. А под водительством Хрущёва, Брежнева и Горбачёва партия стала другой, морально опустившейся.

В годы перестройки в 80-е годы был популярен такой анекдот. Горбачёв обсуждает с женой трудности реформ. Та говорит: «Я тайком занимаюсь спиритизмом, давай вызовем дух Сталина, спросим совета». «Да ты что, я же коммунист, я в это не верю!». Но через некоторое время, не видя выхода, согласился. Вызвали дух Сталина: «Иосиф Виссарионович, что посоветуете?». Тот отвечает: «Пункт первый — расстрелять всех членов Политбюро. Пункт второй — восстановить Совнархозы». Горбачёв, удивлённо: «Но зачем же опять Совнархозы, были же при Хрущёве, никакой пользы от них!». Сталин со своим характерным кавказским акцентом: «Я так и думал, что по первому пункту возражений не будет». В этом анекдоте отразились народные чаяния.

От социализма к капитализму

Маркс не рассматривал Россию как страну, в которой в обозримом для него будущем может произойти пролетарская революция, поскольку в ней, в отличие от Англии, Франции и Германии, ещё не созрели материальные, то есть объективные предпосылки. Революция в России произошла не в соответствии с теорией Маркса. Но это было не из-за его заблуждений, а вследствие того, что законы общественного развития не являются раз и навсегда установленными, а меняются со временем.

Экономические условия в XX веке отличались от тех, что были в XIX веке. Соответственно, изменились и общественные законы. То, что пролетарская революция произошла не в наиболее развитых странах — как когда-то надеялись Маркс и Энгельс, а в более отсталой России, и было как раз следствием этих законов. Ленин понял, что цепь империализма может быть прорвана в своём наиболее слабом место, коим оказалась Россия. А позже, в 30-е годы Сталин, развил ленинский вывод, что социализм может победить в одной стране, а не одновременно в нескольких, как полагал Маркс. Он пришёл к выводу, что социалистическое государство может не только в одиночку победить, но и существовать в капиталистическом окружении.

Кто-то может сказать, что здесь законы, открытые Лениным и Сталиным, не сработали, поскольку социализм в России сдал свои позиции. Но во-первых, есть ещё социалистический Китай. И во-вторых, и в России социализм не проиграл, а отступил, но он может и вернуться. Партийное руководство Советского Союза, слепо и догматически следуя идеям Ленина 20-х годов, не поняло, что экономические отношения в 60-е годы уже изменились, соответственно, нужно было искать и применять новые законы этих отношений. Хотя в России в настоящее время получили развитие рыночные отношения, существует значительная частная собственность и развелось много капиталистов, многие завоевания социализма сохранились. И самое главное, люди помнят о достоинствах социалистического образа жизни, и социалистическая идея большинству населения представляется значительно более привлекательной, чем частно-собственническая.

С первых дней построение социализма в России имело свою, российскую специфику. Советская власть должна была не заменить одну форму эксплуатации другой формой, как это было в старых революциях, а ликвидировать всякую эксплуатацию. Это задача была общей для всех стран. Российской же особенностью было то, что ввиду отсутствия в стране каких-либо готовых зачатков социалистического хозяйства, нужно было создать их, так сказать, на «пустом месте».

Советская власть выполнила эту задачу «потому, что она опиралась на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил. Производительные силы нашей страны, особенно в промышленности, имели общественный характер, форма же собственности была частная, капиталистическая. Опираясь на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил, Советская власть обобществила средства производства, сделала их собственностью всего народа и тем уничтожила систему эксплуатации, создала социалистические формы хозяйства. Не будь этого закона и не опираясь на него, Советская власть не смогла бы выполнить своей задачи» (Сталин, «Экономические проблемы в СССР»). В отличие от законов естествознания, где открытие и применение нового закона проходит более или менее гладко, в экономической области открытие и применение нового закона, задевающего интересы отживающих сил общества, встречают сильнейшее сопротивление со стороны этих сил. Нужна, следовательно, сила, общественная сила, способная преодолеть это сопротивление. Сталин отмечал в той же работе: «Такая сила нашлась в нашей стране в виде союза рабочего класса и крестьянства, представляющих подавляющее большинство общества. Такой силы не нашлось ещё в других, капиталистических странах. В этом секрет того, что Советской власти удалось разбить старые силы общества, а экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил получил у нас полный простор».

Сталин указывает в упомянутой работе на один общественный закон: «Закон планомерного развития народного хозяйства возник как противовес закону конкуренции и анархии производства при капитализме. Он возник на базе обобществления средств производства, после того, как закон конкуренции и анархии производства потерял силу. Он вступил в действие потому, что социалистическое народное хозяйство можно вести лишь на основе экономического закона планомерного развития народного хозяйства. Это значит, что закон планомерного развития народного хозяйства дает возможность нашим планирующим органам правильно планировать общественное производство. Но возможность нельзя смешивать с действительностью. Это — две разные вещи. Чтобы эту возможность превратить в действительность, нужно изучить этот экономический закон, нужно овладеть им, нужно научиться применять его с полным знанием дела, нужно составлять такие планы, которые полностью отражают требования этого закона. Нельзя сказать, что наши годовые и пятилетние планы полностью отражают требования этого экономического закона».

Как известно, в Советском Союзе основная проблема была именно с планированием. Здесь были две стороны. Первая — пятилетние планы постоянно не выполнялись по некоторым, зачастую очень важным, пунктам. Особенно это стало проявляться с 60-х годов. Здесь мы имеем несовпадение между желанием чего-то добиться, и возможностью это сделать. С другой стороны, в стране всё время не хватало множества продуктов, а в то же время выпускалось огромное количество товаров, которые никто не покупал. То есть то преимущество идеального социализма, когда общество чётко определяет, что нужно населению и организует производство этого — не реализовалось. Почему это происходило? Законы общественного развития, согласно марксизму, существуют независимо от воли людей. Но от способностей конкретных людей зависит определить эти законы и привести в действие. Причём последнее — крайне важно. Ибо, если закон хоть и определён, но не реализован, то нет экспериментального доказательства его существования. Следовательно, это не закон, а лишь гипотеза.

В Советском Союзе построением социализма (а следовательно и всей государственной деятельностью) руководила партия (коммунистическая). Она и должна была обнаруживать новые законы постоянно меняющегося общественного развития и применять их в интересах народа. Обнаружить и применить — дело крайне сложное и доступное не каждому. При Ленине и Сталине Советский Союз постоянно двигался вперёд и в экономическом и в интеллектуальном развитии. Объяснялось это редким сочетанием в этих руководителях двух качеств. Первое — исключительно высокий уровень умственного развития, позволяющий им при анализе текущей политической и экономической ситуации находить реальные закономерности. Второе — их столь же исключительно высокие качества руководителей и организаторов, позволяющие им вести за собой всю страну. То есть они могли не только определить текущие законы общественного развития, но использовать их.

Партийные руководители, бывшие у власти после Сталина, такими качествами не обладали и вести страну в правильном направлении не могли, поскольку это самое правильное направление они не могли определить. Но ведь были ещё миллионы коммунистов, были научные институты, занимавшиеся развитием марксизма-ленинизма. Почему же они не смогли найти решения тех проблем, которые постоянно возникали в советском обществе? О причинах этого можно лишь строить гипотезы.

Мы не можем утверждать, что победа социализма в России была закономерна и неизбежна. В Англии в XIX веке не раз, по оценкам Маркса и Энгельса, создавалась ситуация крайне благоприятная для пролетарской революции, но этого так и не произошло. Относительно Германии в конце XIX века Энгельс был совершенно был уверен в скором приходе социализма, поскольку германская социал-демократия росла не по годам, и социалистические идеи завоёвывали всё большую популярность. Но в XIX веке прорыва не случилось. В 1918 году после военного поражения Германии условия для социалистической революции были крайне благоприятны ввиду крайней слабости буржуазного правительства. Но революция вспыхнула не во всей Германии, а лишь в некоторых землях и была быстро подавлена. Социал-демократическая партия была крупнейшей в стране, часто формировала правительство, но в 1933 году значительная часть трудящихся на свободных и демократических выборах проголосовала не за коммунистические, а за национал-социалистические идеи, поставив тем самым окончательный крест на возможность социалистических преобразований в Западной Европе.

То есть, даже когда для пролетарской революции складываются благоприятные обстоятельства, она может и не осуществиться. Всё зависит от человеческого фактора. В России нашлось достаточное количество энергичных и целеустремлённых людей, которые, объединившись в политическую организацию, сумели захватить власть и начать преобразовывать общество на социалистических принципах. Исключительно важно, что нашлись выдающиеся руководители, Ленин и Сталин. Не будь этих двоих, и ещё группы талантливых товарищей, не было бы в России социализма ни в каком виде.

Но победа социализма в стране, как показал опыт Советского Союза, не означает невозможность возврата капиталистических общественных отношений. После смерти Сталина у власти не появилось ни выдающихся теоретиков марксизма-ленинизма, ни достаточно многочисленной группы толковых организаторов. Партийная верхушка посчитала, что позициям социализма в стране ничего не угрожает. Действительно, эксплуататорские классы ликвидированы, все средства производства находятся в общественных руках. Но Политбюро плохо осознавало, что пока не будет создана эффективно работающая система планирования, социализма ещё нет, а есть только переходный период к нему. Потому, что без этой системы социалистическое общество не станет лучшим по сравнению с капиталистическим, ибо смысл коммунизма (социализма) в том, чтобы обеспечить всем людям лучшую жизнь по сравнению с капитализмом.

Проблемы в экономике становились всё более острыми, и народ увидел, что партия не может предложить реального выхода. Тогда показалось естественным разрешить мелкое частное производство, небольшие кооперативы, которые могут продавать свою продукцию не по государственным, а по рыночным ценам. В КПСС возник раскол: многие её члены считали введение частного производства возрождением мелкой буржуазии и изменой социалистическим принципам. Они препятствовали всяким реформам. Все суетились, получалась кутерьма; практического мер никто не предлагал, а все рассуждали, как осуществить перестройку, и результата никакого не получалось. Люди поняли, что с такой партией ничего не изменишь, а оставлять всё по-старому не было никакой возможности, поскольку полки в магазинах стремительно пустели.

В конце 80-х годов экономический кризис всё ускорялся, начались проблемы со снабжением продовольствием. В качестве отчаянной меры было отменено государственное регулирование цен. Стоимость продуктов питания и других товаров резко выросла. Дефицит товаров и их дороговизна создали благоприятные условия для спекуляции, которая стала бурно развиваться. Правительство во всё большей мере теряло контроль над ситуацией, что было странно, поскольку у него и политической власти и экономических средств было вполне достаточно.

Когда стало ясно, что с экономическим кризисом справиться не получается, никакого плана социалистических реформ не придумали и посчитали, что единственным выходом является переход к рыночной системе, к свободе товарооборота, аналогичной западной. А что такое свобода оборота? Это есть свобода торговли, а свобода торговли означает возврат к капитализму. Свобода оборота и свобода торговли — это значит товарный обмен между отдельными мелкими хозяевами. Отсюда неизбежно вытекает деление товаропроизводителя на владельца капитала и на владельца рабочих рук, разделение на капиталиста и на наемного рабочего, то есть воссоздание снова капиталистического наёмного рабства.

Но само по себе это решение не обязательно должно было привести к переходу от социализма к капитализму. В нашей истории уже был период, когда принималось такое решение — на X съезде РКП (б) в 1921 году. Тогда Ленин о свободном обороте сказал: «Мы можем в порядочной степени свободный местный оборот допустить, не разрушая, а укрепляя политическую власть пролетариата. Как это сделать — это дело практики. Моё дело доказать вам, что теоретически это мыслимо».

Ленин определил важные условия для введения ограниченных капиталистических отношений: «Пролетарское государство, не изменяя своей сущности, может допускать свободу торговли и развитие капитализма лишь до известной меры и только при условии государственного регулирования (надзора, контроля, определения форм, порядка и так далее) частной торговли и частнохозяйственного капитализма. Успех такого регулирования зависит не только от госвласти, но ещё больше от степени зрелости пролетариата и трудящихся масс вообще, затем от уровня культуры и так далее » (проект тезисов о роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики). Но в реальности Советское правительство в условиях, сложившихся к концу 80-х годов, не смогло осуществлять действенное государственное регулирование.

Первый проект перехода к рыночной экономике путём массовой приватизации государственного имущества был предложен в рамках программы 500 дней, разработанной в 1990 году группой экономистов. 24 декабря 1990 года, после принятия Закона РСФСР N 443-1 «О собственности в РСФСР», на территории России была узаконена частная собственность. Там же (статья 25) было законодательно закреплено понятие приватизации, как передачи государственного или муниципального имущества в частные руки. Этот день и можно считать официальным концом социализма в России. В статье 10 Закона, в частности, говорилось, что в собственности гражданина могут находиться средства массовой информации, что означало конец монополии государства на информацию. Кроме того, в собственности гражданина могут находиться: «предприятия, имущественные комплексы в сфере производства товаров, бытового обслуживания, торговли, иной сфере предпринимательской деятельности, здания, сооружения, оборудование, транспортные средства и иные средства производства; — любое другое имущество производственного, потребительского, социального, культурного и иного назначения, за исключением отдельных предусмотренных в законодательных актах видов имущества, которое по соображениям государственной или общественной безопасности либо в соответствии с международными обязательствами не может принадлежать гражданину». То есть, то фундаментальное для социализма положение, что средства производства находятся только в общественной собственности, было отменено.

Сама по себе идея приватизации части предприятий, для того, чтобы снять финансовую нагрузку с государства в условиях острого экономического кризиса не была новой для нашей страны: «Одна из самых важных задач хозяйственного строительства и безусловно самая злободневная теперь — это сокращение числа заведений и предприятий, находящихся на государственном снабжении. Только минимум самых крупных, наилучше оборудованных и обставленных предприятий, фабрик, заводов, рудников надо оставить на госснабжении, строго проверив наличные ресурсы. Предписываю немедленно произвести ещё раз такую проверку и ещё раз сократить число предприятий на государственном снабжении; список оставляемых на госснабжении предприятий составить тотчас и к первому октябрю сего года прислать в СТО. Исполнение за личной ответственностью всех членов экономсоветов и особенно губстатбюро. За недостаточно тщательное сокращение числа предприятий буду отдавать под суд» ( Ленин, телеграмма всем областным и губернским экономсовещаниям, Председателю ВСНХ для всех отделов и отраслей промышленности, 12 сентября 1921 г.).

И социалистический уклад, и саму страну вполне можно было сохранить. Политика гласности и многочисленные митинги этому не мешали. Ведь всё это уже было: «И мы говорим, что надо построить всякую крупную отрасль народного хозяйства на личной заинтересованности. Обсуждение — сообща, а ответственность — единолична. От неумения осуществить это начало мы страдаем на каждом шагу. Вся новая экономическая политика требует, чтобы это деление было проведено с абсолютной резкостью, с безусловной четкостью. Когда народ перешёл к новым экономическим условиям, он бросился обсуждать, что из этого выйдет и как это надо по-новому построить. Не пройдя через общие обсуждения, нельзя было ничего начинать, потому что народ держали десятки и сотни лет под запретом что-нибудь обсуждать, а революция не могла развиваться иначе, как через период всеобщего универсального митингования по всем вопросам...Митингуй, но управляй без малейшего колебания, управляй твёрже, чем управлял до тебя капиталист. Иначе ты его не победишь. Ты должен помнить, что управление должно быть ещё более строгое, ещё более твёрдое, чем прежде» (Ленин, доклад на II всероссийском съезде политпросветов, 17.10.1921 г.). Партийное руководство оказалось слабым, и вместо усиления управления, оно его вовсе потеряло.

Весьма распространено мнение, что можно было избежать тех процессов, которые привели к распаду Советского Союза, если бы Горбачёв и его окружение повели себя по-другому. То есть причины — в конкретных людях. Причём, так думают и многие российские коммунисты. Но вряд ли дело в отдельных личностях, ведь большая часть населения была недовольно и экономическим и идеологическим положением в стране. Похожую ситуацию рассматривал Энгельс в опубликованной в газете «New-York Daily Tribune» в 1852 году статье «Революция и контрреволюция в Германии»: «Что внезапно вспыхнувшие в феврале и марте 1848 года движения были не делом отдельных личностей, а стихийным, непреодолимым выражением нужд и потребностей народов — потребностей, доходивших до сознания с большей или меньшей ясностью, но ощущавшихся весьма отчетливо различными классами каждой страны, — это теперь признается всеми. Но когда приступаешь к выяснению причин успеха контрреволюции, то повсюду наталкиваешься на готовый ответ, будто дело в господине А или в гражданине Б, которые «предали» народ. Этот ответ, смотря по обстоятельствам, может быть правильным или нет, но ни при каких обстоятельствах он ничего не объясняет, не показывает даже, как могло случиться, что "народ" позволил себя предать». Здесь речь идёт о провале революции во Франции в 1848 году. И говоря о роли личности, Энгельс продолжает: «Никто из здравомыслящих людей никогда не поверит, чтобы одиннадцать человек [членов французского временного правительства], большинство которых были к тому же личностями весьма посредственными, одинаково неспособными как к добру, так и к злу, могли в течение трех месяцев погубить тридцатишестимиллионную нацию [то есть французов], если бы эти тридцать шесть миллионов не разбирались так же мало в том, куда им идти, как и эти одиннадцать. Вопрос и заключается именно в том, как могло произойти, что эти тридцать шесть миллионов, блуждавшие в известной мере как в потёмках, вдруг были призваны самостоятельно определить свой путь; и как случилось, что они затем совершенно сбились с пути».

В применении к российским событиям конца 80-х годов XX века вместо 36 миллионов нужно взять 270 миллионов. Перестройка и гласность — это как раз тот случай, когда массам было предложено «самостоятельно определить свой путь», а массы ничего и предложить не смогли. Под демократией понимают осуществление воли народа, а народ всегда ли может определить свою волю?

Если Ленин и его соратники напряжённо искали и находили пути развития нового социалистического общества, то в восьмидесятые годы коммунисты на это уже не были способны. Те же люди, которые в эти годы скромно причисляли себя к интеллигенции, которая по своей старой привычке должна быть всегда против официальной идеологии, особой умственной изобретательность не отличались. Как писал Солженицын: «Среди советских людей, имеющих неказённый образ мнений, почти всеобщим является представление, что нужно нашему обществу, чего следует добиваться, к чему стремиться: свобода и парламентская многопартийная система. Сторонники этого взгляда объемлют и всех сторонников социализма и шире того. Это представление столь единодушно, что возразить ему даже выглядит неприлично (в кругах неофициальных, разумеется). В этом почти полном единодушии сказывается наша традиционная пассивная подражательность Западу: пути для России могут быть только повторительные» («На возврате дыхания и сознания»).

Для разрушения у людей хватило сил, нашлось довольно ненависти и дурных инстинктов, чтобы до конца расшатать то, что создавалась десятилетиями. Но когда пришлось создавать новое, оказалось, что это вовсе не так легко, как представлялось кухонным мечтателям, что всё их остроумие — пустая игра фантазии и они, измученные и растерявшиеся, прибегли, наконец, к старому доброму капитализму, который уже ранее когда-то был отвергнут.

Так почему же коммунисты проиграли? «И тут нужно ясно поставить вопрос: в чём наша сила и чего нам не хватает? Политической власти совершенно достаточно. Едва ли кто-нибудь найдется здесь, который бы указал, что в таком-то практическом вопросе, в таком-то деловом учреждении у коммунистов, у коммунистической партии власти недостаточно... Основная экономическая сила — в наших руках. Все решающие крупные предприятия, железные дороги и так далее — они все в наших руках...Экономической силы в руках пролетарского государства России совершенно достаточно для того, чтобы обеспечить переход к коммунизму. Чего же не хватает? Ясное дело, чего не хватает: не хватает культурности тому слою коммунистов, который управляет» (Ленин, речь на XI съезде РКП (б)).

«Кто же мог ожидать, кто же бы взялся предсказать, что самая мощная Империя мира рухнет с такой непостижимой быстротой?» Это не о распаде Советского союза. Это писал Солженицын о крахе Российской империи в 1917 году («Размышление над Февральской революцией», 1983 год). И что же мы опять наступаем на те же грабли! Но может быть, это такой путь развития и обновления у России?

Социалистическая идея в России отступила. Это видно даже из деятельности нынешних коммунистов. У них нет никакой обоснованной программы для развития страны. Голоса избирателей за нынешних членов коммунистической партии на выборах — это не голоса за новую будущую жизнь, а ностальгия по прошлым, приукрашенным в воспоминаниях, старым, добрым временам.

Власть партии или власть народа

Власть в Советском Союзе называлась советской, поскольку страна управлялась советами: от сельских до Верховного. Выборы в эти органы были прямыми и тайными. По Конституции 1936 года (сталинской) право выставления кандидатов давалось только общественными организациями и обществами трудящихся: коммунистическими партийными организациями, профессиональными союзами, кооперативами, организациями молодежи, культурными обществами. По Конституции 1977 года (брежневской) это право расширилось на трудовые коллективы и собрания военнослужащих.

Существовала, правда, одна тонкость: кандидат всегда был только один — от блока коммунистов и беспартийных. Этот кандидат подбирался в партийных органах, затем устраивались собрания в трудовых коллективах, где заранее назначенный человек предлагал выдвинуть в кандидаты в депутаты подобранного человека, ещё несколько выступающих рассказывали о кандидате и поддерживали его кандидатуру. Затем собрание единогласно, иного и быть не могло, выдвигало указанного кандидата. В назначенное время проходили выборы, где на всех участках был только один кандидат. Самое главное на таких выборах — чтобы побольше народу пришло голосовать. А затем избирательные комиссии с гордость объявляли, что кандидата блока коммунистов и беспартийных поддержало 99% избирателей.

Конечно, выборы из одного единственного кандидата выглядят абсурдными, и народ относился к ним с пренебрежением, понимая, что его мнения, по существу, никто и не спрашивал. Непонятно, зачем КПСС было устраивать эту дискредитацию самой идеи народовластия. Ведь можно же было выдвигать нескольких кандидатов от разных трудовых коллективов, пусть даже и утверждённых каким-нибудь райкомом или обкомом партии. Были бы встречи с избирателями, разные программы, был бы реальный выбор. Всё это особенно удивительно, поскольку именно такая состязательность и предполагалась. В интервью председателю американского газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейперс» (Scripps-Howard Newspapers) Рою Говарду 1 марта 1936 года Сталин говорил о выборах в рамках советской системы: «Вам кажется, что не будет избирательной борьбы. Но она будет, и я предвижу весьма оживлённую избирательную борьбу. У нас немало учреждений, которые работают плохо. Бывает, что тот или иной местный орган власти не умеет удовлетворить те или иные из многосторонних и всё возрастающих потребностей трудящихся города и деревни. Построил ли ты или не построил хорошую школу? Улучшил ли ты жилищные условия? Не бюрократ ли ты? Помог ли ты сделать наш труд более эффективным, нашу жизнь более культурной? Таковы будут критерии, с которыми миллионы избирателей будут подходить к кандидатам, отбрасывая негодных, вычеркивая их из списков, выдвигая лучших и выставляя их кандидатуры. Да, избирательная борьба будет оживлённой, она будет протекать вокруг множества острейших вопросов, главным образом вопросов практических, имеющих первостепенное значение для народа. Наша новая избирательная система подтянет все учреждения и организации, заставит их улучшить свою работу. Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти. Наша новая советская конституция будет, по-моему, самой демократической конституцией из всех существующих в мире». Так задумывалось, и почему же партия отказалась от реального народовластия при Брежневе?

Эту проблему понимал Горбачёв, который инициировал изменения в системе выборов, чтобы добиться реального народовластия. 1 декабря 1988 года был принят закон «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) СССР», на основании которого были внесены поправки в Конституцию в редакции 1977 года. По Конституции 1977 года высшим органом государственной власти СССР являлся Верховный Совет, но после 1988 года таким органом стал Съезд народных депутатов СССР».

Поправки к Конституции вводили понятие высшего должностного лица — Председателя Верховного Совета СССР. Впоследствии должность Председателя плавно перешла в появление должности Президента, которого избирал не съезд, которого после 19991 года уже не было, а весь народ. Таким образом, Россия перешла к форме правления, в определённой мере напоминающую монархическую. Существовавшее до этого государственное устройство с Президиумом Верховного Совета более соответствовала парламентской форме. Вопрос о парламентской и президентской формах обсуждался ещё при подготовке Конституции 1936 года: «Предлагают дополнение к 48-й статье проекта Конституции, в силу которого требуют, чтобы председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР избирался не Верховным Советом СССР, а всем населением страны. Я думаю, что это дополнение неправильно, ибо оно не соответствует духу нашей Конституции. По системе нашей Конституции в СССР не должно быть единоличного президента, избираемого всем населением, наравне с Верховным Советом, и могущего противопоставлять себя Верховному Совету. Президент в СССР коллегиальный, — это Президиум Верховного Совета, включая и председателя Президиума Верховного Совета, избираемый не всем населением, а Верховным Советом и подотчетный Верховному Совету. Опыт истории показывает, что такое построение верховных органов является наиболее демократическим, гарантирующим страну от нежелательных случайностей» (Сталин, «О проекте Конституции Союза ССР», Доклад на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 года). Конституция была весьма демократической по своей сути, но это был по многим пунктам формальный документ, поскольку реальным руководящим органом был не Верховный Совет, а ЦК партии, а власть Сталина превосходила по свой мощи власть любого президента.

По новому правилу, введённом в 1988 году, с целью обеспечения представительства общественных организаций треть мест были забронированы за ними, в том числе за КПСС и комсомолом. Существенно изменились права на выдвижения кандидатов в депутаты. Казалось бы, какие здесь могут быть оговоренные права — все, кто хочет, должны иметь такое право, но в СССР ещё с 20-х годов существовали ограничения. В новых изменениях Конституции добавились ещё и возможность выдвигать кандидатов собраниями избирателей по месту жительства, что было принципиальным новшеством, поскольку ещё в Программе партии 1919 года говорилось: «Советское государство сближает государственный аппарат с массами также тем, что избирательной единицей и основной ячейкой государства становится не территориальный округ, а производственная единица (завод, фабрика)». Кроме того, было разрешено самовыдвижение. И появился, наконец, важнейший пункт о том, что в избирательные бюллетени может быть включено любое число кандидатов. Это кажется очевидным, раз выборы, то и число фамилий в бюллетене может быть любым, но ведь ранее была всегда только одна фамилия.

Выборы депутатов первого Съезда народных депутатов СССР прошли 26 марта — 21 мая 1989 года. Всего было 5 Съездов народных депутатов СССР. Последний состоялся 5 сентября 1991 года и объявил о самороспуске из-за ликвидации СССР. Конечно, возникает вопрос: почему Советский Союз распался всего через два года после первых демократических выборов? Казалось бы, начинается новая жизнь, появляются новые надежды на решение набежавших проблем?

Политическая система Советского Союза была достаточно противоречива. Возьмём, к примеру, классовый состав. В Конституции 1936 года сказано: «Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое государство рабочих и крестьян». То есть, сохраняется классовое общество. Эти классы определил ещё Маркс: «Собственники одной только рабочей силы, собственники капитала и земельные собственники, соответственными источниками доходов которых является заработная плата, прибыль и земельная рента, следовательно, наёмные рабочие, капиталисты и земельные собственники образуют три больших класса современного общества, покоящегося на капиталистическом способе производства» (Капитал», том III). Собственники капитала были ликвидированы, остались собственники рабочей силы — рабочие, и земельные собственники — крестьяне. Интеллигенция отдельно не выделялась, поскольку она в СССР вся происходила из рабочих и крестьян, потому к этим классам и относилась: «О чём говорит 1-я статья проекта Конституции? Она говорит о классовом составе советского общества. Можем ли мы, марксисты, обойти в Конституции вопрос о классовом составе нашего общества? Нет, не можем. Советское общество состоит, как известно, из двух классов, из рабочих и крестьян, 1-я статья проекта Конституции об этом именно и говорит. Стало быть, 1-я статья проекта Конституции правильно отображает классовый состав нашего общества. Могут спросить: а трудовая интеллигенция? Интеллигенция никогда не была и не может быть классом, — она была и остается прослойкой, рекрутирующей своих членов среди всех классов общества. В старое время интеллигенция рекрутировала своих членов среди дворян, буржуазии, отчасти среди крестьян и лишь в самой незначительной степени среди рабочих. В наше, советское время интеллигенция рекрутирует своих членов главным образом среди рабочих и крестьян. Но как бы она ни рекрутировалась и какой бы характер она ни носила, интеллигенция все же является прослойкой, а не классом» (Сталин, доклад «О проекте Конституции Союза ССР Доклад на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 года»).

Классовый состав общества продолжал сохраняться ещё долгое время. В Программе КПСС, принятой на съезде в 1961 году, говорилось: «Социализм разрешил великую социальную проблему — ликвидировал эксплуататорские классы и причины, порождающие эксплуатацию человека человеком. В СССР остались два дружественных класса — рабочий класс и крестьянство...На базе общности коренных интересов рабочих, крестьян, интеллигенции сложилось нерушимое социально-политическое и идейное единство советского народа». Естественно, возникает вопрос: а нужна ли диктатура пролетариата, если уже нет классов, для подавления сопротивления которых она и была предназначена?

Наконец, в 70-е годы было признано, что в СССР построено бесклассовое общество. В Конституции 1977 года говорилось: «Сложилось социально-политическое и идейное единство советского общества, ведущей силой которого выступает рабочий класс. Выполнив задачи диктатуры пролетариата, Советское государство стало общенародным». Ленин не раз подчёркивал, что диктатура пролетариата является высшим типом демократии при классовом обществе, формой пролетарской демократии, выражающей интересы большинства (эксплуатируемых), — в противовес демократии капиталистической, выражающей интересы меньшинства (эксплуататоров). Естественно, возникал вопрос: нужна ли в бесклассовом обществе диктатура пролетариата?

Таким образом, классового общества уже нет, но есть партия рабочего класса, причём она осталась у власти.

В самой Конституции 1977 года уже просматривалось противоречие. В одной статье говорилось: «Статья 2. Вся власть в СССР принадлежит народу. Народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР. Все другие государственные органы подконтрольны и подотчётны Советам народных депутатов». Но в другой статье определялся другой источник власти: «Статья 6. Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу. Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма». Подобного пункта в Конституции 1936 года не было и зачем он появился в этот момент? КПСС, как партия рабочего класса, стала в значительной мере партией всего народа, учитывая, что рабочий класс (вместе со служащими) составлял почти 85% населения. КПСС, строго говоря, — общественная организация. По Конституции она определяет «линию внутренней и внешней политики», но ведь это задачи правительства, таким образом, получается два центра власти. Одновременно это полностью обесценивало саму идею выборов в советы, поскольку становилось понятным, что граждане страны не могут влиять на внешнюю и внутреннюю политику, поскольку этим занимались не органы власти, а некая общественная организация.

Ещё Ленин говорил на X съезде, что «как правящая партия, мы не могли не сливать с "верхами" партийными "верхи" советские,— они у нас слиты и будут таковыми». В семидесятые годы для всех было ясно, что попасть во власть можно было лишь вступив в партию. Число членов КПСС достаточно быстро увеличивалось, и в партию вступало всё более людей, которых привлекала не идейная сторона построения коммунизма, а простое желание сделать карьеру. Поэтому партийный рост неизбежно приводил к ухудшению морального уровня партии в целом. «Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать» (Ленин, «Детская болезнь "левизны" в коммунизме»).

КПСС была заинтересована в увеличении числа своих членов, поскольку могла в таком случае присматривать за большим количеством людей.

В СССР всегда была только одна партия, и здесь была определённая идеология. Сталин объяснил это в уже упомянутом докладе: «Что касается свободы различных политических партий, то мы держимся здесь несколько иных взглядов. Партия есть часть класса, его передовая часть. Несколько партий, а значит и свобода партий может существовать лишь в таком обществе, где имеются антагонистические классы, интересы которых враждебны и непримиримы, где имеются, скажем, капиталисты и рабочие, помещики и крестьяне, кулаки и беднота и так далее. Но в СССР нет уже больше таких классов, как капиталисты, помещики, кулаки и тому подобное. В СССР имеются только два класса, рабочие и крестьяне, интересы которых не только не враждебны, а наоборот — дружественны. Стало быть, в СССР нет почвы для существования нескольких партий, а значит и для свободы этих партий. В СССР имеется почва только для одной партии — Коммунистической партии. В СССР может существовать лишь одна партия — партия коммунистов, смело и до конца защищающая интересы рабочих и крестьян».

Однопартийная система позволяет легче управлять государством, особенно когда нужно решать сложные задачи. Система власти в Китае во многом использовала опыт Советского Союза. Нынешний политический строй в этой стране — народная демократия, осуществляемая под руководством коммунистической партии. Дэн Сяопин объяснял, в чём достоинство такой системы: «Самое большое преимущество социалистического государства в том, что всё, что решено сделать, немедленно исполняется после принятого решения без каких-либо преград. Мы призвали к реформе хозяйственной системы, и страна сразу же взялась за дело. Мы решили учредить особые экономические районы, и они стали моментально создаваться. Всё это происходило без каких-либо осложнений, без взаимного возведения преград. Не было безрезультатных обсуждений. Не было постановлений, которые потом не исполнялись. На этом уровне эффективность у нас высокая. Нам нельзя перенимать у Запада так называемую демократию и разделение власти, нам нужно осуществлять социалистическую демократию и гарантировать преимущества социализма. Я говорю не об эффективности хозяйственного и административного управления, а об общей эффективности. Двухпалатная и многопартийная парламентарная система Запада нам не подходит. У нас тоже есть демократические партии, но все они принимают руководство со стороны коммунистической партии, и у нас осуществляется многопартийная консультативная система. Насчёт этого многие представители западной общественности тоже считают, что без руководящего ядра в такой большой стране, как Китай, во многом пришлось бы трудно, и в первую очередь ей не удалось бы справиться с проблемой питания» (Из беседы с членом Президиума ЦК Союза коммунистов Югославии Стефаном Корошецем 12.06.1987 г.).

После введения в Конституцию пункта о коммунистической партии как руководящей и направляющей силой советского общества любые выборы в органы советской власти потеряли всякий смысл и едва ли не официально превратились в формальность, чего прежде в Советском Союзе не было. Когда партия большевиков захватила власть в 1917 году, она стала предпринимать энергичные меры для её удержания. Это сопровождалось насилием по отношению к противникам партии. После победы в гражданской войне при создании нового государства Ленин добился лишения избирательных прав для тех лиц, которые при свободных выборах могли привести к власти другие партии. Со временем, большевики ликвидировали оппозиционные, то есть все оставшиеся ещё партии. Все эти жестокие меры предпринимались для удержания власти, то есть были временными. Но поскольку целью революции была передача власти всему народу, в Конституциях как 1924, так и 1936 и говорилось о формах народовластия. И хотя реальная власть всегда была у коммунистической партии, это не фиксировалась на уровне закона, и потому партия не являлась официальным органом власти. Она была партией рабочего класса, и с построением бесклассового общества её влияние на органы власти должно была снижаться. С подавлением сопротивления враждебных классов насилие должно было уменьшаться, а уровень свободы — увеличиваться, о чём писал Ленин: «Где есть подавление, там не может быть свободы, равенства и проч. Поэтому Энгельс и говорил: "пока пролетариат ещё нуждается в государстве, он нуждается в нём не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников; а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство, как таковое, перестаёт существовать"» («Пролетарская революция и ренегат Каутский»). В этом смысле Конституция 1977 года зафиксировала определённое ограничение свободы. Хотя официально социализм в стране уже был построен, но за 60 лет советской власти вероятность отхода от него была всё ещё достаточно велика, и в стране сохранялось серьёзное ограничение на обсуждение какого-либо иного политического курса, чем линия ЦК. Брежнев на майском 1977 года Пленуме высказался по этому поводу достаточно ясно: «Разумеется, товарищи, проект Конституции исходит из того, что права и свободы граждан не могут и не должны использоваться против нашего общественного строя, в ущерб интересам советского народа. Поэтому в проекте прямо говорится, например, что использование прав и свобод гражданами не должно наносить ущерб интересам общества и государства, правам других граждан, что политические свободы предоставляются в соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя». Принципиально важно здесь, что политические свободы предоставляются «в целях укрепления социалистического строя».

Брежнев на уже упоминавшемся Пленуме объяснял: «Всеми...процессами в жизни страны руководила и руководит Коммунистическая партия — направляющая, организующая и мобилизующая сила нашего общества со времен Октября и до наших дней. Ещё более сложными и многообразными стали теперь задачи, которые приходится ей решать. Ещё более ответственной стала её роль, возросли масштабы её направляющего воздействия на всю внутреннюю жизнь страны и её внешнюю политику». А ведь Ленин говорил в своё время: «Для нас важно привлечение к управлению государством поголовно всех трудящихся. Это — гигантски трудная задача. Но социализма не может ввести меньшинство — партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами» (VII экстренный съезд РКП(б)). Задачи, по словам Брежнева, стали «ещё более сложными и многообразными». То есть, захват и удержание власти, индустриализация и коллективизация, подавление сопротивления эксплуататорских классов, организация тяжелейшей победы в Великой Отечественной войне — это всё были задачи по-проще, не требовавшие отражения в Конституции роли КПСС. Слова Брежнева показывают недоверие ЦК к советам как органом власти народа. Брежнев говорил на Пленуме, что в проекте Конституции «чётко отражено действительное место нашей партии в советском обществе и государстве. В отличие от Конституции 1936 года об этом сказано более широко, в специальной статье». Таким образом, без всяких околичностей заявлено, КПСС забрала реальную власть в стране. Получается, что сам по себе народ без руководства КПСС не сможет решать возникающие перед страной проблемы. Поэтому и выборы в Советы и превратились в профанацию, с одним, одобренным райкомом или обкомом кандидатом.

Некоторые слова Брежнева просто удивляют: «Прежде всего получают дальнейшее развитие демократические принципы формирования и деятельности Советов. Предусмотрено усиление их роли в решении важнейших вопросов жизни общества». Как можно было говорить об усилении роли Советов, если с самой революции они должны были являться высшим органом власти, это, кстати, стояло и в Конституции: «Вся власть в СССР принадлежит народу. Народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР». Роль Советов нельзя усилить, она и так должна быть максимальной.

Последствия принятия Конституции в том варианте, что был в 1977 году были достаточно тяжёлыми. Народ понял, что никакого обсуждения вариантов развития страны не допускается: что решит ЦК, то и будет. Кроме того, стало окончательно ясно, что голосование, выборы и сами Советы — это пустая суета и затеи ветреные, поскольку реальная власть формируется в другом месте.

Конституция 1977 года зафиксировала, что Советский Союз — государство идеологическое. Это следовало, в том числе, из положения о руководящей роли КПСС и из явного указания на ограничения свободы противников социалистических идей. Идеологическое государство характеризуется исключительно ориентацией только на будущее, и с определённым пренебрежением относится к настоящему. Идеология занимается не тем, что есть, а тем, что будет. Идеология, и ленинизм в том числе, относится к тому, что в действительности происходит, как к совершенно детально предсказанному и предвиденному с абсолютной точностью. И исходя из этого идеология не интересуется реальным опытом, который ничего не может сообщить ей нового. Поэтому партийные лидеры продолжали говорить о построении коммунизма, хотя производительность труда уже почти двадцать лет, как неуклонно снижалась, и жизненный уровень в Советском Союзе всё больше отставал от уровня западных стран. Народ видел, что партийная верхушка твердит о какой-то жизни, которой нет в действительности.

Выступая на 26 съезде КПСС в 1981 году, за 10 лет до распада страны, Брежнев рассказывал о выполнении планов: «Ленинская генеральная линия партии уверенно проводится в жизнь; задачи, выдвинутые на предыдущем съезде, в целом успешно решены». Он поставил и задачи на следующую пятилетку. В таблице для примера приведены цифры производства мяса и зерна из доклада Брежнева, и то, что получилось в действительности. Видно, что план не был выполнен.

Такое же наблюдалось и по другим видам продукции, а это означало, что правительство теряло возможность реально управлять страной и строить реальные планы. Признаться в этом было нельзя, поскольку уже было декларировано, что в стране построен социализм, а только он, а не капитализм, может обеспечить высокоэффективное плановое управление.

Становилось очевидным, что официальная идеология сильно отличается от реальной жизни, и от того, что в действительности думает советский народ. Доверие к Политбюро ЦК КПСС стало довольно сильно и неуклонно падать. Когда в конце 80-х годов начался затяжной кризис, которому не видно было конца, всю вину на него народ взвалил на КПСС, которая согласно шестой статье Конституции, управляла государством. Под нажимом трудящихся коммунистическую партию стали отстранять от рычагов управления государством. КПСС потеряла реальную власть, а ведь партия была единственной политической силой, скреплявшей разные республики в единое государство. Этот политический склеивающий материал рассохся. Государство стало разваливать множество людей, но главным образом это была партийная элита союзных республик. Единая страна могла и сохраниться, но — не получилось.

Очередные задачи российской власти.

Задачи очевидные.

В XXI веке перед Россией опять встала проблема выбора пути. Такая ситуация уже была было в XV веке, когда мы выбрали самодержавный тип развития; затем в XVIII веке, когда Пётр пытался сделать из страны европейское государство; далее в XX веке с попыткой построить коммунизм. И сейчас стоят точно такие же проблемы, о которых писал ещё в XIX веке Кавелин: «Умственное наше бессилие никогда, может быть, не чувствовалось так глубоко, как теперь. Россия, без малого за двести лет, круто двинутая на новый путь, теперь снова и так же круто, хотя и в иных формах, поворачивает в другую колею. Целый круг понятий и взглядов, нажитый в минувшие два века, изменяется. Точно будто поднимается завеса и перед глазами открываются новые перспективы, которых мы до тех пор и не подозревали. Примкнув к семье романских и германских народов, мы твёрдо уверились, что нам предстоит и двигаться в круге идей и направлений, выработанных их жизнью и трудами; а на поверку оказывается, что общего у нас с этими народами одни только свойственные всем людям стремления и задачи, всё же остальное — вовсе непохоже на европейское, и мы, может быть, более чем когда-либо предоставлены собственным средствам и усилиям. Теряя наглядный образец, созерцанием которого лениво себя убаюкивали, мы теперь невольно начинаем спрашивать самих себя: что же мы такое, что нас такими сделало и куда мы идём?» («Мысли и заметки по русской истории»).

Если фразу «без малого за двести лет» заменить на «без малого за семьдесят лет (Советской власти)», то получим точное описание ситуации в России после 1991 года.

Для нормального развития страны нужно выбрать оптимальную систему управления. Для некоторых людей, назовём их оппозиционеры-западники, выбор политической системы выглядит просто: нужно отбросить всю историю России, включая и преобразования Петра, и уж тем более советский период, и строить новое государство по европейским лекалам. У их оппонентов всё гораздо сложнее. Была царская, дореволюционная Россия, был и социалистический период, имевший много достижений, но по своей сути бывший антагонистом царской России. Поэтому из прогрессивных идей обоих периодов нужно сформировать новую концепцию развития России.

Поисками оптимального пути для развития страны занимались лучшие русские умы не одно столетие. Этот процесс особенно ускорился в XIX веке. Но идей было слишком много, и никакие не становились преобладающими. Можно было бы указать на социалистическую идею, она действительно доминировала, но имела столь много вариаций, что и здесь никакой ясности не появилось.

Захват власти большевиками положил конец всяким обсуждениям. Осталась только одна идея — построение коммунизма. Казалось бы, задача упростилась, но возник новый вопрос: а как его строить? Но и здесь всё было просто — никто не знал, как. Революцию устраивали и строили новую страну по ленинскому принципу: надо ввязаться в драку (то есть захватить власть), а там — посмотрим.

В восьмидесятые годы XX столетия стало ясно, что построить коммунизм не получилось. Что делать, партийное руководство не знало. В 1985 году с подачи Горбачёва, руководителя страны, появилась и стала реализовываться идея гласности. Предполагалось обсуждать пути развития страны не только на партийных съездах и заседаниях Политбюро, а привлечь к этому разнообразные слои общества. Проще говоря, партия предложила народу впервые после 1917 года сказать, что он думает о развитии страны. И тут выяснилось, что никакой здравой, всех увлекающей идеи никто высказать не смог. Создалось впечатление, что разучились думать. В результате в 1991 году начали вновь строить капитализм.

Когда Россия вернулась на путь капиталистического развития, то основная надежда была на помощь западных специалистов, поскольку в нашей стране не было людей, разбирающихся в организации эффективных рыночных отношений. Эта ситуация была схожа с той, которая имела место в 1918 году, когда мы надеялись на помощь в социалистических преобразованиях со стороны более развитых западных пролетариев: «Если бы социалистическая революция победила одновременно во всем мире или, по крайней мере, в целом ряде передовых стран, то задача привлечения к процессу новой организации производства лучших специалистов техников из руководителей старого капитализма была бы чрезвычайно облегчена. Отсталой России не приходилось бы тогда самостоятельно думать о решении этой задачи, ибо на помощь нам пришли бы передовые рабочие западноевропейских стран и сняли бы с нас большую часть трудностей в той наиболее трудной задаче перехода к социализму, которая называется организационной задачей». (Ленин «Очередные задачи Советской власти»). Но в конце XX века Европу и США, как оказалось, интересовало, в основном, ослабление России, её экономическое и идеологическое подчинение западным странам. И поэтому пришлось самим осуществлять переход от социализма к капитализму, было наделано много ошибок, так что жизненный уровень народа не только не вырос, как надеялись, а упал, и очень сильно. При этом странное, лихорадочное, почти фантастическое волнение, овладевшее некоторую часть общества в приобщению к либеральным рыночным ценностям, не оставило после себя никаких почти плодов; кроме сорных трав и пустоцвета ничего не укоренилось и не разрослось на российской почве.

Вернувшись к тому общественному строю, что был до 1917 года, Россия вернулась и к тем же вопросам, что вставали тогда. Это кажется удивительным, но проблемы, которые волновали общество в те времена, во многом такие же, как в наши дни, а ведь столько лет прошло. Вот пример. Философ Николай Михайлович Зернов (1898-1980), вынужденный в 1921 году покинуть Россию, писал в 1963 в книге «Русское религиозное возрождение» о разрыве общества в результате петровских реформ: «Проникновение европейской цивилизации в России сопровождалось двумя нравственными факторами величайшего значения: принявшие её русские оказались в оппозиции христианской традиции своей родины и в то же время получили власть над жизнью и смертью своих соотечественников, братьев по крови и вере. В благодарность за социальные и экономические привилегии дворянство не за страх, а за совесть служило монархии. Оно, подобно Петру, было убеждено, что государственный долг состоит в насильственном насаждении западной культуры тёмному народу». Это было описание России XVIII-XIX веков. Но это совершенно справедливо и для характеристики преобразований, осуществляемых Лениным его соратниками. Европейская цивилизацию проникала в Россию в виде социалистических идей, большевики встали в резкую оппозицию к православию, а место дворянства заняла партийная верхушка, которая также, как и при Петре, относилась к народу как к тёмной массе, которую насильственно нужно тащить в новое социальное общество.

Другой отрывок из этой книги: «Отличительной чертой дворянства было рабское подражание Европе. Высокопоставленные его представители говорили преимущественно по-французски, копировали европейские моды, литературные и художественные вкусы, научные теории и философские учения, жили в домах, построенных по западному образцу, и старались как можно сильнее отмежеваться от русского народа». Если мы «дворянство» заменим на «либералы», а «по-французски» заменим на «по-английски», то получим характеристику российского общества уже в конце XX – начале XXI веков. Либералами сейчас, как правило, называют тех, кто стремится «войти в дружную семью западных народов» и затянуть туда же Россию с потерей, естественно, независимости.

Вот уже несколько столетий по крайней мере некоторые проблемы российского общества не уходят. Ещё с XVIII века мы имеем небольшую, но находящуюся у власти часть общества, которая ориентирована на западные идеи, убеждена в их справедливости и стремящаяся согласно этим идеям насильно тащить весь народ в какое-то им удобное социальное устройство. При самодержавии этой частью общества было дворянство. При Советской власти такой частью общества стала большевистская партийная верхушка, члены Центрального комитета и Политбюро, которые до разгрома троцкистов тянули нас в мировую пролетарскую революцию и какой-то интернационал.

После падения Советской власти Россия вернулась к капиталистическому способу производства, который уже был до 1917 года. Считается, что общество должно двигаться вперёд, не оглядываясь на прошлые традиции. Но как тогда воспринимать возврат к капитализму? Ведь для нас это уже прошедший этап. Если можно вернуться к капиталистическим отношениям, то почему бы не вернуться и к социалистическим? Как же определить, куда двигаться? Надо признать, что в настоящее время психологический настрой основной части населения остаётся неопределённым. Казалось бы, социализм остался в прошлом, но и опыт капиталистических отношений в России на рубеже ХХ-ХХI веков большую часть населения не привлекает. Потеряны многие из социальных достижений, но в то же время капитализм принёс существенное имущественное неравенство, что большинству людей категорически не нравится. Деньги вновь стали играть решающую роль в обеспечении уровня жизни, в карьере, в качестве получаемого образования и медицинского обслуживания, что резко противоречит идеалам прежнего, советского образа жизни. Люди в России ещё не понимают, какая в нынешние дни цель общественного развития. Повышение уровня жизни и накопления богатства? Но эти торгашеские, мещанские идеалы при любом общественном строе в России были презираемы. Определённый идеализм в нашей истории был связан с поиском справедливости, истины. Понять, в чём есть Божий замысел или смысл жизни — вот важнейший вопрос и для русского интеллигента, и для крестьянина. Рассуждать на эту тему было гораздо интереснее, чем говорить о прибылях, акциях, процентах, дорогах и независимом суде. Возможно, тот общественный строй, который в конце концов сформируется в России, будет содержать элементы и социализма и капитализма. Окружающий мир, несомненно, повлияет на процесс такого формирования, но чисто русская особенность будет преобладать.

Россия в настоящее время переживает период, когда старая социально-политическая система, основанная на идеях социализма в ленинском понимании, но исполненная партийным руководством 60-80 годов, перестала существовать, а новая фактически ещё не определена. Возможно ли сейчас хоть в какой-либо части вернуть социалистические принципы? Вернуть, возможно и можно, но они не дадут того же эффекта, что при Светской власти. Минувшего не возвратить. Теперь поздно — люди и вещи, большею частью, переменились; сделано столько нового, что и старое показалось бы теперь опасною новостью — от него уже отвыкли.

Есть ли у российского государства какая-либо очевидная цель на ближайшие десятилетия? Есть и не одна. Первая — это освоение огромной территории, составляющей Россию. Нам нужно сохранить единое государство, которое столетиями строили наши предки.

Вторая задача — формирование России как евразийского государства. Герцен писал ещё в середине позапрошлого века: «На взгляд Европы, Россия была страной азиатской, на взгляд Азии — страной европейской; эта двойственность вполне соответствовала её характеру и её судьбе, которая, помимо всего прочего, заключается и в том, чтобы стать великим караван-сараем цивилизации между Европой и Азией» («О развитии революционных идей в России»).

Есть и ещё одна задача, которую сформулировал Александр Исаевич Солженицын (1918-2008): «В нашем ограбленном состоянии для спасения я предложил бы национальную идею, которая изложена 250 лет тому назад елизаветинским придворным Иваном Петровичем Шуваловым. Он предложил Елизавете руководствоваться как главным законом — сбережением народа. Какая здесь мысль! Сбережение народа как главная задача. Романовы, к сожалению, на всём протяжении своей династии мало воспользовались или совсем не воспользовались этим принципом. Каждый шаг, каждый закон должен быть направлен — оберегает он народ или нет. Если нет — прочь его! Каждый закон, каждый шаг правительства должен быть на это направлен» (газета «Гудок», 11.06.2005).

У российского правительства всегда существовала задача обеспечения тишины в государстве. Это та тишина, которая издавна приравнивалась в русском языке к слову «мир», но в понятие более широком, чем просто отсутствие войны. Это — особое, длительное состояние государства, когда в нём везде царят мир и спокойствие. Именно так трактовала исконное для русского народа стремление к тишине «Повесть временных лет», когда описывала время, воцарившееся на Руси после мятежей и усобиц между сыновьями князя Владимира Святого: «Ярослав [Мудрый] собрал воинов многих, и пришёл в Киев, и заключил мир с братом своим Мстиславом у Городца. И разделили по Днепру Русскую землю: Ярослав взял эту сторону, а Мстислав ту. И начали жить мирно и в братолюбии, и затихли усобица и мятеж, и была тишина великая в стране». Троицкая летопись тоже писала о «тишине великой по всей земле», которая наступила после ордынских набегов во времена Ивана Калиты.

Несколько столетий спустя о том же писал Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765), который неоднократно воспевал в своих стихотворениях мир и тишину, наступавшие после тяжёлых войн. Широко известно начало его «Оды на день восшествия на всероссийский престол её величества государыни императрицы Елисаветы Петровны 1747 года»:

Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сёл, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!

По убеждению Ломоносова внешняя политика России должна иметь мирный характер, но при одном условии — неприкосновенности государственных границ со стороны других держав. Тишина и покой были в царствование императора Николая I с 1825 по 1855 годы, то есть 30 лет. Могут возразить, что закончился этот период тяжёлым поражением. Но, всё-таки, тридцать лет Россия жила спокойной и безмятежно, и это было, надо признать, золотым временем русской литературы. Крымскую войну мы проиграли не потому, что слишком медленно развивались, а потому, что западные страны развивались быстро. А в силу присущей им агрессивности, они первое, что ускоряли, так это развитие вооружения. А для этого, в свою очередь, им нужно было развивать науку и технологии. Начиная ещё со времён Петра, наши взаимоотношения с Европой развивались по одинаковому сценарию: как только она чувствовала военное превосходство, тотчас нападала на Россию, чтобы подчинить своей воле и её правительство и сам народ. И сейчас та же ситуация. Мир остаётся непрочным, что обусловливается тем, что в странах НАТО, и прежде всего в США, обладающих громадной военной силой, в какой-то момент может взять верх военная партия, соблазненная слабостью России и подталкиваемая ненавидящими независимую Россию и охочими до грабежа политиками и капиталистами. Если западные страны придут к выводу, что получили решающее военное превосходство над нашей страной, они либо начнут прямые военные действия, либо будут оказывать сильнейшее давление на российское правительство угрозой военных действий.

Начиная с XVI века Европа стала развиваться всё более быстрыми темпами. Это никому не мешало, даже наоборот, плодами европейского прогресса могли пользоваться и другие страны. Но к сожалению, европейская политика во все времена отличалась агрессивностью. Когда миролюбивые китайцы изобрели порох, они стали использовать его для фейерверков. Когда же много столетий спустя европейцы открыли его повторно, то тотчас же стали применять для создания новых видов вооружения, чтобы с ещё большим размахом истреблять жителей своих и других стран. К середине XIX века европейские страны, использую своё превосходство в вооружении, сделали своим колониями большую часть земного шара. В XX веке колониальная зависимость сменилась зависимостью другой — экономической.

Мы создали, защитили и укрепили нашу государственную целость, образовали огромное и крепкое государство, имеем возможность своей, независимой жизни. Немало было для нас в этом отношении опасностей и испытаний, но мы выдержали их.

Россия, имеет свой оригинальный тип и свойственный ей ритм развития. Не одни племенные особенности чисто русского народонаселения России определили этот тип; он есть результат многих исторических и географических причин. Как и многие другие страны, Россия живёт и развивается темпом, более спокойным, чем на Западе. Поэтому одной из главных задач российского руководства является обеспечение неприкосновенность наших границ, чтобы народ мог тихо и размеренно улучшать свою жизнь.

Отношение к России всегда было довольно своеобразное. На Западе периодически заявляют, что Россия — часть Европы, и европейские страны в нас нуждаются. Вот только зачем мы ей: «Европа нуждается в нас – да, действительно нуждалась, например, Австрия при Елизавете в русской крови и в русских штыках, чтобы спастись от штыков прусских; позднее нуждалась Пруссия в России, чтобы спастись от Наполеона; затем и Англия прибегала к той же помощи против того же врага, задумавшего континентальную систему; наконец, Австрия опять ощутила крайнюю нужду в России, когда венгры наступили ей на горло; сколько услуг, сколько оказанной помощи! Но вот что замечательно и чего бы не следовало забывать: вздумалось, наконец, России сделать что-нибудь для самой себя, а не для других, поступить хоть один раз в духе своей исторической политики, именно в вопросе Восточном, и в тот же день сложилась против нее общеевропейская коалиция» (Самарин Н.Ф., «По поводу мнения "Русского Вестника" о занятиях философиею, о народных началах и об отношении их к цивилизации»).

Так ведь то же самое повторилось в XX веке. Едва мы ценой колоссальных жертв свалили Гитлера, как тут же под главенством англосаксов против вновь сложилась коалиция. «Союзные державы расходятся между собою в точках отправления и в самых существенных своих интересах; но они сходятся в одном — в желании всякого зла России, и это одно поддерживает самый искусственный из всех, когда-либо бывших союзов». Это не про НАТО, это Самарин писал о том союзе англичан, французов и других, который развязал Крымскую войну, но ведь так актуально и для наших дней, для XXI века.

Жизнь в России во все времена по разным причинам, большей частью объективным, была небогатой. А многое люди жили просто бедно. Почему с бедность сложно справиться? Потому что её трудно просто «залить» деньгами. Бедность, как правило, увязывается ещё с плохим здоровьем. Возникает замкнутый круг. Мало денег— плохие продукты питания. Плохое питание— болезни. Болезни — расходы на лекарства. А поскольку денег мало, то это усугубляет бедность.

В Советской России государство могло бороться с бедностью регулированием цен, устанавливая их на минимальном уровне для основных продуктов питания и наиболее необходимые лекарства. В рыночной экономике магазины и аптеки сами устанавливают цены и они объективно заинтересованы в продаже более дорогих товаров. Допустим, наценка составляет 20%. Если лекарство стоит 100 руб., то его продадут за 120 руб., и прибыль составит 20 руб. Если же лекарство стоит 1000 руб., то прибыль составит 200 руб. То есть, одно дорогое лекарство приносит столько же прибыли, сколько 10 дешёвых. Но аптека не может продавать только дорогие лекарства, в ней должно быть много разных лекарств по разным ценам. Человек должен, зайдя в аптеку, купить то, что ему нужно. Если какая-то аптека не предоставляет такой возможности, то это сделает другая, и люди будут ходить туда чаще, и приносить ей больший доход.

Чтобы обеспечить больший поток покупателей, аптеки используют приём, который часто называют «хлебным отделом». Хлеб люди покупают всегда, это товар первой необходимости. Магазин устанавливает на хлеб очень низкие цены, может даже в убыток себе. Покупатель заходит за дешёвым хлебом и заодно покупает другие продукты, которые могут быть и не очень дешёвыми. Хлеб, таким образом, служит приманкой.

Так же делают и в аптеках. На самые ходовые товары: от кашля, насморка, головной боли, поноса, цены устанавливают невысокие, с минимальной торговой наценкой. Зато на более редкие и более дорогие лекарства наценка устанавливается повыше. Таким образом, часть прибыли переносится с более дешёвых на более дорогие товары. Поэтому лечение простых болезней вас не разорит. Но в случае серьёзного заболевания, когда вам приходится покупать лекарства либо в большом количестве либо более редкие и более дорогие, то могут начаться финансовые проблемы. Допустим, ваш доход 15 тыс руб. и на лекарства вы можете тратить не более тысячи рублей в месяц. Если же лечение потребует расходов в три тыс руб., то придётся экономить, а чаще всего это делают на еде. Хуже едите, организм слабеет, лечение затягивается, расходы на него растут и вы живёте всё хуже.

Поэтому люди, которые на текущую жизнь тратят все деньги и не имеют возможности иметь хоть какие-то накопления, в случае заболевания оказываются в очень тяжёлом состоянии. Именно это состояние называется бедностью. Если же вам и без всяких болезней не хватает денег на минимально нормальную жизнь, то это уже — нищета, которой в России просто не должно быть. Социалистическое государство стремится не гарантировать зажиточность небольшой группы людей, а обеспечить социальную справедливость и нормальный уровень жизни для всех граждан. В стране не должно быть бедных людей — это главная задача в экономике.

Проблема социального неравенства.

После реставрации капитализма в России возникла новая проблема — значительное социальное неравенство. Это проблема не только нашей страны.

В декабре 2017 года был опубликован «Доклад о неравенстве в мире», подготовленный организацией WID.world («Лаборатория неравенства в мире»). Как указано в докладе, в его основе лежат данные, собранные, обработанные и согласованные более чем с сотней исследователей с пяти континентов, сотрудничающих с этой организацией и пополняющих базу данных по имуществу и доходам в мире (World Wealth and Income Database). Был проанализирован громадный массив информации, как официальной (отчёты по бюджетам и налогам), так и конфиденциальной (данные по офшорам, в которых богатые граждане скрывают свои капиталы). С помощью современных вычислительных методов аналитикам удалось получить ранее не доступную информацию.

Один из главных выводов состоит в том, что развитые страны по масштабам социального неравенства опустились до уровня 1913 года. Особенно сильно уровень неравенства вырос за последние 30 лет, и это касается практически всех стран мира.

После 1980 года неравенство в доходах росло быстро в Северной Америке, Китае, Индии и России и умеренно — в Европе. Из таблицы видно, что 10% населения России владеет почти половиной её национального дохода, в то время, как 25 лет назад, в 1991 году, весь национальный доход принадлежал государству, и социальное неравенство было незначительным.

Ещё одним показателем неравенства служит доля самых-самых богатых людей:

Если сравнивать уровень неравенства между Европой и США, то видно, что в обоих регионах этот уровень был схожим в 1980 году, но резко различается сейчас. Если в 1980 году доля верхней центили (1% самых богатых людей) составляла около 10% в обоих случаях, то к 2016 году в Западной Европе она выросла всего до 12%, тогда как в Соединенных Штатах взлетела до 20%.

Если богатые богатеют, то бедные, соответственно, беднеют:

В Соединенных Штатах доля нижних 50% по уровню доходов сократилась с более чем 20% в 1980 году до 13% в 2016 году. В то же время в Европе за 36 лет — с 1980 ро 2016 годы эта доля практически не изменилась. В целом неравенство в доходах в США растёт заметно быстрее, чем на старом континенте.

Рост неравенства в доходах, наблюдаемый в США, во многом объясняется значительным неравенством в области образования. При этом проходило снижение прогрессивного характера системы налогообложения в то время, как наблюдался быстрый рост самых высоких вознаграждений за труд, начиная с 80-х годов XX века, и наиболее высоких доходов с капитала в 2000-е годы. В тот же период в Европе прогрессивность налоговой системы снижалась, но в меньшей степени, тогда как неравенство в заработной плате смягчалось политикой в области образования и начисления зарплат, которая, до определенной степени, благоприятствовала группам с низкими и средними доходами. В обоих регионах неравенство в доходах между мужчинами и женщинами сократилось.

В упомянутом докладе зафиксирован социальный регресс в большинстве развитых стран. Если за 30 послевоенных лет на Западе в результате беспримерного роста благосостояния образовался многочисленный средний класс, который составил основу демократического общества, то теперь происходит его размывание, пауперизация (массовое обнищание трудящихся масс в условиях капиталистической эксплуатации) населения в целом.

Экономическое неравенство во многом определяется неравномерным распределением капитала, который может находиться в руках как частных лиц, так и государства. По данным исследований после 1980 года почти во всех странах, и в богатых и в развивающихся, осуществлялось масштабное перетекание собственности из государственного сектора в частный. Хотя национальное богатство существенно увеличилось, государственное имущество в богатых странах сильно уменьшилось и в некоторых теперь близко к нулю. Такое положение, очевидно, ограничивает возможности государств бороться с имущественным неравенством. Таким образом, в последние десятилетия частные собственники разбогатели, а правительства обеднели.

Масштабная приватизация в сочетании с растущим неравенством в доходах подстегнула рост имущественного неравенства между людьми. Оно росло чрезвычайно быстро в России и в Соединенных Штатах, и более умеренно в Европе. Однако имущественное неравенство всё ещё не достигло крайне высокого уровня, наблюдавшегося в богатых странах в начале двадцатого века.

Одной из причин роста неравенства наряду с приватизацией стала глобализация. Она способствовала значительному обогащению богатеев на Западе, а также появлению среднего класса и «новых богатых» в Азии. Но азиатский рост произошёл за счёт европейского и американского среднего класса: рабочие места и часть богатства ушли за океан. Конечно, положение нынешних «бедных» на Западе невозможно сравнивать с началом 20 века, а уж тем более с серединой XIX века, когда Маркс с Энгельсом сочиняли свою теорию: прогресс здравоохранения, образования, социального обеспечения налицо, дети не роются в помойках, люди не спят на улицах. Разрыв сказывается на уровне социальных возможностей: пропали социальные лифты, низшим слоям общества крайне сложно преодолеть классовый барьер и воспользоваться благами современной цивилизации. Они не получат качественного образования и медицинской помощи, будут жить в районах для обездоленных.

При этом в Европе благодаря социал-демократической традиции государство пытается смягчить социальное неравенство через налоги и другие механизмы перераспределения. В то же время в США в последние десятилетия были снижены налоги для сверхбогатых, понизился жизненный уровень среднего класса, который является основой демократического общества и который от безысходности может поддержать правых и левых популистов (популизм — политика, обращающаяся к широким массам и обещающая им скорое и лёгкое решение острых социальных проблем), перейти к актам уличного протеста.

Удивительно, что даже в такой социально ориентированной стране как Германия, уровень неравенства вернулся к периоду до Первой мировой войны. В данное время верхние 10% общества имеют 40% национального богатства, а на нижние 50% приходится лишь 17% — как и 100 лет назад. И это случилось уже после распада Советского союза и конца холодной войны, закончившейся, как думают на Западе, победой либеральных ценностей. Очевидно, хозяева капиталов перестали бояться коммунистической угрозы и вернулись к старой классовой политике присвоения всё большей прибавочной стоимости.

В результате перехода от социалистической экономики к капиталистической частное имущество значительно увеличилось: в Китае и России – в три и в четыре раза соответственно. Соотношение между частным имуществом и национальным доходом в этих странах приближается к уровню, который можно наблюдать во Франции, Великобритании и Соединенных Штатах. В Китае и России стоимость государственного имущества снизилась с 60-70% национального богатства до 20-30%. Это ограничивает возможности государств в том, что касается регулирования экономики, перераспределения доходов и смягчения растущего неравенства.

После распада Советского Союза в России имущественное расслоение росло быстрыми темпами:

Как видно из таблицы, неравенство хоть и плавно, но росло и до 1990 года, но затем всего за 5 лет он выросло почти вдвое, так что 10% населения получают почти половину общего дохода. После 70 лет примерного имущественного равенства это обстоятельство тяжело давит на психику большинства граждан, что делает социальную обстановку в стране напряжённой.

В обсуждаемом докладе делается вывод, что процесс нарастания неравенства в современном обществе носит объективный характер и связан с самой сутью постиндустриального и финансового капитализма. Авторы доклада признают, что пока нет научно выверенного стандарта «оптимального» уровня неравенства в обществе. Тем не менее, минимизировать этот негативный процесс помогут международные механизмы, такие как глобальный финансовый реестр, который охватывал бы всех владельцев состояний и затруднял бы отмывание капиталов и их перевод в офшор. Также научно доказано, что сократить неравенство позволит правильно выстроенная прогрессивная шкала налогообложения. Этого добиваются социально ориентированные страны Европы, однако в США и ряде других стран проявляется тенденция к понижению налогов для сверхбогатых лиц и корпораций, что опять-таки усиливает социальное неравенство. США становятся «мировым чемпионом по экстремальному неравенству». Этому способствуют принятая недавно налоговая реформа и урезание многомиллиардных социальных программ. Стало популярным утверждение, что «американская мечта» быстро превращается в «американскую иллюзию». В Соединенных Штатах доля 1% самых состоятельных людей выросла с 22% национального дохода в 1980 году до 39% в 2014 году, причём этот рост, по большей части, был обусловлен увеличением собственности, сосредоточенной в руках супербогатой верхней 0,1% части населения.

Согласно данным профессора экономики из университета Беркли (США) Габриэля Зукмана, если рассмотреть долю 1% самых богатых американцев в общенациональном доходе, получается, что в 1980 году на них приходилось 10% против 20% в 2018 году. У 50% американцев с самыми низкими доходами складывается обратная ситуация. На них приходилось 20% национального дохода в начале 1980-х годов против всего 12% сейчас. Для половины американского населения средний доход до выплаты налогов и отчислений составляет всего 16 000 долларов. При этом у 1% самых богатых средний доход до уплаты налогов достигает 1,3 миллиона долларов. Можно даже сказать, что за последние 38 лет у половины населения США вообще не было никакого экономического роста.

Ряд экономистов пришли к выводу о «паразитическом» характере современного капитализма: в последние 30-40 лет на Западе наблюдался опережающий рост спекулятивного обогащения: гораздо быстрее росли доходы от капитала (проценты от вложенных денег), а не от производительного труда. Именно спекулятивно нажитый, а не заработанный капитал стал важнейшей причиной растущего неравенства. Например, в США значительная часть приносящего доход имущества представлена недвижимостью, акциями и облигациями. Здесь концентрация ещё сильнее, чем в доходах. Так, верхний 1% американского населения владеет 40% имущества, в то время как в 1980 году этот показатель не превышал 22%. Это, в свою очередь, влечёт за собой другие формы неравенства. Одним из примеров является сильнейшее неравенство в доступе к высшему образованию. У молодых людей, чьи родители относятся к 1% самых богатых, есть 100% шанс поступить в университет. Средний доход родителей студентов Гарвардского университета соответствует 2% наиболее высоких доходов в США. Между доходами родителей и вероятностью поступления существует прямая связь. А это в свою очередь лишь закрепляет неравенство. США называют себя меритократическим государством (меритократия — форма правления, в основу которой положен принцип личной заслуги; при такой форме власти к управлению обществом приходят наиболее достойные, компетентные, талантливые люди). Примером тому служит «американская мечта»: кто угодно может создать стартап (быстрорастущую компанию) и в короткие сроки стать миллиардером. Однако практика показывает, что социальная мобильность находится в застое уже не один десяток лет, а для поступления в университет нужно родиться в богатой семье. Та же самая несправедливость возникает и в медицине. Обогащение одних в ущерб другим меняет общественный уклад, создавая разделение нации по финансовому признаку. Для более половины американцев, считает профессор Зукман, жизнь трудна, опасна и неустойчива. Потому в США качества семьи, в которой рождается человек, всё больше и больше определяет его существование. Теперь в Америке говорят о «лотерее рождения».

Кроме того, в странах Запада начиная с 80-х годов прошлого века в результате приватизации значительная часть национальных активов перешла в частные руки, капитал был приватизирован. В результате, правительства стали не в состоянии перераспределять доходы в обществе. Суть проблемы — нарастающая концентрация неравенства, причина которой кроется в том, что владеть имуществом в капиталистическом обществе прибыльнее, чем работать. В итоге наследники больших состояний, ничего не делая, становятся ещё богаче, а основная масса населения, владеющая только собственным трудом, как минимум не живёт хуже, чем прежде, а как максимум, получает меньше в реальном выражении (то есть с учётом инфляции). Некоторые западные экономисты считают, что если бы не великие потрясения XX века, сейчас было бы ещё хуже: ведь только войны и революции смогли остановить чрезмерную концентрацию капитала начала XX века, распылили его и дали возможность поднять голову среднему классу. Но сейчас уровень концентрации богатства в мире вернулся к уровню 1910-х годов. Разница в доходах богатых и бедных растёт, эксплуатация трудящихся увеличивается.

Неравенство вызывает проблемы, которые ранее не были известны. Например, последние научные исследования показали зависимость развития мозга от финансового положения человека. Исследователи из Центра долголетия при Техасском университете (США) просканировали головной мозг 304 человек в возрасте от 20 до 89 лет. Исследователи сопоставили эти изображения мозга с уровнем образования испытуемых и с их карьерой. Оказалось, что среди людей в возрасте от 35 до 64 лет у участников с более высоким финансовым положением больше серого вещества и выше степень полезного разделения сигналов в мозговых сетях. Оба показателя связаны с лучшей памятью и считаются защитной мерой от старческого слабоумия и прочих признаков старения мозга. Эта взаимосвязь прослеживалась даже после того, как учёные проверили такие моменты, как умственное и физическое здоровье, познавательные способности и даже социально-экономическое положение испытуемых в детстве, а не только во взрослом возрасте. Получается, что живут ли дети в богатой или бедной семье не влияет на их умственное здоровье в среднем возрасте. На него влияет нечто из их взрослой жизни.

А что влияет? У людей с невысокой зарплатой меньше доступа к здравоохранению и к здоровой пище. Иногда они живут в более грязных районах, либо их образ жизни не очень сильно стимулирует интеллект. Стресс от нахождения в нижней части социально-экономического состояния усиливает аллостатическую нагрузку (так называют уровень гормонов нервного напряжения), которая изнашивает наш организм, в том числе, головной мозг. Прежние исследования также указывали на то, что низкое социально-экономическое положение влияет на наш образ мышления. В 2013 году в журнале «Science» появилась работа, авторы которой сделали вывод о том, что когнитивная (то есть познавательная) функция человека ослабевает из-за постоянных и всепоглощающих попыток справиться с хроническим безденежьем, когда надо сокращать расходы и экономить, чтобы оплачивать счета. Было проведено ещё одно исследование на эту тему, авторы которого обнаружили, что живущие в бедности люди показывают худшие результаты по сравнению с людьми состоятельными в тестах на словесную память и на скорость выполнения операций. Исследования показывают, что хроническая бедность может повлиять на анатомию головного мозга. Но в совокупности все эти исследования говорят о том, что бедность (или по крайней мере, отсутствие богатства) отчасти может стать рекурсивным явлением, то есть когда событие является частью самого себя: люди, у которых меньше средств, ведут постоянную борьбу, пытаясь свести концы с концами; они испытывают стресс, у них хуже память и они показывают более слабые результаты при решении тех задач, которые ведут к увеличению материального достатка. То есть бедность сама по себе препятствует выходу из бедности, и её причиной может стать само положение человека, когда у него недостаточно средств.

Что касается современной России, то здесь неравенство в доходах населения крайне высокое. В апреле 2019 года специалисты Высшей школы экономики и Института исследований и экспертизы Внешэкономбанка представили новые исследования неравенства в РФ, основанные на полученных в мае 2018 года данных ежегодного обследования потребительских финансов населения.

Установлено, что 3% самого обеспеченного населения в 2018 году владели  89% всех финансовых активов, 92% всех срочных вкладов и 89% всех наличных сбережений. В тоже время 20% наименее обеспеченного населения владело только 6% финансовых активов, 4% срочных вкладов и 3% наличных.

В 2016 году скорость роста числа людей, способных свободно инвестировать сумму в 1 млн долларов (примерно 67 млн рублей), оказалась в России самой высокой в мире, как следует из отчёта о состоянии мирового богатства World Wealth Report консалтингового агентства Capgemini. Темпы роста числа граждан, каждый из которых располагает минимум 1 млн долларов для свободного инвестирования, в России за 2016 год почти втрое превысили среднемировой показатель (7,5%). Сверхбогатыми в России, согласно исследованию Capgemini, в 2016 году были 182 тысячи человек, хотя это всего лишь 15-е место в мире. Первое место — у США с численностью миллионеров 4,8 млн человек, второе — у Японии (2,9 млн человек), третье — у Германии (1,3 млн). В целом же совокупное состояние самых богатых людей мира за 2016 год выросло на 8,2% (после роста на 4% в 2015 году), достигнув 63,5 трлн долларов, а количество миллионеров — до 16,5 млн человек (в 2015 году показатель рос медленнее — на 4,9%). К 2025 году, согласно прогнозу Capgemini, общая оценка активов богатейших жителей планеты превысит 100 трлн долларов.

Существующая капиталистическая система приводит к тому, что одни люди живут за счёт других. Причём, делают это совершенно открыто и на законных основаниях. Как было во времена Маркса? Капиталист строил фабрику, покупал станки и набирал рабочих. Жил он за счёт прибавочной стоимости, другими словами, за счёт прибыли. Прибыль — это разница между доходами от продажи произведённой продукции и затратами на её изготовление. В затраты входит зарплата. Чем ниже зарплата, тем выше прибыль, вот владелец фабрики и старался платить поменьше. Ясно, что интерес рабочих был в повышении заработка. Это достигалось через профсоюзы и забастовки. Маркс, изучив этот финансовый механизм, предложил радикальное средство: устроить пролетарскую революцию, и все фабрики и заводы сделать общественной собственностью. После этого можно регулировать цены в интересах населения. В одном случае уменьшить прибыль, чтобы наиболее важные товары по своей цене были доступны всем. Прибыль может даже быть отрицательной, то есть продавать в убыток. Но на другие товары делать прибыль побольше, и её использовать на социальные нужды: бесплатное жильё, бесплатное образование, бесплатная медицина и так далее. В Советском Союзе, например, хлеб продавался в убыток, а автомобили — с очень большой прибылью.

Но в настоящее время простая марксистская идея классовой борьбы в значительной степени устарела, поскольку трудно определить классового врага. Раньше это был владелец фабрики или завода. Ему противостояли рабочие, часть стоимости труда которых забирал себе хозяин предприятия. Сейчас ситуация гораздо более запутанная. Вы приходите в магазин, покупаете товар, платите деньги. Часть полученных от вас денег магазин отдаёт банку в качестве процентов за кредит. Часть полученных средств банк забирает себе, а другую часть перечисляет своим клиентов в виде процентов за депозиты. Таким образом, эти клиенты банка забирают себе ваши деньги ничего при этом не делая. Раньше владелец фабрики богател за счёт рабочих, а сейчас владелец капитала, помещённого в банк живёт за счёт кого? В том то и дело, что он не знает этих людей. Это тысячи разных покупателей товаров и услуг, с каждого из которых забирается какая-то сумма. Да и сами покупатели не знают, кто присваивает себе часть заработанных ими денег.

Сейчас классовым врагом является не какой-то конкретный заводчик или фабрикант, а вся экономическая система и все люди, которые эту систему защищают. Но поскольку западные государства накопили достаточную сумму богатств, то, хотя и идёт перекачка денег от одних людей к другим, никто не бедствует, и потому революционные настроения не возникают.

Но может возникнуть такая ситуация: богачи за счёт банковского процента богатеют, но этот процент вкладывается в стоимость товаров, товары дорожают, и их начинают меньше покупать, вследствие чего доходы продавцов падают. Для того, чтобы продажи не падали, нужно поднимать доходы населения. Поэтому в развитых западных странах отработаны механизмы постепенного роста зарплаты через систему договоров между работниками и предпринимателями. Это редко сопровождается конфликтами, учитывая в том числе и тот факт, что производство быстро развивается и работников нужной квалификации часто не хватает.

Для капиталиста решением проблемы повышения доходов является использование менее развитых стран. Поскольку они беднее, то и цены, и зарплата там ниже. Перенося производство в такие страны, капиталист решает две проблемы. Производя товары в странах с более низкой зарплатой и продавая их в богатых странах с высоким уровнем цен, он получает дополнительную прибыль. Кроме того, уменьшая количество рабочих мест в своей стране, он снижает нехватку работников и ему легче бороться с требованиями повышать зарплату.

Крайне важным для капитала является также продажа своих товаров в других странах. В этом случае прибыль, которая потом идёт на выплату процентов по банковским вкладам (депозитам) взимается с покупателей других государств, куда и переносится проблема повышения их зарплаты. Эксплуатация трудящихся менее развитых стран позволило империализму избежать социалистических революций в Европе.

Маркс в своё время детально изучил положение рабочего класса в Англии и полагал, что именно в этой стране начнётся пролетарская революция. Но этого не произошло, и, по видимому, и не могло произойти по причине того, что Англия имела много колоний и богатела за счёт них. Вопрос об отношении социалистов к колониальной политике обсуждался в августе 1907 года на Международном социалистическом конгрессе в Штутгарте. Казалось бы, колониальные захваты нужно осудить. Ленин писал об итогах конгресса: «Колониальный вопрос уже не первый раз занимает международные съезды. До сих пор решения их всегда состояли в бесповоротном осуждении буржуазной колониальной политики, как политики грабежа и насилия». Но в Штутгарте оппортунистические элементы пытались вставить в проект итоговой резолюции фразу, что конгресс не осуждает в принципе всякой колониальной политики, которая при социалистическом режиме может сыграть цивилизаторскую роль. Оппортунисты доказывали пользу признания «социалистической колониальной политики». Ленин писал об этих спорах: «Речь идёт о том, должны ли мы делать уступки современному режиму буржуазного грабежа и насилия. Теперешняя колониальная политика подлежит обсуждению конгресса, а эта политика основана на прямом порабощении дикарей: буржуазия вводит фактически рабство в колониях, подвергает туземцев неслыханным издевательствам и насилиям, «цивилизуя» их распространением водки и сифилиса. И при таком положении вещей социалисты будут говорить уклончивые фразы о возможности принципиального признания колониальной политики! Это было бы прямым переходом на буржуазную точку зрения. Это значило бы сделать решительный шаг к подчинению пролетариата буржуазной идеологии, буржуазному империализму, который теперь особенно гордо поднимает голову». Конгресс всё-таки осудил колониальную политику 128 голосами против 108. У голосования было одна особенность, на которую обратил внимание Ленин: «Сумма мелких наций, либо не ведущих колониальной политики, либо страдающих от неё, перевесила те государства, которые несколько заразили даже пролетариат страстью к завоеваниям».

Таким образом, социалисты тех стран, которые имели колонии, выступали в поддержку колониальной политики своих государств. Почему? Ленин объяснил: «Это голосование по колониальному вопросу имеет очень важное значение. Во-первых, особенно наглядно разоблачил здесь себя социалистический оппортунизм, пасующий перед буржуазным обольщением. Во-вторых, здесь сказалась одна отрицательная черта европейского рабочего движения, способная принести не мало вреда делу пролетариата и заслуживающая поэтому серьёзного внимания. Маркс неоднократно указывал на одно изречение Сисмонди, имеющее громадное значение. Пролетарии древнего мира, гласит это изречение, жили на счёт общества. Современное общество живёт на счёт пролетариев. Класс неимущих, но не трудящихся, не способен ниспровергнуть эксплуататоров. Только содержащий всё общество класс пролетариев в силах произвести социальную революцию. И вот, широкая колониальная политика привела к тому, что европейский пролетарий отчасти попадает в такое положение, что не его трудом содержится всё общество, а трудом почти порабощенных колониальных туземцев. Английская буржуазия, например, извлекает больше доходов с десятков и сотен миллионов населения Индии и других её колоний, чем с английских рабочих. При таких условиях создается в известных странах материальная, экономическая основа заражения пролетариата той или другой страны колониальным шовинизмом. Это может быть, конечно, лишь преходящим явлением, но тем не менее надо ясно сознать зло, понять его причины, чтобы уметь сплачивать пролетариат всех стран для борьбы с таким оппортунизмом. И эта борьба неизбежно приведёт к победе, ибо «привилегированные» нации составляют всё меньшую долю в общем числе капиталистических наций».

Социализм победил в России, Китае, Вьетнаме и Кубе. Неудачная социалистическая революция была в Венгрии. Эти страны не имели колоний. Страны Западной Европы колонии имели и тамошний пролетариат предпочёл социал-демократическую, а затем и либерально-демократическую политическую систему. Капитализм сумел понять социалистическую опасность и подкупил как сам пролетариат, так и его политические партии повышением уровня жизни за счёт эксплуатации других народов. Ленин видел опасность колониального шовинизма, но не в его силах было изменить образ мышления европейских социалистов. Пролетариат западных стран частично сам стал эксплуататором, живя, в том числе, и за счёт прибыли, которую западный капитализм получает в слаборазвитых странах.

Со временем империализм научился эксплуатировать другие государства и без традиционных колониальных захватов, а за счёт экономического порабощения. Поэтому трудящиеся Запада продолжают участвовать в эксплуатации других народов. Неравенство в уровне жизни более развитых стран по сравнению с менее развитыми странами постоянно увеличивается.

Таким образом, существующая мировая система капиталистических отношений неизбежно ведёт к увеличению богатства одних людей за счёт других. В то же время, не стоит забывать, что в России в течение семидесяти лет существовала политическая система, при которой люди жили только тем, то зарабатывали, то есть реально существовала достаточно справедливая система распределения общественного богатства. Можно ли вернуться к такому более справедливому обществу? Естественно возникает возражение: социализм уже был в России, страна от него отказалась, перешла к рыночным отношениям, поэтому возврат назад уже невозможен. Но ведь сам народ от социалистических отношений не отказывался. В 1991 году был проведён референдум с одним вопросом: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновлённой федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности». В референдуме из 185,6 миллиона (80%) граждан СССР с правом голоса приняли участие 148,5 миллиона (79,5%); из них 113,5 миллиона (76,43%), ответив «Да», высказались за сохранение обновлённого СССР.

Тот экономический кризис, который разразился в конце 80-х годов был следствием не общественной собственности на средства производства, а неэффективным управлением страной. А причина этого была не в наличии коммунистической партии как организующей и управляющей силы в стране, а в недостаточных моральных и управленческих качествах партийной верхушки.

Как ни странно может показаться в настоящее время, нам нужно осуществить некоторые из тех планов, которые задумывали Ленин и Сталин и которые не были доведены до конца. Но многие люди отвергают полностью все их идеи, ссылаясь на те жестокости и несправедливости, которые имели место в годы, когда они руководили страной. В этом и заключается сложность выбора политических решений, как в 80-90 годы XX века, так и сейчас. В силу российской психологии мы отбрасываем не дурные стороны системы правления, а всё систему. Нам нужно было отказываться не от социализма, о от тех негативных явлений, возникших в социалистической системе Советского Союза.

Банки и проблема жилья.

Для того, чтобы понять, к чему приводит неравенство в накопленных финансовых средствах, рассмотрим пример. Допустим, некий человек накопил 20 млн рублей и положил в банк. Банк выплачивает ему доход по вкладу, исходя из 6% годовых (то есть за год). В месяц это будет 0,5 % или 100 тысяч. Если вам хватит 100 тысяч в месяц, вы можете не работать. Но откуда эти деньги берутся? Из выдачи кредитов. Продолжим пример. Банк даёт кредит предпринимателю под 12% годовых, то есть 1% в месяц. Это составит 200 тысяч. А откуда предприниматель возьмёт эти деньги? Допустим, он — торговец. Взяв кредит 20 млн, он купит товар и продаст его. Банковский процент по кредиту он вкладывает в цену, другими словами, он увеличит стоимость продаваемых товаров на 200 тыс. Таким образом, покупатели, то есть мы с вами, заплатим на 200 тысяч рублей больше, для того, чтобы и банк получил свои 100 тысяч, и тот неработающий человек, тоже получил свой банковский доход в 100 тысяч рублей. А если таких людей с банковским вкладом в 20 млн рублей будет 1000, то цена товаров вырастет уже на 200 млн рублей в месяц.

Теперь возьмём приведённые выше данные о числе российских богачей. Всего 182 тысячи человек, которые могут инвестировать более 1 млн долларов. Следовательно, эти деньги у них свободные, лежат в банке. Если взять курс 60 рублей за доллар, то получим 60 млн рублей свободных денег у каждого из 182 тысяч человек. Таким образом всего получаем 60 000 000 × 182 000 = 10 920 000 000 000 рублей. Другими словами, это — 10,9 триллионов рублей. ВВП России в 2016 году составлял 1,3 триллиона долларов, или по курсу 60 рублей за доллар, 78 триллионов рублей. Сравните: вся страна с населением 140 млн человек произвела продукции и услуг на 78 трлн, а всего 182 тысячи человек владеют 10,9 трлн рублей.

Эти деньги лежат в банке под 6% годовых, следовательно ежемесячно все эти богачи получают 0,5% × 10,9 трлн = 54 600 000 000, другими словами, 54,6 миллиарда рублей. Но мы уже определили, что эти банковские проценты они получают от нас с вами, когда мы платим за товары и услуги (услуги — это когда мы идём в парикмахерскую, ресторан, покупаем туристическую путёвку, оплачиваем билеты на самолёт, ремонт квартиры и так далее). И эту сумму мы должны удвоить, поскольку ещё банк себе заберёт 6% из общей суммы выданных предпринимателям по 12% кредитов. Таким образом, эти люди живут за счёт тех, кто работает. Причём, денег у них за счёт полученных банковских процентов становится всё больше, а товары и услуги, соответственно, становятся все дороже.

При социализме все эти огромные суммы оставались в государственной, то есть общественной, собственности. Куда шли эти деньги? Многие, наверное, помнят, что в Советском Союзе люди получали жильё бесплатно.

Главная задача общества при социализме — обеспечить всем нормальную жизнь, другими словами сделать доступными для всех основные потребности. В Советском Союзе любой человек мог получить образование, вплоть до высшего, поскольку образование было бесплатным. В современной России это сохранилось. Кроме того, всякий человек мог рассчитывать на лечение, так как и медицинские услуги тоже были бесплатными. И это достижение социализма удалось сохранить в нынешнее время.

В Советском Союзе гражданин получал квартиру не в личную собственность, а на условиях социального найма, то есть оно оставалось в собственности государства. Поэтому его нельзя было продать или завещать. В нынешнее время государство строит мало и если даёт жильё на условиях социального найма, то только работающим в государственном секторе экономике. Это, например, учителя, врачи, военнослужащие. Основная часть населения вынуждена покупать себе жильё за свой счёт, что для многих людей становится проблемой.

Мало того, существующая в капиталистическом мире система покупки жилья делает этот процесс более лёгким для состоятельных, и более трудным для небогатых людей. Рассмотрим пример. Допустим, человек хочет купить двухкомнатную квартиру. Возьмём её цену в 4 млн руб. (в Москве и ряде других городов это будет в 2-3 раза дороже). Чтобы накопить эту сумму за 5 лет, ежемесячно нужно откладывать 67 тыс руб., за 10 лет — 33 тыс руб., за 20 лет — 17 тыс руб.

Но срок в 5, а тем более в 20 лет может оказаться слишком долгим, поскольку жить хочется уже сейчас. В капиталистическом обществе существует способ решения этой проблемы — кредит. Специальный кредит под жильё называется ипотекой. Банк, выдавая вам 4 млн руб. рискует не получить всей суммы, если у вас возникнут проблемы с возвратом кредита. Гарантией, что банк не прогорит, служит ваша квартира. Вы заключаете договор, согласно которому банк заберёт квартиру, если вы не погасите долг. Затем он её продаст и вернёт свои деньги.

Удобство кредита в том, что получив деньги, вы покупаете сразу же себе жильё, а затем в течение нескольких лет гасите свой долг. Но кредит выдаётся под проценты, и эти проценты в денежном измерении могут быть очень большими. Возьмём, для примера, ставку 10% годовых. Допустим, вы работаете с честным банком, который начисляет проценты не на первоначальную сумму, а на оставшуюся величину долга. Ведь вы каждый месяц гасите кредит, и ваша задолженность уменьшается. Предположим, вы взяли кредит на 5 лет. Каждый месяц вы будете платить по 66667 руб. Проценты за один месяц составят 0,8%, то есть за первый месяц вы заплатите 33333 руб. Каждый месяц денежная сумма процента будет уменьшаться, поскольку будет уменьшаться задолженность. За пять лет сумма процентов составит 1 016 667 руб., то есть квартира вам обойдётся не в 4, а в 5 млн руб. а проценты составят примерно 25% (четверть) от стоимости квартиры.

А если вы кредит возьмёте на 10 лет? В этом случае ежемесячное погашение кредита составит 33333 руб., а общая сумма процентов составит 2 016 667 руб. Таким образом, квартира обойдётся вам уже в 6 млн руб., причём проценты составят половину стоимости квартиры.

Если же кредит взять на 20 лет, то сумма процентов составит 4 016 667 руб., то есть будет равна самому кредиту. При этом месячный платёж по погашению собственно кредита составит 16 667 руб., а затраты на покупку квартиры составят 8 млн руб.

Для расчёта процентных ставок по ипотеке легко составить формулу. Обозначим сумму кредита как «кредит», число лет, на который взят кредит как «лет», годовую процентную ставку как «процент». Тогда общая сумма процентов по ипотеке определяется: сумма=кредит×(1+(12×лет))/2×процент/12. Чем на больший срок вы берёте кредит, тем больше будет сумма, выплаченная в виде процентов. Взяв кредит на 20 лет, вы будете платить 16 667 руб. в погашение основной суммы долга, но при этом квартира вам обойдётся в стоимость двух квартир и среднемесячная сумма процентов составит 16 736 руб. Эта сумма определяется как вся сумма начисленных процентов, делённая на количество месяцев: при сроке 5 лет это составит 60, месяцев, 10 лет — 120 месяцев, 20 лет — 240 месяцев.

Из данных, приведённых в таблице, видно, что чем больше срок кредита, тем больше сумма процентов. Следовательно, этот срок желательно уменьшить как можно больше. Если вы в состоянии отчислять ежемесячно на погашение кредита и процентов в среднем 83 тыс руб., вы сможете погасить кредит за 5 лет и потеряете один миллион на процентах. Если вы не такой богатый человек, но сможете отчислять 50 тыс руб. на погашение задолженности банку, то рассчитаетесь с банком за 10 лет, потеряв на процентах 2 миллиона. Если же доход в вашей семье небольшой, то вы будете гасить долг перед банком 20 лет и потеряете 4 млн руб. Таким образом, чем выше у человека доходы, тем дешевле ему обойдётся кредит. То есть расходы более богатых людей будут меньше, чем у менее богатых. А если вы меньше тратите, больше остаётся у вас и вы становитесь богаче.

Мы видим, что и в этом случае капиталистическая система работает по своему общему правилу: богатые становятся богаче. А поскольку рост их доходов связан с перераспределением денег, то бедные при этом становятся беднее.

Кому достанутся эти немалые суммы процентов при ипотечном кредитовании? Банку, причём на строительстве банк наживается дважды. Строители должны взять в банке кредит, построить дом, продать квартиры и из полученных денег погасить кредит. То есть банк получит проценты и со строительной компании и покупателей квартиры. Строительная компания банковские проценты включит в стоимость продаваемого жилья, таким образом получается, что часть полученного вами кредита пойдёт в сам банк на погашения процентов строителей.

Таким образом, в современном капиталистическом обществе огромные суммы скапливаются в банках, которые являются элементом эксплуатации народа, поскольку своей деятельностью приводят к повышению цен на товары и услуги и являются важнейшим элементом в перекачивании денег от более бедных к более богатым. Такая система приводит к постоянно растущей разнице в доходах разных групп населения. В перспективе в руках небольшой группы людей сосредоточится основная масса финансов, а остальное население мира будет на них работать. Помимо этого будет усиливаться национальное угнетение, поскольку сверхбогачи сосредотачиваются в небольшой группе стран. Все ресурсы: еда, жильё, одежда, образование, медицина — продаются за деньги. Если каких-то ресурсов не будет хватать на всех, то обездоленные могут устраивать бунты и революции, общество погрузится в хаос.

Представляется вполне полезным для общества, если банки будут государственными. Во-первых, в этом случае огромная банковская прибыль будет оставаться в руках правительства и расходоваться на нужды всего общества. Во-вторых, государство может помогать менее состоятельным людям, например, сильно снижая процентную ставку ипотечного кредита для молодых семей или для тех, кто едет работать учителем или врачом в сельскую местность или в отдалённый край. В-третьих, государственный банк может выдавать льготный, то есть с уменьшенным процентом, кредит мелким предпринимателям для быстрого развития их дела.

Если банковская система национализирована, то полученная банками прибыль идёт на решение проблем не хозяев банка, а всего общества. Это — социалистический принцип. Капиталистический — прямо противоположный. Вот что, например, говорил ведущий экономист Всемирного банка по России Апурва Сангхи в интервью газеты «Коммерсант» в июне 2019 года о российских проблемах: «Не решены структурные проблемы в банковском секторе, где по-прежнему отмечается высокая концентрация и доминирующая роль государства. На долю пяти крупнейших банков приходится 57% всей прибыли, а на долю госбанков — 62% совокупных банковских активов. Такой перекос в банковском секторе негативно влияет на доступ к финансовым ресурсам для остальных секторов экономики — особенно для малых и средних предприятий, объем кредитования которых по-прежнему ниже докризисного уровня 2013 года. И даже несмотря на то, что по итогам последнего исследования Всемирного банка «Ведение бизнеса» Россия поднялась на 31-е место (в прошлом году она была на 35-м месте), улучшению общего инвестиционного климата в стране мешают недостаточный уровень конкуренции». Либеральный принцип предполагает, что когда много банков, они снижают процентные ставки для привлечения клиентов, и кредиты становятся дешевле. Но это — в теории. Обычно банки предпочитают крупных клиентов, когда даже при уменьшенном проценте его абсолютная сумма будет достаточно велика. А мелкие предприятия его меньше интересуют, поскольку здесь риски больше — такие предприятия чаще лопаются. А вот государство может взять на себя такой риск ради развития малого предпринимательства.

Евразия от Бреста до Шанхая.

Социализм на китайской почве

В беседе с японским журналистом К. Фусэ в июне 1920 года на вопрос «где коммунизм может иметь больше шансов на успех, на Западе или на Востоке?» Ленин ответил: «Настоящий коммунизм может иметь успех пока только на Западе, однако ведь Запад живёт на счёт Востока; европейские империалистические державы наживаются главным образом на восточных колониях, но они в то же время вооружают и обучают свои колонии, как сражаться, и этим Запад сам роет себе яму на Востоке». Первой, после России, страной победившего социализма стал Китай.

Евразийский континент представляет собой Европу на западе и Азию на востоке. Психология людей в Азии отличается от европейской, и социалистические идеи там находят более многочисленных сторонников.

Наиболее крупными и значимыми странами здесь являются Китай и Индия, каждая из которых создала свою особую цивилизацию, но в них есть сходные черты. В этих странах больше ценилось не богатство, а мудрость и добродетель. Большая часть людей жило бедно, но считало это не наказанием, а естественным состоянием.

Индийская мысль во многом формировалась и распространялась свободными мыслителями, которых называли шрáманами. Они старались понять, что такое душа, как возникло мироздание, как оно устроено. Они жили вне общества, вели аскетический образ жизни, питались один раз в день самой простой пищей и носили минимум одежды. Размышления было их главным занятием. Шрáманы имели необычайный авторитет среди населения; их приход и особенно диспуты между собой, привлекали множество слушателей, поскольку объясняли, как устроена жизнь.

Люди в Индии жили по-разному: кто-то в достатке, а большинство едва сводило концы с концами. Но шрáманов, у которых ничего не было, кроме миски для подаяния и куска ткани на теле, нельзя было назвать бедными. Они жили в другой системе ценностей, где богатство и имущество не имели никакого значения. Для обычных людей перейти к такому образу жизни психологически было крайне сложно, но идеалы нестяжательства, то есть когда человек не стремится получить больше, чем ему нужно для простой жизни, широко распространялись среди населения.

Даже те люди, которые имели власть и жили в роскоши, с большим вниманием относились к словам бродячих мудрецов, поскольку и их волновали вопросы устройства жизни, и такой очевидный вопрос, что будет с ними после смерти, и закончится ли при этом их счастливая и богатая жизнь. Одним из таких счастливых и богатых был принц (а точнее, сын президента) по имени Сиддхартха. Когда он осознал, что старости, болезни и смерти никак не избежать, он задался вопросом: почему так странно и несправедливо, как ему представлялось, устроено наше существование. Как-то он встретил крайне бедно одетого человека с выражением полного спокойствия на лице и узнал, что это — странствующий мудрец, который знает то, что неведомо остальным. Вскоре Сиддхартха ушёл из своего дворца, стал жить в пещерах, и пытался у мудрецов-отшельников узнать причину рождения, жизни и смерти. Не найдя удовлетворяющего его ответа, он совсем покинул людей и полностью погрузился в размышления. Через некоторое время он достиг особого состояния, когда его душа перестала следовать по заранее предписанному пути, что происходит со всеми людьми, и достигла полного освобождения, которое называли нирваной. То состояние, которого достиг Сиддхартха, стали называть состояние будды, а самого принца — Буддой Шакьямуни, поскольку он происходил из рода Шакьев.

Сейчас буддистам себя считают 800 миллионов человек, а христианами — около 2,5 миллиарда, то есть в три раза больше, но буддистскую систему ценностей разделяет большинство жителей Китая и индуистской Индии, население которых в сумме составляет 2,8 миллиарда человек, и эти страны, по оценкам, в скором будущем будут доминировать в мировой экономике и политике. Вполне вероятно, что западная система ценностей будет постепенно терять свои лидирующие позиции, заменяясь некоторой другой, пришедшей из Азии.

Стремление к богатству Будда называл одним из трёх заблуждении, делающих человека несчастным, причём не только в данный конкретный момент жизни, и даже не только в текущей жизни, но и во всём бесконечном существовании. Конечно, следовать учению Будды даже в небольшой его части крайне сложно психологически, поскольку нужно отказаться от всего привычного уклада жизни. Но Будда пояснял, что если вы выберете его идеи в качестве идеала, к которому следует стремиться, то можете улучшить свою текущую жизнь выполняя любые, даже самые лёгкие из правил его учения. Поэтому буддизм привлекает к себе всё большее количество людей не только Востока, но и Запада.

Марксизм — учение, разработанное на Западе, опирающееся на европейскую философию, поэтому возникает естественный вопрос: применима ли эта политическая идеология на Востоке? В какой-то части несомненно применима, поскольку Запад оказал значительное влияние на азиатские страны, и сформировавшаяся в них экономическая система не сильно отличается от европейской. Это касается и концентрации капитала, и наличия периодически возникающих кризисов, и антагонизма между интересами владельца предприятий и наёмными работниками. Но начнутся ли в стране экономические преобразования, а если они осуществляться, то в каком виде, зависит от национальной особенности. Как ленинизм есть российский вариант марксизма, точно так же существует и китайский вариант марксизма, базирующийся на идеях Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина.

Современное общество в любой стране основывается на истории и устоявшихся привычках, на обычаях. Одним из способов понять разницу между общественной психологией Европы, сформировавшей западную цивилизацию, и Китая и Индии, которые сформировали свои цивилизации, является сравнение христианства и буддизма. Западная культура основывается на идеях Иисуса, правда в своей католической интерпретации. Буддизм в настоящее не является официальной идеологией ни в Индии, ни в Китае, но был таковым в течение многих-многих столетий, и буддистские идеи глубоко проникли в психологию китайского и индийского обществ.

Буддизм, в отличие от христианства, не признаёт существования Бога как создателя мира, следовательно, буддистское мировоззрение — материалистическое в том смысле, как его определяют марксисты: «Вопрос об отношении мышления к бытию, о том, что́ является первичным: дух или природа, — этот вопрос, игравший, впрочем, большую роль и в средневековой схоластике, вопреки церкви принял более острую форму: создан ли мир богом или он существует от века? Философы разделились на два больших лагеря сообразно тому, как отвечали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы, и которые, следовательно, так или иначе признавали сотворение мира, — а у философов, например у Гегеля, сотворение мира принимает нередко ещё более запутанный и нелепый вид, чем в христианстве, — составили идеалистический лагерь. Те же, которые основным началом считали природу, примкнули к различным школам материализма. Ничего другого первоначально и не означают выражения: идеализм и материализм» (Энгельс, «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»).

Ключевое понятие индийской и буддийской идеологии — карма (переводится как «действие»). Каждый человек создаёт свою карму благодаря желаниям, эмоциям, мыслям. С одной стороны, карма давит на человека как влияние прошлых жизней, от которого он не в силах освободиться, с другой же — человек формирует новую карму уже в текущей жизни, и она вместе с уже изменившейся кармой прошлого, будет определять его последующую судьбу. Карма является инертной силой. Вследствие этого она закрепляет человека в привычном, повторяющемся круге желаний и привязанности, которые влекут его из одной жизни в другую. Эта монотонная динамика повторений называется сансара (буквально — «круговерть»).

После длительных размышлений Будда понял, что жизнь всегда сопровождается страданиями. Слово «страдания», возможно, не совсем точный перевод. Страдания в житейском понимании — это болезни, душевные переживания. Но какие могут быть страдания у здорового и богатого человека, все желания которого немедленно исполняются? Именно так и жил Будда, когда был принцем. Страдания здесь в том, что болезни, старость и смерть придут неотвратимо, и всё это счастье закончится. Ну и ладно, думают многие, пожил хорошо, можно и умереть. Если вы убеждены, что после смерти не будет ничего, то вам никакая религия не нужна, поскольку все они главный упор делают на то, что будет после смерти. Но мы не знаем, и не можем знать, что станет с нашим сознанием (душой) после того, как наше тело перестанет жить, это — дело веры. У христиан своя версия, которую они знают от пророков и евангелистов, которым её рассказывали Бог-Отец, Бог-Сын или Дух Святой. Христианин в это просто верит (как и мусульманин в свою версию, изложенную в Коране). Буддисты слышали другую версию от Будды, и здесь также всё построено на вере в его слова.

Признание вечности существования сознания (души) кардинально меняет отношение к текущей жизни. Действительно, если вы считаете, что после смерти перестанут существовать и тело и душа (сознание), то живёте по принципу: бери от жизни всё, живём только раз и тому подобное. И если есть надежда избежать наказания в текущей жизни, то можно пускаться во все тяжкие, идти на любые преступления.

Если вы христианин, то верите в неизбежность наказания в загробной жизни. Но поскольку Иисус говорил, что совершенно безгрешных не бывает, что это доступно только Богу, то простому смертному какое-то количество грехов допустимо. Кроме того, есть возможность покаяться и искупить свою вину. Это вытекало из самого факта появления Иисуса. До его прихода ещё со времени изгнания Адама рай был закрыт для человека, и все попадали в ад. Двери в рай открыл сам Иисус. Вера в Иисуса и следование всем его наставлениям являлись необходимым условием для попадания после физической смерти в то райское место, где было хорошо и где рядом был Иисус подобно тому, как Адаму хорошо было рядом с Богом.

Если человек ведёт недостойную жизнь и вредит людям, его нужно побудить исправиться. С одной стороны, ему грозят наказанием — попаданием в преисподнюю, но, с другой стороны, есть награда — райское блаженство. Чтобы избежать одного и получить другое, нужно покаяться, то есть осудить свою прежнюю жизнь, перестать грешить и начать новую жизнь согласно евангельским нормам морали. Следовательно, нужно было предоставить такую возможность человеку.

Церковь, которую создали ученики Иисуса, должна была решить сложную проблему: как сочетать строгие моральные принципы, завещанные Спасителем, с тем реальным образом жизни, который царил в Римской империи. А если учесть, что правящие круги жили и вовсе аморально, а от них зависело дозволение на существование новой религии, задача христианских иерархов представлялась невыполнимой с идеальной точки зрения. Появилось множество толкований, что является сильным или незначительным грехом, когда и как можно каяться, и в каких случаях можно получить прощение от Бога. Основной вопрос был в том, при каких условиях можно попасть в рай и какова предельная мера грехов. Всё это было на усмотрение священнослужителей, причём, считалось, что их наставляет Дух Святой, которого, правда, никто никогда не видел, поскольку это невозможно. Появилась, также, теория, что Бог заранее, ещё при рождении, определяет, чья душа отправится в рай, а чья — в ад.

Иногда буддизм называют религией, но это не совсем верно. Когда европейцы впервые познакомились с учением Будды, они по внешним признакам посчитали, что это какое-то вероисповедание. Есть монахи, есть монастыри, есть пророк, которому все поклоняются. Но в буддизме всё это имеет совсем другой смысл, чем в христианстве. У буддистов нет ни бога, ни Церкви. Учение Будды достаточно близко к научной теории, но именно теории, поскольку экспериментально его подтвердить невозможно. Буддизм и не религия и не наука, скорее — между ними. Спасение человека, то есть его следующая жизнь в новом теле определяется самим человеком в текущей жизни. Все его поступки, хорошие и дурные, другими словами, благие и неблагие, влияют на его карму, оставляя в ней след. Буддизм определяет шесть форм существования живых существ, но для простоты изложения выберем два: человек и животное. Даже если карма человека не настолько плоха, чтобы в новой жизни стать животным (только человек может достигнуть нирваны, поэтому любое другое живое существование считается неблагоприятным), то и новая человеческая жизнь может быть разной, в зависимости от качества кармы. Можно быть больным или здоровым, весёлым от природы или постоянно тоскующим. Таким образом, качество жизни человека определяется им самим, а не каким-либо Всевышним. То есть человек живёт согласно закону, который в просторечии называют законом кармы.

Чем буддизм существенно отличается от христианства, так тем, что человек сам заботится о своей карме. Христианин постоянно ходит к священнику, просит похлопотать за него перед Богом, дать совет в случае возникновения проблем, просит о прощении и покаянии, или просто ищет утешения. Буддисту идти не к кому. Это не Церковь, здесь нет священников, а буддистский монах кое-какой совет может и даст, тем более, что каждое утро приходит за подаянием (монахи сами пищу не готовят), но он живёт для себя, он ушёл от мира, чтобы всю жизнь посвятить медитациям и пытаться достигнуть нирваны если не в этой, то в какой-нибудь из последующих жизней.

Учение Будды состоит из множества уровней сложности, но низшие доступны пониманию большинства людей. Согласно восточным представлениям, жизнь человека напоминает круговое движение: рождение, сама жизнь, умирание и затем снова рождение. Отсюда вытекает понятие о колесе жизни. Любое живое существо вечно вращается в этом колесе. А что вращает его? Отвечая на этот вопрос, Будда объяснил, что это жадность, ненависть и невежество.

Иногда вместо «жадность» говорят «алчность», что подразумевает также страстное желание и привязанность. Алчность как стремление получить что-либо, побуждает вращаться колесо жизни и вновь окунаться в новые страдания. Но совсем устранить алчность для подавляющего числа людей невозможно, поскольку невозможно убрать из своего сознания все желания, влечения и привязанности, например, привязанность к детям или родителям. Будда это понимал, и одним из главных положений его учения стало понятие о Срединном пути. Он говорил: «Есть две крайности. Одна — это склонность к чувственным удовольствиям по отношению к чувственным объектам: низкая, пошлая, обывательская, невежественная, не приносящая пользы. Другая — это склонность себя изнурять: тяжкая, невежественная, не приносящая пользы». Между этими двумя крайностями и лежит Срединный путь.

Срединный путь в применении к обыденной жизни — это те самые умеренные и разумные потребности, о которых говорится в марксизме. Понимая, что слишком большие желания — это те самые заблуждения, которые вращают колесо жизни, возвращая вновь и вновь к страданиям, человек начинает постепенно их сокращать. Даже если в действительности и нет сансары, по люди, придерживающиеся учения Будды, меньше стремятся к славе и богатству, к удовольствию и тщеславию, жизнь их становится проще и спокойнее. Не обязательно отказываться от всего: «Нет нужды от всего себя сдерживать, коль умом управлять ты умеешь. Но вот если ко злу что приводит, от того себя сдерживать нужно» (Манониварана-сутта). То есть сдерживать ум следует только от тех вещей (объектов), которые вызывают омрачения и ведут к неблагим (дурным) поступкам.

Мы широко употребляем слово «философия», но следует понимать, что сама по себе философия — чисто европейское явление. Она предусматривает обсуждение абстрактных идей, не имеющих практического применения. У философии есть свой язык, непонятный для непосвящённых, для которых она и не предназначена. Для удобства все системы мышления стали называть философией, но тогда для верности следует давать определения: европейская философия, китайская философия, индийская философия, буддистская философия. То общее, что есть в системах идей Китая, Индии и Японии имеет смысл называть восточной философией. В отличие от западной, восточная философия существовала не сама по себе, а была занята решением практических вопросов реальной жизни. Например, Конфуций, когда дело доходило до разговоров о смерти и бессмертии, всегда уходил от прямого ответа. Раз один из учеников сказал: «Учитель, я хотел бы спросить о смерти и о состоянии после смерти?» Конфуций ему ответил: «Если вы не знаете жизни, то как можете знать о смерти?» Перед смертью он грустил только о бренности и непрочности человеческой славы, о скоротечности жизни, но не высказывал ни одного слова опасения или смущения ввиду неизвестности будущего. Здесь в Конфуции проявлялся чистокровный китаец — выдающаяся черта характера этого народа есть его поразительное равнодушие к жизни.

Называть марксизм философией, что делалось в Советском Союзе, строго говоря неправильно. Марксизм — это сугубо практическая система взглядов, а философия занимается отвлечённым умствованием.

Марксистская идеология достаточно удобно легла на китайскую интеллектуальную почву. Конечно, марксизм и буддизм — непохожие системы мышления, но кое-что общее в них есть. Будда искал способы избавиться от страданий для отдельного человека, а Маркс — для всех людей. Общее было то, что оба мыслителя поняли, что мир полон несчастий, но эти несчастия имеют свои причины, эти причины можно найти и устранить.

Буддизм был крайне популярен в странах Центральной и Южной Азии и Дальнего Востока и во многом способствовал формированию в этих краях идеологии простой и умеренной жизни, отсутствия стремления богатеть и приобретать как можно больше вещей и удовольствий.

Буддизм возник на Западе, а получил распространение на Востоке. Так говорят в Китае, поскольку Индия лежит западнее. Есть огромное количество версий того, когда же буддизм проник в Китай. Последователи учения долгое время полагали, что его появление в Китае связано со сном императора Мин-ди в эпоху Восточная Хань (25-220 годы). В «Трактате о разрешении сомнений» эта история описана так: «Прежде императору Мин-ди приснился святой, тело которого излучало солнечные лучи, а сам он радостно и счастливо парил перед дворцом. На другой день император созвал сановников и спросил у них, что это за божество. Мудрец Фу И доложил: "Ваш покорный слуга слышал, что в Индии есть человек, которой познал Дао. Его зовут Будда [в Китае некоторые полагали, что учение Дао, которое распространил Лао-цзы, как-то связано с буддизмом], он летает в пустоте, а тело его излучает солнечные лучи. Не был ли это он?» (цитируется по Чжан Сюэсун «История буддизма», т.1). Тогда император отправил миссию в Западные земли, как называли тогда Западный Китай, Центральную Азию, Среднюю Азию и Индию. Посланники дошли до государства Юэчжи (на территории нынешнего Афганистана), встретили там двух монахов, проповедовавших буддизм, Кашьяпу Матангу и Джармаратну, и пригласил их в Китай распространять учение. В 67 году монахи прибыли в Лоян и на спине белого коня привезли индийские сутры. Отсюда взял начало буддизм в Китае. «Тогда в стране и зажиточные, и простые люди обрели спокойствие, чужеземцы восхищались таким благочестием. Поэтому и количество последователей возрастало» («Трактат о разрешении сомнений»).

В китайской литературе популярна история путешествия на Запад монаха Сюань Цзана, который, пройдя обучение в Индии, вернулся со священными книгами и посвятил свою жизнь переводам. Поскольку многие оригинальные тексты на санскрите были в дальнейшем утеряны, его переводы стали считаться вторым оригинальным буддийским каноном. По мотивам истории Сюань Цзана писателем У Чэнэнем (1500-1582) был написан знаменитый классический роман «Путешествие на Запад», одновременно и фантастический, и приключенческий, и сатирический. Эту книгу много раз перечитывал выдающийся руководитель Коммунистической партии Мао Цзэдун.

Известно, что китайский образ мышления, наряду с буддизмом, формировала и система взглядов Конфуция, которая является не религией, а морально-этический кодексом. Без знания изречений Конфуция в Китае до XX века невозможно было и шагу ступить. Вся политическая система страны была основана на принципах конфуцианской идеологи, требовавшей от человека нравственного совершенствования. Согласно Конфуцию, люди должны были выполнять священные заветы, которые дало им Небо: человеколюбие, сыновняя почтительность и добродетель.

Идеология конфуцианства доминировала в Китае более двух тысяч лет и стала не просто государственной идеологией, а повседневной психологией всего китайского народа. Свою систему взглядов Конфуций сформулировал в поисках ответа на вопрос, как создать идеальную систему управления идеальным обществом. Ответ он нашёл в соблюдении традиций прошлых веков.

Правление первых китайских императоров было мирным и мудрым. Общество было патриархальным, и в основе социального строя стояла семья с отцом во главе. Народ также составлял одну семью, отцом которой считался император, которого в русских средневековых летописях называли богдыхан. Как в семье члены беспрекословно подчинялись её главе, так и народ глубоко чтил своих правителей, на которых он смотрел, как на божеств. Император был сыном Неба и его личность считалась священной и неприкосновенной, впрочем, до тех пор, пока он своими делами соответствовал назначению свыше. В противном случае само Небо давало право народу выражать свой протест и неудовольствие и даже прибегать к насилию. Но такое отношение к недостойной верховной власти присуще не только Востоку. Например, в Декларации независимости США от 4 июля 1776 года говорится: «Но когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно подчинённых одной и той же цели, свидетельствует о коварном замысле вынудить народ смириться с неограниченным деспотизмом, свержение такого правительства и создание новых гарантий безопасности на будущее становится правом и обязанностью народа».

По воззрениям китайцев, государь — сосуд, народ — вода. Какую форму имеет сосуд, такую форму примет и вода. Каков государь, таков и народ. Исходя из этого древние законодатели подчинили правление государю известному общественному порядку, переступить который он не мог, не прогневив своего отца — Небо.

Древние китайские мудрецы говорили, что добродетель должна быть основою правительства и что государь может быть действительным благодетелем народа, если будет заботиться о доставлении ему следующих девяти благ: воды, огня, металлов, дерева, хлеба, умения употреблять эти вещества на пользу, жить в согласии с ближними, сохранять здоровье, беречь жизнь. Судя по китайским летописям, первые государи Китая были именно такими императорами-благодетелями и народ при их царствовании был вполне счастлив.

Среди древних императоров особенно выделялся Яо, который определил окончательное устройство гражданской жизни, издал первые писаные законы. Ещё при жизни Яо выбрал себе в преемники Шуня и сделал его своим соправителем.

Яо и Шунь утверждали, что само Небо управляет народами в лице государей, и что государь есть наместник Неба. Полагая, что между Небом и Землёй есть таинственная связь, они старались составить гражданские законы по образцу небесных. Эти государи были образцами добродетели для своих подданных. Они считали, что счастье и благосостояние народа зависят от него самого, то есть от его доброй нравственности. Добрая же нравственность народа, по их мнению, зависела не от законов, а от примера, какой им давала высшая власть, то есть государь и его чиновники. Они сознавали, что добрую нравственность в народе может упрочить просвещение, поэтому старались улучшить воспитание юношества и усовершенствовать школьное воспитание.

После череды благоприятных правлений в Китае наступил кризис. Последний император из династии Шань-Инь (XVI-XII/XI века до н.э.) отличался жестоким и деспотичным характером. Ни князья, ни народ не любили его, и этим воспользовался правитель княжества Чжоу. Он восстал против тирана и лишил его престола. Заняв императорский престол, он, стремясь к усилению и надёжности своей власти, раздал множество областей в вассальное владение своему окружению и родственникам, умножив таким образом число княжеств до 156. Это-то и послужило причиной смут, целые столетия потрясавших государство и особенно усилившихся в эпоху, предшествовавшую рождения Конфуция. В некотором смысле это напоминает период удельной раздробленности в русской истории.

Разделённая на множество мелких владений, признававших только номинальную зависимость от императора, империя находилась на краю гибели. Каждое из владений желало усилиться и расширить свои пределы за счёт соседних областей. Вся китайская история того времени переполнена рассказами о братоубийственных войнах, коварных интригах, изменах и возмущениях против императора. Выработанные культурные начала стали забываться и приходить в упадок. Законы бездействовали, сильные притесняли слабых, крупные землевладельцы отнимали земли у мелких собственников и оставляли их без клочка земли. Последние умножали собою бесчисленные толпы бродяг и нищих, не признававших никакой власти и законов.

Возникли неведомые до сих пор воровство и грабежи, всей тяжестью падавшие на население, которое и без того уже страдало под игом беспрестанных войн и должно было поставлять средства для бесчисленных армий.

Всё это вызывало ропот даже у известного своим терпением китайского народа. Подавляемый массой поборов и налогов и непосильным трудом, он был близок к возврату в первобытное состояние варварства. Должна была наступить пора преобразований. Нужно было найти способ водворить в государстве порядок и начать новую жизнь. При безначалии, нравственной и политической распущенности, господствовавшей в Китае в эту эпоху, должны были появиться, наконец, преобразователи нравов, которые бы указали бы народу и правителям путь к истине, призвали бы их к повиновению законам. Такие люди появились, и самым ярким из них был Конфуций. Он появился на исторической сцене в смутное время нескончаемых междоусобиц, когда главным стремлением людей была жажда мира, стабильности и порядка. Проблемы управления государством, отношений верхов и низов общества, нормы нравственности и морали — вот стержень учения Конфуция.

Он родился в 551 году до н.э. в государстве Лу на юге нынешней восточно-китайской провинции Шаньдун. Его фамилия была Кун. Потом к ней добавился почтительный суффикс «цзы», что означало учитель. Затем добавили ещё суффикс «фу» — выражение уважения к нему. Получилось Кун-фу-цзы, что в Европе превратилось в Конфуций.

Конфуций в юности был беден, но занял пост в государстве Лу и к пятидесяти годам получил высокий чиновничий ранг. Однако из-за политических интриг он вскоре был вынужден подать в отставку и отправиться в ссылку. В течение последующих тринадцати лет он путешествовал из одного государства в другое в надежде осуществить на практике свой идеал политических и социальных преобразований. Тем не менее, он нигде в этом не преуспел и, в конце концов, уже в почтенном возрасте вернулся в Лу, где и скончался в 479 г. до н. э. Идеи его известны по «Лунь юй», или «Беседам и рассуждениям» — собранию разнородных высказываний, составленному его учениками.

Конфуция знают, пожалуй, более какого-либо другого китайца. При этом в самом Китае его место истории порой менялось весьма значительно в зависимости от эпохи, хотя его авторитет оставался непоколебим. Изначально он был лишь учителем, одним из многих. Но после смерти его постепенно стали считать Учителем, первым из всех учителей. А во II в. до н. э. он был вознесен ещё выше. Многие конфуцианцы того времени полагали, что волей Неба ему было предначертано основать новую, следующую за Чжоу династию. Поэтому, не будучи в действительности возведённым на престол или поставленным к управлению, он в определённом смысле стал властителем всей империи. Затем, в I в. до н. э., Конфуция считали уже больше, чем правителем. Многие полагали, что он был божеством среди людей и конфуцианство середины эпохи Хань можно по праву назвать религией. Однако, этот период прославления длился не слишком долго. Уже начиная с І в. конфуцианцы начали постепенно отходить от этой идеи. В последующем Конфуций более не считался божеством, хотя его положение как Учителя оставалось высоким. В самом конце XIX века теория о божественном предназначении Конфуция вновь ожила на короткий срок. Но вскоре, после провозглашения Китайской Республики, его перестали считать даже единственным Учителем, и сегодня многие китайцы назвали бы его всего лишь одним из учителей, великим, но далеко не единственным.

Сам Конфуций называл себя наследником и хранителем древней цивилизации, но, следуя принципу «не создаю, но передаю», он побудил свою школу к переосмыслению цивилизации предшествующей ему эпохи. Он придерживался того, что считал наилучшим в прошлом, и создал мощную традицию, которой следовали вплоть до середины XX века, когда Китай вновь столкнулся лицом к лицу со значительными экономическими и социальными переменами с приходом к власти коммунистов.

То, что учение Конфуция два с лишним тысячелетия определяло жизнь китайского народа, достаточно удивительно. Как реформатор он не похож на подобных деятелей в истории. Он не внёс в жизнь своего народа чего-либо нового, что было бы плодом его внутренней умственной работы. Он и сам не выдавал себя за творца и провозвестника нового учения, чем он и не был на самом деле. Всё, что он проповедовал и чему учил, было раньше определено мудрецами, в частности, императорами Яо и Шунь, и жило в сознании народа, хотя и в наполовину заглохшем состоянии.

Когда Конфуция спросили — не лучше ли будет, если он упростит своё учение, так как оно не имеет успеха, возможно потому, что оно слишком сложно для большинства, он ответил, что его учение завещано предками. Никто не имеет права ни прибавлять к нему, ни убавлять чего-либо. В отношении моего учения, говорил Конфуций, я то же, что сеятель к сеемым им семенам. Может ли сеятель придать семени иную форму или заставить его дать раньше определённого срока росток? Дело сеятеля положить семена в землю, поливать их, заботиться о них — всё же прочее не в его власти.

«Тем не менее учение Конфуция вполне отвечало народному духу, и его воззрения вполне согласовывались с воззрением массы. Конфуций воплотил в себе полнейшее отражение китайского народного характера со всеми его достоинствами и недостатками. Он был чистокровный китаец, "китаец из китайцев", полнейший выразитель народного духа, его миросозерцания. А китаец по своим воззрениям всегда был и есть реалист. Он и мыслью, и чувствами всецело привязан к непосредственному, видимому и осязаемому. Всё идеальное, всё, что выходит за пределы действительности, ему, по-видимому, совершенно чуждо. Китаец в своей жизни руководствуются исключительно одним сухим расчётом, он до крайности сух безыдеен. Само воображение у китайцев развито гораздо менее, чем у других народов. Такой же сухой, рационалистический характер без малейшего следа идеализма видим мы и в учении Конфуция, и в самом Конфуции. Вот почему уставы и формы, заведённые Конфуцием, пережили всякие перевороты, и всякая попытка заменить отжившую старину новыми и лучшими учреждениями всегда отвергалась с презрением китайцами, так как "князь мудрости всё преподал, всё сказал, всего достиг". Вот почему учение его было принято и проникло в кровь и плоть народа без всяких потрясений и кровопролитий и все китайцы без различия вероисповедания — конфуцианцы» (С. Ф. Ольденбург «Конфуций. Будда Шакьямуни»).

Конфуций ввёл три категории долга: высший долг — по отношению к семье; второй долг более низкий — по отношению к общине; третий, ещё ниже — по отношению к государству. Таким образом, интересы семьи он ставил выше интересов государства. Однажды некий человек донёс на своего отца, который воровал скот у общины. Конфуций его осудил и объяснил, что сын должен был уговорить отца не совершать дурной поступок, но доносить на отца никак нельзя. А если община страдала от действий какого-либо князя, то, по мнению Конфуция, интересами общины нужно было руководствоваться в первую очередь.

Конфуцианская мораль предписывает избегать прямой конфронтации. Нельзя доводить дело до того, чтобы одна из сторон явно одержала верх над другой, чтобы побежденный «потерял лицо», предстал униженным и оскорблённым. В прежние времена даже рикши строго блюли неписаный закон: молодой возчик мог обогнать старого, лишь изменив маршрут, чтобы его превосходство в силе не бросалось в глаза.

Книгами, по которым детей в Китае учили читать, когда они шли в школу, были «Беседы и рассуждения» Конфуция, «Мэн-цзы», «Великое учение» и «Срединное и неизменное», составляющие «Четверокнижие», — самые важные тексты неоконфуцианства, как называли на Западе развитие первоначального учения.

Без знания изречений Конфуция нельзя было сделать карьеру. Даже Мао Цзэдун был отдан в восемь лет в частную начальную школу, где от него требовалось заучивать наизусть конфуцианские каноны. Будучи человеком практического склада ума, Мао заучивал изречения Конфуция лишь с утилитарными целях, чтобы победить кого-либо в споре, и это ему обычно удавалось.

Во времена Конфуция жил ещё один мудрец — Лао-цзы. Они даже как-то общались между собой. Конфуций рассказал об этой встрече ученикам: «Я знаю, что птица летает, зверь бегает, рыба плавает. Бегающего можно поймать в тенета, плавающего в — сети, летающего можно сбить стрелой. Что же касается дракона — то я ещё не знаю, как его можно поймать! Он на ветре и в облаках взмывает к небесам! Ныне я встретился с Лао-цзы, и он напомнил мне дракона» (Сыма Цянь (145 г. до н.э. - 86 г. до н.э.), «Исторические записки»).

Лао-цзы жил долго, перевоплощаясь в разных людей. Одно время он проживал в Чжоу, но с началом распада династии решил уехать. Когда он проезжал через заставу Саньгуань, там произошло примечательное событие. Лао-цзы в его странствиях сопровождал слуга Сюй Цзя, который служил ему уже несколько сотен лет, благодаря магическому талисману, положенному под язык. На заставе Сюй Цзя, воспользовавшись присутствием начальства, стал требовать от Лао-цзы плату за службу за все эти столетия, после чего Лао-цзы вынул из-под языка слуги талисман. Слуга тотчас же рассыпался и пришёл в то состояние, в котором бы находился, умри он естественной смертью в положенный срок. Начальник заставы был поражён и попросил Лао-цзы написать текст с изложением учения, позволяющего творить такие чудеса: «Вы собираетесь навсегда удалиться от мира. Напишите мне что-нибудь на память». Лао-цзы написал книгу из двух частей, в пять тысяч слов, получившей название «Канон Пути и его Благой Силы» или «Дао дэ цзин», в которой говорится о сущности «дао» и «дэ». После этого он уехал, и никто больше ничего не знает о его судьбе.

Все сторонники Лао-цзы поносили конфуцианство, а последователи Конфуция ругали Лао-цзы.

«Основа учения Лао-Тзе одна и та же, как и основа всех великих, истинных религиозных учений. Она следующая: человек сознаёт себя прежде всего телесной личностью, отделённой от всего остального и желающего блага только себе одному. Но, кроме того, что каждый человек считает себя Петром, Иваном, Марьей, Катериной, каждый человек сознаёт себя ещё и бестелесным духом, таким же, каким какой живёт во всяком существе и даёт жизнь и благо всему миру. Так что человек может жить или той телесной, отделённой от мира личностью, которая хочет только себе блага, или тем бестелесным духом, который живёт в нём и который желает блага всему миру. Человек может жить для тела или для духа. Живи человек для тела, — и жизнь горе, потому как тело страдает, болеет или умирает. Живи для духа, — и жизнь благо, потому что для духа нет ни страданий, ни болезней, ни смерти» (Лев Толстой, «Учение Лао-Тзе», 1909 г.).

Лао-цзы называл словом «дао» (буквально — «путь») естественный ход возникновения, развития и исчезновения всех вещей, а также поведение, соответствующее природе человека и законам Вселенной. Даосизм осуждает не только деспотический произвол, но и моральные заповеди. Это призыв сбросить оковы власти, бремя обычаев и традиций, вернуть народ к примитивной простоте и неведению.

Главными принципами поведения Лао-цзы называет естественность и недеяние. Для представителей власти это означает «управлять не управляя», избегать принуждения, не делать лишних усилий.

Достаточно сухие доктрины конфуцианцев были мало обращены к народу, и если конфуцианство служило моральным компасом для верхов общества, то даосизм отражал мировоззрение низов и потому может считаться идеологией простого народа.

В китайском национальном характере слились все три учения: конфуцианство, даосизм и буддизм. С конфуцианством связана склонность расставлять всё по своим местам, вести себя по предписанным правилам, возвеличивать учёность. Но в глубине души каждый китаец также и сторонник даосизма, считающий, что бессмысленно вмешиваться в естественный ход вещей, а лучше плыть по течению в лодке без вёсел. Китайской натуре присуща и некая богобоязненность, связанная с буддийскими представлениями о том, что благие поступки будут вознаграждены, а за грехи придется расплачиваться.

Существенное отличие Китая от других стран в том, что в нём никогда не было одной доминирующей религии и Церкви. Китайцы озабочены религией меньше других народов. Все это, конечно, фундаментальным образом отличает Китай от других крупнейших цивилизаций, в которых ведущую роль играли церковь и священнослужители. С точки зрения христиан, китайцы являются атеистами. И поскольку в европейских и северо-американских странах сейчас всё больше отходят от религии, вполне вероятно, что идеология с Востока начнёт широко распространяться на Западе.

В Китае после Первой мировой войны, когда революционное движение активизировалось, шли многочисленные споры о правильном пути для развития общества. Продолжалось обсуждение исторического места традиционной китайской цивилизации, или — несколько шире — об особенностях истории и взаимодействии культур Востока и Запада. Некоторые идеологи настаивали на отказе от традиционных конфуцианских ценностей и принятия западных ценностей как единственного пути возрождения Китая. Они признавались, что осуждают свою восточную цивилизацию и горячо воспевали современную цивилизацию Запада.

Другие видели именно в конфуцианской традиции возможности возрождения богатого и могучего Китая. Они считали гибельном для Китая широкое восприятия западных идей и были уверены в возможности обновления страны на путях возрождения конфуцианских морально-этических ценностей. Некоторые даже утверждали, что китайская культура, основанная на конфуцианстве, в перспективе вытеснит все другие и станет мировой.

Однако такие крайние подходы к оценке исторического места китайской цивилизации не преобладали, ибо к послевоенному времени среди китайской интеллигенции все больше утверждается представление о необходимости синтеза идеологий в процессе включения Китая в мировой процесс культурного и экономического развития. Вместе с тем эта полемика стала своеобразной прелюдией к развертывавшейся дискуссии о социализме.

На первый взгляд, построение социализма в практически полностью аграрной стране, какой был Китай, с точки зрения классического марксизма, разработанного для Западной Европы, было невозможно. Но наличие восточной специфики марксизма Ленин предполагал ещё в 1923 году: «Нашим европейским мещанам и не снится, что дальнейшие революции в неизмеримо более богатых населением и неизмеримо более отличающихся разнообразием социальных условий странах Востока будут преподносить им, несомненно, больше своеобразия, чем русская революция» («О нашей революции. По поводу записок Н. Суханова»).

Развивая мысль Ленина о восточном своеобразии пути построения социализма, Мао Цзэдун сформулировал и обосновал положение о китайском марксизме. Сочинения древнекитайских философов, писателей и поэтов формировали его мировоззрение в большей степени, чем сочинения Маркса, Энгельса и Ленина.

В то же время, сам Мао свои взгляды не считал чем-то принципиально новым и отличным от марксизма и ленинизма. Обычно последовательная система политических взглядов называется по имени её создателя с добавлением «изм». «Мао был против добавления «изм» к своему имени, то же самое он относил и к Сталину. Свою точку зрения он изложил в выступлении в марте 1949 года на 2-ом пленуме ЦК КПК: «Кое-кто считает, что идеи Сталина называются учением, а не "измом" из-за скромности Сталина. Я не согласен, нельзя объяснить это скромностью. Дело в том, что в Советском Союзе уже есть ленинизм, и идеи Сталина соответствуют этому "изму", они являются его систематическим воплощением в практической политике. Ошибочно говорить, что существует ленинизм и ещё существует сталинизм, то есть существует два "изма". Точно так же, если идеи, линию и политику китайской революции выставлять как "изм", то в мире будет несколько "измов", что не принесёт пользы революции. Лучше уж нам быть отделением марксизма-ленинизма» (цитируется по: Александр Панцов «Мао Цзэдун»). Обычно в Китае говорят «идеи Мао Цзэдуна». Поэтому мы имеем марксизм, ленинизм, идеи Сталина, идеи Мао Цзэдуна.

То, что коммунисты должны изучать работы Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина — это само собой разумеется. Ленинское определение, что марксизм — не догма, Мао хорошо усвоил и поставил задачу развивать марксизм в условиях Китая в своём выступлении на шестом пленуме ЦК КПК в октябре 1938 года: «Современный Китай есть продукт всего прошлого развития Китая. Мы — сторонники марксистского подхода к истории, мы не можем отмахиваться от нашего исторического прошлого. Мы должны обобщить всё наше прошлое — от Конфуция до Сунь Ятсена — и принять это ценное наследие...Коммунисты являются сторонниками интернационального учения — марксизма, однако марксизм мы претворить в жизнь только с учётом конкретных особенностей нашей страны и через определённую национальную форму...Для Коммунистической партии Китая это означает, что нужно научиться применять марксистско-ленинскую теорию к конкретным условиям Китая. Если коммунисты, являющиеся частью великого китайского народа, плотью от плоти этого народа, будут трактовать марксизм в отрыве от особенностей Китая, то это будет абстрактный, выхолощенный марксизм... Нужно покончить с заморскими шаблонами, поменьше заниматься пустыми и абстрактными разглагольствованиями, сдать в архив догматизм, усвоить свежий и живой, приятный для уха и радостный для глаза китайского народа китайский стиль и китайскую манеру» (Избранные сочинения, т. 2, стр. 264).

Руководители Коммунистической партии Китая широко используют в своих речах примеры из китайской истории и литературы. Так, Си Цзиньпин в выступлении на комиссии по поверке дисциплины в январе 2017 года рассказал эпизод из жизни Ян Чжэна, честного чиновника эпохи Восточной Хань (25-220 гг.), который вывесил во дворе рыбу в знак отказа от подношения. В другом случае, обсуждая на одном из совещаний в июне 2013 года тему честности и бескорыстия среди партийных руководителей, товарищ Си рассказал о Чжен Каофу, сановнике времён государства Сун (420-478 гг.), который чтобы предостеречь самого себя и оставить назидание потомкам, выгравировал надпись на треножнике, который стоял в его домовом храме: «Получив первое назначение на должность, наклони голову в поклоне, при втором назначении — почтительно поклонись (склони спину), при третьем назначении — склонись в глубоком поклоне». Чем выше становилась должность Чжен Каофу, тем учтивее он вёл себя. Из этого примера выступления руководителя китайских коммунистов видно, что тысячелетняя китайская культура влияет и на образ мышления современных китайцев.

Следующий пример связан с Мао Цзэдуном. В июле 1959 года в курортном месте Лушань проводилось заседание Политбюро, посвящённое обсуждению итогов политики «Большого скачка». В этом «скачке» было наделано много ошибок, экономике был нанесён большой вред, от возникшего голода погибло много людей. Мао велел распечатать и раздать всем участникам текст «Семи наставлений» — аллегорического литературного произведения, созданного в эпоху Хань (206 г. до н.э.-220 г. н.э.). В «Наставлениях...» рассказывается следующая история.

К заболевшему наследному принцу царства Чу пришёл некий гость из царства У. Обсуждая течение болезни и её причины, двигаясь от простого к сложному, задавая друг другу вопросы и отвечая на них, собеседники дошли до сути болезни.

Гость из царства У полагал причину болезни принца в том, что тот живёт, утопая в роскоши и чрезмерных удовольствиях. Если нужно куда-то отправиться, ему подают экипаж, сопровождают его всегда лучшие люди, ест он обильно, в покоях его нет ни жары, ни холода. Отсюда вялость и болезни. Ясно, что это не болезнь тела и её не вылечит лекарствами и иглоукалыванием.

Гость в беседе коснулся всех шести развлечений: музыки, пиров, поездок в колеснице, путешествий, охоты и любования волнами. Шаг за шагом он наставлял принца, чтобы тот изменил образ жизни, и постепенно складки на лбу и между бровей принца разгладились, и на лице его появилась радость. Наконец гость из царства У предложил представить принцу талантливых и умных учёных мужей, чтобы он мог обсудить с ними все дела Поднебесной, привести в порядок дела государства, исследовать управление страной. Принц внял наставлениям гостя и болезнь его быстро прошла.

В «Семи наставлениях» гость из царства У рассуждал о диалектических отношениях материального и духовного. Если человек постоянно ищет удовольствий и живёт одними развлечениями, не уделяя внимание моральной дисциплине и духовной жизни, то такой образ поведения приведёт к появлении «бациллы», подобной той, что заразила принца. Поэтому только тот, кто восполняет свои духовные запасы и силы, может добиться полноценного здоровья.

История из «Семи наставлений» в аллегорической форме показывает, что основа управления государством — это работа над собой и укрепление веры.

Таким образом, соединялись учение Маркса о социалистическом обществе и китайская идеология, которая существует уже более двух с половиной тысяч лет. Дэн Сяопин, выступая на XII съезде компартии Китая в сентябре 1982 года сказал: «Сочетать всеобщую истину марксизма с конкретной реальностью нашей страны, идти собственным путём и строить социализм с китайской спецификой — таков основной вывод, сделанный нами на основе обобщения длительного исторического опыта».

В Китае всегда был император, люди к этому привыкли, и демократия западного типа им была мало понятна. В то же время, когда на территории страны возникало несколько государств и несколько императоров, это приводило к смутам, разорению и гибели большого количества людей. Поэтому у китайского народа существовала устойчивая тяга к сильной централизованной власти, а именно это и обеспечивала коммунистическая партия.

У марксизма и традиционной китайской идеологии были некоторые противоречия. Маркс полагал, что пролетариат сам должен устроить свою судьбу и сломать несправедливый общественный строй через насилие, через борьбу. Борьба соответствовала западному образу мышления.

В Китае же, согласно традиционным взглядам, всё определяет «воля Неба», от него зависит богатство и бедность, счастье и несчастье. Если человек обладает личной силой, то ему не нужно бороться, само Небо благоприятствует, посылает поддержку и может простолюдина сделать императором. Это не столь сомнительно, как может показаться на первый взгляд, ибо речь о качестве и количестве той жизненной энергии, от которой действительно зависит судьба человека. Конфуций говорил: «Добродетель благородного мужа — это ветер, а качество низкого человека — трава. Когда ветер дует, трава склоняется» (Суждения и беседы, XII,19).

Мао Цзэдун считал себя марксистом-ленинцем, но и призывал к следованию китайским традициям. Марксизм плохо согласовывался с учением Конфуция, которое было официальной идеологией более двух тысяч лет. Мао удавалось сохранять идеологический компромисс, но в конце-концов, под воздействием ряда обстоятельств, он начал активную борьбу с конфуцианством. Это началось в 1973 году, в годы «культурной революции». В партийной верхушке шла ожесточённая борьба, которую возглавляла жена Мао Цзян Цин. Ей удалось погубить главного соперника маршала Линь Бяо. Оставалось скинуть верного соратника Мао премьера Государственного совета Чжоу Эньлая. Началось всё издалека, с философии. В кабинете Линь Бяо нашли целую картотеку с изречениями Конфуция. Об этом доложили Мао, который сравнил Линя с членами партии Гоминьдан, которые, как и его бывший маршал, ценили Конфуция.

Цянь Цин решила затеять компанию против Конфуция, направив её главный удар против Чжоу Эньлая. Чтобы понять ход их мыслей, нужно вспомнить, что Конфуций жил во времена смуты и хаоса. Китай раздирался бесконечными гражданскими войнами, в которых сын шёл на отца, брат — на брата. Конфуций стал на защиту уходившего строя, провозгласив: «Правитель должен быть правителем, чиновник должен быть чиновником, отец — отцом, сын — сыном». В этом порядке он видел суть истинного правления. Другими словами, с его точки зрения, отношения внутри кланов должны были оставаться незыблемыми, а всякие попытки нарушить баланс социальных сил могли только усугубить хаос. Его учению противостояли так называемые легисты, последователи Шан Яна. Мао Цзэдун любил этот исторический персонаж. Легисты отражали интересы богатых общинников и презирали отмиравшую клановую аристократию.

Вот эту ситуацию и экстраполировали на Китай 70-х годов XX века Цзян Цин и её соратники. Логика их была следующая: раз Конфуций защищал старое общество, то, следовательно, был «реакционером». А так как легисты выступали против него и старых порядков, то, они являлись людьми «прогрессивными», лаже более того — «революционерами». Вывод из этого следовал такой: имевшая место в прошлом борьба между легистами и Конфуцием — лишь эпизод в вечной борьбе «революционеров» против «реакционеров». «Новый Конфуций» Линь Бяо выступил против «легиста» Мао в начале 70-х годов. Но схватка на этом не закончилась. В Китае есть ещё много «конфуциев», в том числе и в Коммунистической партии, которые только и мечтают, как бы повернуть страну вспять.

Под современным «конфуцием» мог пониматься любой враг Цзян Цин. В данном случае важно было раскрутить кампанию, поскольку это вызвало бы негативное отношение к Чжоу Эньлаю. А он-то здесь при чём? Так его фамилия, точнее фамильный иероглиф совпадал с написанием названия «реакционной» династии — династии Чжоу, интересы которой защищал Конфуций. Для подавляющего числа китайцев 70-х годов иероглиф «чжоу» в газетах и журналах означал в первую очередь премьера Госсовета. Поэтому безостановочное употребление его в отрицательном смысле являлось хорошо завуалированным ударом по главному врагу Цзян Цин.

Кампания против Конфуция разгоралась, но проку от неё для организаторов оказалось мало. Слишком заумные статьи о борьбе «легистов» с «конфуцианцами» плохо понимались малограмотными массами. У большинства людей они вызывали скуку и апатию. А образ любимого народом премьера не только не тускнел, а наоборот, разгорался всё ярче, тем более, что стало известно о его тяжёлом недуге, что вызывало к нему искреннее сочувствие. Компания против Конфуция постепенно заглохла.

До 1911 года конфуцианство было официальной идеологией Китая. После 1949 года такой идеологией стал марксизм-ленинизм с идеями Мао Дзэдуна, Дэн Сяопина и Си Цзиньпина. Однако китайское мышление более двух тысяч лет формировалось идеями Конфуция и это никуда не делось.

В свое время основатели современного Китая провозгласили «три неизменных ориентира»: марксизм-ленинизм, социалистический путь, руководящая роль Коммунистической партии. Ныне вместо марксизма-ленинизма официальной идеологией стал патриотизм. Вместо социалистического пути заговорили о социально-ориентированной рыночной экономике. И лишь третий ориентир оставлен в неизменности.

Китайское руководство поставило стратегическую цель: «К середине XXI века превратить Китай в богатую, могучую, демократическую, цивилизованную социалистическую страну». Термин «цивилизованная» имеет в виду отнюдь не демократию западного образца, а китайский вариант популярной в Восточной Азии политической системы, которую называют «полуторапартийной». При ней наиболее авторитетная политическая сила опирается на абсолютное большинство в парламенте и неизменно остается у власти даже в условиях многопартийности. Именно такая модель «просвещенного авторитаризма» обеспечила экономическое чудо в Японии и Южной Корее, на Тайване и в Сингапуре.

Русский дух социализма

Принято считать, что марксизм на русской почве — это ленинизм. Другими словами ленинизм — это марксизм эпохи империализма и пролетарских революций Чтобы показать их связь, обычно говорят о марксизме-ленинизме. Горький считал, что Ленин «источник энергии, без влияния которой русская революция не могла бы принять форму, принятую ею» («Владимир Ильич Ленин»).

Социалистка Вера Засулич ещё в конце XIX века написала письмо Марксу с просьбой объяснить, верно ли, что согласно идеям, изложенным в «Капитале» сельская община является архаической формой, которую история обрекают на гибель. Она просила Маркса изложить его точку зрения на возможные судьбы сельской общины в России и на теорию о том, что, в силу исторической неизбежности, все страны мира должны пройти все фазы капиталистического производства. Маркс ответил на письмо (1881 год). Он объяснил, что написанное в «Капитале» относительно экспроприация земледельцев касалось только стран Западной Европы, где частная собственность, основанная на личном труде вытесняется капиталистической частной собственностью, основанной на эксплуатации чужого труда, на труде наёмном. Но в России общественное развитие может пойти и другим путём, и Маркс поясняет: «В этом, совершающемся на Западе процессе дело идёт, таким образом, о превращении одной формы частной собственности в другую форму частной собственности. У русских же крестьян пришлось бы, наоборот, превратить их общую собственность в частную собственность. Анализ, представленный в «Капитале», не даёт, следовательно, доводов ни за, ни против жизнеспособности русской общины. Но специальные изыскания, которые я произвел на основании материалов, почерпнутых мной из первоисточников, убедили меня, что эта община является точкой опоры социального возрождения России, однако для того чтобы она могла функционировать как таковая, нужно было бы прежде всего устранить тлетворные влияния, которым она подвергается со всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития». Но ещё раньше о возможности миновать капиталистическую фазу Маркс писал в своём письме в редакцию журнала «Отечественные записки» (1877 год): «Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 года, то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистического строя...Если Россия имеет тенденцию стать капиталистической нацией по образцу наций Западной Европы, — а за последние годы она немало потрудилась в этом направлении, — она не достигнет этого, не превратив предварительно значительной части своих крестьян в пролетариев; а после этого, уже очутившись в лоне капиталистического строя, она будет подчинена его неумолимым законам, как и прочие нечестивые народы». Таким образом, по мнению Маркса, Россия должна сначала превратить «крестьян в пролетариев», и только потом перед ней откроется возможность социалистической революции.

В 1899 году в статье «Наша программа» Ленин писал: «Мы вовсе не смотрим на теорию Маркса как на нечто законченное и неприкосновенное; мы убеждены, напротив, что она положила только краеугольные камни той науки, которую социалисты должны двигать дальше во всех направлениях, если они не хотят отстать от жизни. Мы думаем, что для русских социалистов особенно необходима самостоятельная разработка теории Маркса, ибо эта теория дает лишь общие руководящие положения, которые применяются в частности к Англии иначе, чем к Франции, к Франции иначе, чем к Германии, к Германии иначе, чем к России».

Выступая на XI съезде и обсуждая одну из проблем, Ленин даже сказал: «Это правильно по Марксу, но Маркс писал не про Россию, а про весь капитализм в целом, начиная с пятнадцатого века. На протяжении шестисот лет это правильно, а для России теперешней неверно». А в дискуссии по государственному капитализму Ленин на том же съезде прямо указал принципиально новое определение этого политического термина: «...до сих пор сколько-нибудь путные книжки о госкапитализме писались при таких условиях и при том положении, что государственный капитализм есть капитализм. Теперь вышло иначе, и никакой Маркс и никакие марксисты не могли это предвидеть. И не нужно смотреть назад. Если вы будете писать историю, вы её напишете прекрасно, а когда вы будете писать учебник, вы будете писать: государственный капитализм, это — капитализм до такой степени неожиданный, никем абсолютно не предвиденный, — ведь никто не мог предвидеть того, что пролетариат достигнет власти в стране из наименее развитых и попытается сначала организовать крупное производство и распределение для крестьян, а потом, когда, по условиям культурным, не осилит этой задачи, привлечет к делу капитализм. Всего этого никогда не предвидели, но это же бесспорнейший факт».

Лев Шестов считал, что большевики шли даже против Маркса: «Они сами формулируют свою задачу так, что сперва нужно всё разрушить, а потом лишь начать создавать...Я уже не говорю о том, что такая формула идёт совершенно в разрез с основным учением социализма. Само собой разумеется, что Маркс не признал бы в людях, возвестивших такую программу, своих учеников и последователей. Маркс полагал, что социализм есть высшая форма хозяйственной организации общества, с такой же железной необходимостью вытекающая из предыдущей буржуазной организации, с какой буржуазное хозяйство следовало за феодальным. И социализм не только не предполагал разрушение буржуазной организации хозяйства – он, наоборот, предполагал полное сохранение и совершенную неприкосновенность всего, что было создано предыдущим строем. Задача социализма, соответственно этому, представлялась Марксу, как задача созидательная. Превратить буржуазное хозяйство в хозяйство социалистическое значило, путём перехода к высшей, улучшенной организации производства, не разрушить, а увеличить производительность страны; это была задача положительная. От неё большевики сразу отказались, ибо, очевидно, чувствовали, что не их дело создавать. Гораздо проще, легче и доступнее существовать за счёт того, что раньше было сделано. И большевики ведь в сущности ничего не разрушают. Они просто живут тем, что нашли готовым в прежнем хозяйственном организме».

Маркс дал в «Капитале» анализ основ капитализма, но он жил в период господства домонополистического капитализма, в период плавного эволюционирования капитализма и его «мирного» распространения на весь земной шар. Эта старая фаза завершилась к началу XX столетия. Капитализм стал другим: его плавное эволюционирование сменилось скачкообразным, и с особой силой проявились его неравномерность развития и противоречия. Классический марксизм такие условия не рассматривал, и заслуга Ленина состояла в том, что он дал анализ империализма, как последней фазы капитализма, и на базе этого анализа сделал вывод о том, что в условиях империализма возможна победа социализма в отдельно взятой капиталистической стране.

В 1923 году Ленин, возражая тем, кто не верил в социализм в России, писал: «При общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития. Им [сомневающимся] не приходит даже, например, и в голову, что Россия, стоящая на границе стран цивилизованных и стран, впервые этой войной окончательно втягиваемых в цивилизацию, стран всего Востока, стран внеевропейских, что Россия поэтому могла и должна была явить некоторые своеобразия, лежащие, конечно, по общей линии мирового развития, но отличающие её революцию от всех предыдущих западноевропейских стран и вносящие некоторые частичные новшества при переходе к странам восточным» («О нашей революции. По поводу записок Н. Суханова»).

«Капитал» Маркса был в России книгой скорее для буржуазии, чем для пролетариата, поскольку в ней доказывалась необходимость формирования в России буржуазии, наступления эры капитализма и утверждения цивилизации западного типа. Многие считали, что Россия в силу недостаточной развитости капиталистических отношений была ещё не готова к пролетарской революции и Ленин в той же работе доказывал обратное: «Например, до бесконечия шаблонным является у них довод, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской социал-демократии и который состоит в том, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные "учёные" господа из них, объективных экономических предпосылок для социализма. И никому не приходит в голову спросить себя: а не мог ли народ, встретивший революционную ситуацию, такую, которая сложилась в первую империалистскую войну, не мог ли он, под влиянием безвыходности своего положения, броситься на такую борьбу, которая хоть какие-либо шансы открывала ему на завоевание для себя не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации?».

Крупнейший немецкий социалист Карл Каутский ещё в 1902 году предполагал, что Россия может стать главным центром социализма: «В настоящее же время [в противоположность 1848 году] можно думать, что не только славяне вступили в ряды революционных народов, но что и центр тяжести революционной мысли и революционного дела всё более и более передвигается к славянам. Революционный центр передвигается с запада на восток. В первой половине XIX века он лежал во Франции, временами в Англии. В 1848 году и Германия вступила в ряды революционных наций... Новое столетие начинается такими событиями, которые наводят на мысль, что мы идём навстречу дальнейшему передвижению революционного центра, именно: передвижению его в Россию... Россия, воспринявшая столько революционной инициативы с Запада, теперь, быть может, сама готова послужить для него источником революционной энергии. Разгорающееся русское революционное движение окажется, быть может, самым могучим средством для того, чтобы вытравить тот дух дряблого филистерства и трезвенного политиканства, который начинает распространяться в наших рядах, и заставит снова вспыхнуть ярким пламенем жажду борьбы и страстную преданность нашим великим идеалам. Россия давно уже перестала быть для Западной Европы простым оплотом реакции и абсолютизма. Дело обстоит теперь, пожалуй, как раз наоборот. Западная Европа становится оплотом реакции и абсолютизма в России.... С царём русские революционеры, быть может, давно справились бы, если бы им не приходилось одновременно вести борьбу и против его союзника - европейского капитала. Будем надеяться, что на этот раз им удастся справиться с обоими врагами и что новый "священный союз" рухнет скорее, нежели его предшественники. Но, как бы ни окончилась теперешняя борьба в России, кровь и счастье мучеников, которых она породит, к сожалению, более чем достаточно, не пропадут даром. Они оплодотворят всходы социального переворота во всем цивилизованном мире, заставят их расти пышнее и быстрее. В 1848 году славяне были трескучим морозом, который побил цветы народной весны. Быть может, теперь им суждено быть той бурей, которая взломает лёд реакции и неудержимо принесет с собой новую, счастливую весну для народов» («Славяне и революция», статья в «Искре», русской с.-д. революционной газете, 1902 г., № 18, 10 марта 1902 г.).

Захватив власть, большевики первоначально хотели построить совершенно новую страну, полностью отбросив всё прежнее. Но постепенно становилось ясным, что общественные идеалы не выдумываются и не навязываются, они слагаются сами собою, вырабатываясь постепенно, историческою жизнью целого народа, и передаются от одного поколения другому бесчисленными незримыми нитями. Поэтому социалистические идеи пришлось сажать на русскую почву, которая формировалась тысячу лет.

Революция в России осуществлялось ради свободы для всех трудящихся. Что получилось в действительности? Шестов писал в 1920 году, сбежав из России: «Выяснилось, что революция раздавлена, и что большевизм, по своей внутренней сущности, есть движение глубоко реакционное. Что он есть шаг назад даже сравнительно с режимом Николая II, ибо в короткое время большевики поняли, что уже приемы Николая II для них не годятся, что им необходимо принять государственную мудрость Николая I, даже Аракчеева. Самым ненавистным словом для них стало слово свобода. Они быстро поняли, что в свободной стране им управлять не дано, что свободная страна с ними не пойдет, как она не хотела никогда идти ни с Николаем I, ни с Александром III, ни с Николаем II. Для француза или англичанина такое положение показалось бы совершенно неприемлемым. Он знает твердо, что в стране, где нет свободы, не может быть ничего хорошего. Но русские большевики, воспитавшиеся на крепостническом царском режиме, говорили о свободе только до тех пор, пока власть была в руках у их противников. Когда же власть перешла в их руки, они, без малейшей внутренней борьбы, отказались от всяких свобод и даже развязно объявили саму идею свободы буржуазным предрассудком, драгоценным для старой развращённой Европы, но совершенно бесценным для России. Правительство, власть знает, что нужно народу для его блага – чем меньше спрашивать народ, тем больше и прочнее его "счастье". Если бы давно умершие Аракчеев и Николай I восстали из гробов своих, они могли бы идейно торжествовать: русская оппозиция при первой попытке осуществить свои высокие задания должна была признать правоту старого русского государственного идеала» («Что такое русский большевизм»).

Хотя большевики, основываясь на идеях марксизма, собирались строить новый мир, но, как отметил Шестов: «Большевизм не создаёт, а живёт тем, что было до него создано. В своей внутренней политике, как я уже сказал, он взял готовые идеи у Аракчеева и Николая I» (там же).

Россия испокон веков была православной страной. Большевики же выступили, причём резко, против Православной Церкви. Как же народ мог этого допустить и поддержать новый атеистический строй? Так ведь вера осталась, и революционная идеология в Советской России по своей организации оказалась такой же религией. Народ решил, что если молиться не тощему еврею Иисусу Христу с жидкой бородкой, а солидному еврею Карлу Марксу с пышной и окладистой бородой, то и жизнь станет сытнее. Философ Сергей Николаевич Булгаков (1871-1944) указывал на идеологическое сходство социализма и христианства: «Как этическая проблема, социализм в наших глазах не представляет какой-либо трудности, скорее он — ещё издревле — является как бы естественным постулатом социальной этики христианства: труд должен ограждаться от неправой эксплуатации, достойно вознаграждаться от своих плодов, а не являться жертвой насилия капитала» («Душа социализма»).

Социализм в России по сравнению со старым строем приносил такую же динамику в жизнь, как когда-то христианство свергало язычество: «Христианство является совершенно противоположным древнему порядку вещей; это не... половинное и бессильное отрицание... а отрицание полное мощи, надежды, откровенное, беспощадное и уверенное в себе...но так можно отрекаться, имея новое, имея святую веру. Добродетели языческого мира — блестящие пороки в глазах христианина; в статуе, перед красотой которой склонялся грек, он видит чувственную наготу; он отказывается от прекрасного греческого храма и помещает алтарь свой в базилике, лишь бы не служить Богу истинному в тех стенах, в которых служили богам ложным. Вместо гордости — христианин смиряется; вместо стяжания он обрекает себя добровольной нищете; вместо упоения чувственностью — он наслаждается лишениями... Христианство было прямым, резким антитезисом тезису древнего мира» (Герцен, «Письма об изучении природы», 1844 г.). Таков был этот древний переворот, и вот с ним должен был сравняться и даже превзойти его глубиной и силой тот переворот, который начался в России в октябре 1917 года. Человечество запуталось в выборе дороги к счастью, и вот явился новый пророк — Маркс — и указал правильный путь. Россия первая приняла обновлённое учение и повела за собой остальной мир. Учения о непрерывном обновлении человечества, о глубоком прогрессе, который в нём совершается, были учениями, располагавшими людей к надежде и бодрости. В России начало XX века было временем радостного возбуждения, подобно всем временам, предшествующим революциям, временем надежд и веры. Так это должно быть, ибо если бы люди не были в такие эпохи исполнены веры и упования, то кто бы мог их заставить идти навстречу величайшим бедствиям и кровопролитию?

У Достоевского в «Братьях Карамазовых» в одном эпизоде беседуют два брата: «Я тебе должен сделать одно признание, — сказал Иван, — я никогда не мог понять, как можно любить своих ближних. Именно ближних-то, по-моему, и невозможно любить, а разве дальних». Маркс и его последователи не любили ближних, то есть тех реальных людей, которые их окружали. Их радости или несчастья марксистов мало волновали. Они любили того дальнего, кто не различим в общей толпе. Счастья заслуживал не рабочий, что стоял у станка, жил своей семьёй, был добрый или не очень, а некая неразличимая рабочая масса. Сергей Булгаков в очерке «К. Маркс как религиозный тип» писал: «Для взоров Маркса люди складываются в социологические группы, а группы эти чинно и закономерно образуют правильные геометрические фигуры, так, как будто кроме этого мерного движения социологических элементов в истории ничего не происходит, и это упразднение проблемы и заботы о личности, чрезмерная абстрактность есть основная черта марксизма».

Хотя в булгаковском очерке не говорится о Ленине, но косвенным образом мы можем из его очерка найти и существенное отличие личных качеств вождя революции от Маркса. Булгаков пишет: «Характерной особенностью натур диктаторского типа является их прямолинейное и довольно бесцеремонное отношение к человеческой индивидуальности, люди превращаются для них как бы в алгебраические знаки, предназначенные быть средством для тех или иных, хотя бы весьма возвышенных, целей или объектом для более или менее энергичного, хотя бы и самого благожелательного, воздействия. В области теории черта эта выразится в недостатке внимания к конкретной, живой человеческой личности, иначе говоря, в игнорировании проблемы индивидуальности. Это теоретическое игнорирование личности, устранение проблемы индивидуального под предлогом социологического истолкования истории необыкновенно характерно и для Маркса». Таким образом, Маркса Булгаков относит к личности диктаторского типа. А что сказать о Ленине? Для него важен был каждый конкретный человек. Это видно и из всей его политической деятельности, и из простого анализа его работ. Огромное число выступлений Ленина по разным вопросам в разной по социальному составу аудитории доказывает его постоянное желание общаться с людьми, выяснять их проблемы, объяснять свои взгляды и мотивы его решений как главы государства. Множество его писем и записок показывают его искреннюю заботу о жизни и здоровье как своих товарищей, так и незнакомых ему людях. Поэтому, согласно определению Булгакова, Ленина нельзя отнести к натуре диктаторского типа.

Мало того, такое же внимание к жизни конкретного человека проявлял и Сталин, который в этом смысле был руководителем ленинского типа. То есть, и Сталина нельзя отнести к натуре диктаторского типа. Но ведь все называют Сталина диктатором? В политическом смысле это действительно так, поскольку он окончательные решения принимал единолично, и его власть была неограниченной. Но тип личности у него не был диктаторским, в противоположность, например, Троцкому.

Получив власть, большевики старым идеям стали придавать новые значения. Например, идее защиты отечества. Ленин писал в мае 1918 года: «Если войну ведёт класс эксплуататоров в целях укрепления своего господства, как класса, это — преступная война и "оборончество" в такой войне есть гнусность и предательство социализма. Если войну ведёт пролетариат, победивший у себя буржуазию, ведёт в интересах укрепления и развития социализма, тогда война законна и "священна"…. Когда мы были представителями угнетённого класса, мы не относились легкомысленно к защите отечества в империалистской войне, мы принципиально отрицали такую защиту. Когда мы стали представителями господствующего класса, начавшего организовывать социализм, мы требуем от всех серьёзного отношения к обороне страны» («О левом ребячестве и о мелкобуржуазности»). Таким образом, старый лозунг защиты отечества заменяется на лозунг защиты социалистического отечества. То есть Россия как национальное государство заменялась на Россию как социалистическое государство. Главным объявлялось не национальное (русское, татарское, чеченское и так далее), а пролетарское единство, которое объединяло тех же русских, татар, чеченцев и прочие народы, но без капиталистов и помещиков.

Революции всегда только усиливали государственную власть и никогда её не ослабляли. Это имело место и в России. При большевиках власть оказалась намного более жёсткой, чем во времена царя-батюшки. Кроме того, что оказалось неожиданным, пролетарское насилие привело к тому, что Россия вновь стала русской, а Москва вновь стала столицей. Образ буржуа, созданный Марксом, сумел дать новую жизнь русской неприязни к западноевропейской цивилизации. Крестьянин и пролетарий видели теперь в буржуа воплощение того, что стремилось поработить ту жизнь, которой они жили. Ненависть к западному просвещению сливалась с классовой ненавистью к барину, дворянину, капиталисту, к чиновнику — ко всему, стоявшему между царём и народом.

Когда царя свергли, высший государственный идеал пропал. В ходе революции европеизированный, презирающий собственную страну и не имеющий в народе корней русский высший слой был уничтожен, и с Лениным в стране утвердился истинный московит, то есть тот тип человека, который образовался ещё до петровских реформ и этим реформами оказался не затронутым.

Революция покончила не только с самодержавием, но и с Россией Петра I. Петровские преобразования резко разделили страну на два практически не пересекающихся слоя: высший слой, то есть дворянство, и народ. После изгнания высшего слоя страна стала социально гораздо более однородной, подобно тому, что было во времена Древней Руси и сохранялось ещё в значительной мере в Московском царстве.

Изменили ли революционные события 1917 года русского человека? Сколь-нибудь существенно — нет, поскольку революция — это кризис власти, но не кризис национального сознания. Новый советский человек был не столько вылеплен в марксистской школе, сколько вылез на свет Божий из Московского царства, слегка приобретя марксистский налёт. Если посмотреть на поколение Октября, то их деды жили в крепостном праве и перенесли весь комплекс врожденных монархических чувств на новых красных вождей. Федотов, глядя на Россию из американского далека и понимая, что русский человек даже в социалистическом государстве не изменил свою психологию и привычки, считал, что советский человек «ближе к москвичу [то есть жителю Московского царства] своим гордым национальным сознанием, что его страна единственно православная, единственно социалистическая, первая в мире — третий Рим. Он с презрением смотрит на остальной, то есть западный мир; не знает его, не любит и боится его» («Россия и свобода»).

Как бы радикально не были настроены большевики, они не в состоянии были выйти из пределов традиционной русской политической культуры. Даже отрицая её, они неизбежно исходили из неё самой, стояли на её почве, поскольку стоять на чём-либо нужно. Какими бы не были их их средства и цели, они неизбежно трансформируются в привычные и удобные для народа формы. Любая революционная идеология — ничто перед могучими пластами прошлого опыта, традиций и национального характера. Революции всегда и сохраняют и развивают наиболее яркие черты национальной политической культуры, даже те, которые формально противоречат целям революции.

Марксизм был навязан России насильно, но она быстро избавилась от него, и большевистская революция, в конце концов, сделалась формой сопротивления международному империализму. Именно благодаря революции Россия стала политической нацией, решительно покончившей с эксплуатацией российских народов западными капиталистами. Мало того, Россия стала духовно свободной, о чём мечтал ещё Герцен. Мысль об освобождении от европейского авторитета часто занимала его именно как мысль низвержения некоторого гнёта, лежащего на русских умах. Герцен говорил, что «мы с малых лет запуганы своим ничтожеством и величием Запада» (статья «За пять лет»). Русские образованные люди были подавлены мыслью о безобразии нашей собственной жизни и мыслью о величии Европы. Вот иго, которое было тяжело Герцену, и которое свергла революция.

Жизнь брала своё, и первоначальные лозунги Советской власти со временем менялись. Например, народ не принял основную марксистскую идею — создание всемирного союза рабочих. Русские люди веками боролись за свою независимость и сохранение своей особенности, пролили много крови за это. А им предложили от всего этого отказаться и добровольно перейти в некое мировое рабочее братство. Маркс был убеждён, что социализм может победить одновременно в нескольких странах Европы. Пролетарии этих стран объединятся, постепенно исчезнут национальные различия, и появится некая новая общность людей, в которой не будет различий по национальности и вере, то есть не будет немцев, французов, поляков, евреев. Но эта социалистическая идея в марксовой интерпретации была чужда русской психологии.

В середине 1930-х годов, когда стало ясно, что революций в Европе не будет, в России начала происходить радикальная смена идеологических установок. Вместо пролетарского интернационализма одной из основных ценностей был провозглашен советский патриотизм.

В первые годы после революции советский человек ощущал себя живущим как будто на каком-то рубеже, на точке поворота. Он видел во всемирной истории только два периода: раньше был сплошной период мрака и зла, а с нынешнего времени, или вскоре после него, должен наступить период света и добра. Но постепенно стало возвращаться то, что обычно называют традиционными ценностями, которые связаны с вековыми традициями.

Понимая, что патриотическое воспитание напрямую связано с изучением отечественной истории, партия во главе со Сталиным развернула масштабную кампанию по реформированию исторической науки и системы исторического образования. 15 мая 1934 года вышло Постановление «О преподавании гражданской истории в школах СССР». Там было сказано: «Совет народных комиссаров Союза ССР и Центральный комитет ВКП(б) констатируют, что преподавание истории в школах СССР поставлено неудовлетворительно». В Постановлении, также, говорилось о необходимости восстановить с 1 сентября 1934 года исторические факультеты в московском и ленинградском университетах. Было решено поменять все учебники истории для школ, которые теперь должны были рассказывать не только историю России, но и других народов, входящих в Советский Союз, то есть история России расширялась до истории СССР.

Бухарин в рецензии на один из учебников описывал новый подход к истории: «Народы эти трактуются почти исключительно, как объекты захватов; между тем, нужно, группируя материал вокруг формирования и эволюции России, как государства, всё же давать материал, выходящий и за круг непосредственного вовлечения народов в границы царства или империи, так, чтоб была и диалектика развития: самостоятельные народы превращаются в посидельцев «тюрьмы народов», превращаются затем вновь в самостоятельные народы, но уже на общей братской основе социализма». Кроме того, он выступил против того, что всё революционное движение связывалось исключительно только с большевиками: «В революции 1905 года у авторов [предлагаемого учебника] нет никаких партий и других организаций, кроме большевиков. Сложные перегруппировки, эволюция партий и так далее тем самым заранее исключены (то есть исключена их действительная история). Мне кажется, что это ни к чему, ни исторически, ни политически».

Таким образом, после 1934 года в России (СССР) начала восстанавливаться историческая наука и история как учебный предмет, в противоположность тому, что в первые годы советской власти изучение истории было фактически отменено. Ещё в марте 1919 года на основе бывшего юридического факультета и исторического отделения историко-филологического факультета МГУ был образован факультет общественных наук. Согласно декрету Совнаркома 4 марта 1921 года об организации факультетов общественных наук «исторические и филологические отделения факультетов общественных наук при Российских университетах с 1-го мая 1921 г. упраздняются».

Со временем число классовый подход стал ослабевать. В 30-е годы всё больше стали говорить не только об эксплуатации народа князьями, боярами, церковниками, помещиками, но и о борьбе всего народа, включая князей, бояр и прочих, за независимость.

В 1937-1938 годах был снят фильм «Пётр Первый», то есть о царе, который особенно усилил крепостное право. Однако в фильме Пётр и его сподвижники рисуются исключительно положительно, как борцы не только за независимость, но и за обновление России. В определённом смысле можно сравнить деятельность Петра I и Сталина: оба провели радикальные реформы в России, оба добились военного поражения смертельно опасного противника и значительно подняли политическое влияние страны, оба обладали абсолютной властью. Но между тем, ещё в начале 30-х годов отношение к Петру было более прохладным. Немецкий писатель Эмиль Людвиг в беседе со Сталиным 13 декабря 1931 года задал вопрос: «Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?» На что получил ответ: «Ни в каком роде». Сталин объяснил различие: «Пётр Великий сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Пётр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счёт крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры».

В 1940 году на экраны вышел фильм «Суворов», изобразивший генералиссимуса как народного генерала, любимца солдат и яркого патриота. Хотя Суворов принимал активное участие в разгроме народного восстания Пугачёва, пленении и доставки в Москву на казнь мятежного атамана.

Если прежде говорили о ненависти западных капиталистов к коммунистам России, то теперь стали обращать внимание на неприязнь Запада ко всему народу. В уже упомянутом интервью Эмилю Людвигу Сталин говорил: «В Европе многие представляют себе людей в СССР по старинке, думая, что в России живут люди, во-первых, покорные, во-вторых, ленивые. Это устарелое и в корне неправильное представление. Оно создалось в Европе с тех времён, когда стали наезжать в Париж русские помещики, транжирили там награбленные деньги и бездельничали. Это были действительно безвольные и никчемные люди. Отсюда делались выводы о "русской лени". Но это ни в какой мере не может касаться русских рабочих и крестьян, которые добывали и добывают средства к жизни своим собственным трудом. Довольно странно считать покорными и ленивыми русских крестьян и рабочих, проделавших в короткий срок три революции, разгромивших царизм и буржуазию и победоносно строящих ныне социализм». Таким образом, всё дурное, что было в России, переносилось на прежние эксплуататорские классы, а поскольку они в Советском Союзе ликвидированы, то оставшийся народ обладает множеством достоинств, которые Запад не может оценить в силу своей предвзятости.

Одновременно началась борьба с антирусскими настроениям в самой стране. Одним из примеров этого явилась кампания против поэта Демьяна Бедного, который в некоторых стихах крайне презрительно отзывался о русском народе, обвиняя его в лени и рабской психологии. В фельетоне «Слезай с печки», в частности, были такие строки: «Сладкий храп и слюнищи возжею с губы, В нём столько похабства! Кто сказал, будто мы не рабы? Да у нас ещё столько этого рабства», «похвальба пустозвонная, есть черта наша русская — исконная», «страна неоглядно великая, разорённая, рабски-ленивая, дикая». Чем-то ему не понравился Козьма Минин: «Нет Минина, "жертва" была не напрасной, купец заслужил на бессмертье патент. И маячит доселе на площади Красной, самый подлый, какой может быть, монумент!».

6 декабря 1930 года тексты Бедного обсуждались на заседании Секретариата ЦК ВКП(б). В специальном Постановлении говорилось: «ЦК обращает внимание редакции "Правды" и "Известий", что за последнее время в фельетонах тов. Демьяна Бедного стали появляться фальшивые нотки, выразившиеся в огульном охаивании России и русского… и объявлении "лени" и "сидения на печке" чуть ни национальной чертой русских». Поэт обиделся и написал жалобу Сталину. Конечно, не дело ЦК обсуждать какие-то стихи, но те времена были особенные. Примечательно, как ответил Сталин опальному стихотворцу (12 декабря 1930 года): «В чём существо Ваших ошибок? Оно состоит в том, что критика недостатков жизни и быта СССР, критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР, на его прошлое, на его настоящее».

Сталин в то время готовил крутой переворот в идеологии, в противовес марксистам старого образца, отвергающим национальные особенности и традиционные ценности, к которым он решил вернуться, и потому в письме Бедному продолжал: «Руководители революционных рабочих всех стран с жадностью изучают поучительнейшую историю рабочего класса России, его прошлое, прошлое России, зная, что кроме России реакционной существовала ещё Россия революционная, Россия Радищевых и Чернышевских, Желябовых и Ульяновых, Халтуриных и Алексеевых. Всё это вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство революционной национальной гордости, способное двигать горами, способное творить чудеса. А Вы? Вместо того, чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс и подняться на высоту задач певца передового пролетариата...стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что нынешняя Россия представляет сплошную "Перерву", что "лень" и стремление "сидеть на печке" является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и — русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими. И это называется у Вас большевистской критикой! Нет, высокочтимый товарищ Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата».

Как известно, Маркс твердил, что у пролетариата нет отечества. Сталин же пришёл к выводу, что есть. «В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, — у нас есть отечество » (речь на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г.). Вообще, взгляды Маркса и, например, Троцкого очень напоминают популярные ныне идеи глобализации, согласно которым, в частности, нет немцев, венгров, итальянцев, а есть, например, некая новая европейская нация, живущая в Европейском Союзе.

Сталин понял сам и объяснял другим, что СССР — это самая передовая страна, как единственная страна победившего социализма. Начинался поворот в идеологии: главным становилось не мировое рабочее движение, а пролетариат Советского Союза. Следовательно, нужно относиться с уважением к истории этого пролетариата, а его история — это и история борьбы народа с завоевателями, а это — уже вся история России. Приводя отрывок из работы Ленина «О национальной гордости великороссов», Сталин отмечает: «Вот как умел говорить Ленин, величайший интернационалист в мире, о национальной гордости великороссов. А говорил он так потому, что он знал, что: "Интерес (не по-холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев"». Из вывода, что национальная гордость «великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев» ясно вытекало чувство гордости за Советскую Россию, понимание её исключительности, и то, что она ведёт за собой весь остальной мир к светлому будущему. Когда-то была развита идея о России как о Третьем мире и её особой миссии. Теперь этой миссией стала победа социализма.

То, что в России интересы своей страны стали превалировать над интересами международного пролетариата, было видно и со стороны. Американец Робинсон в беседе со Сталиным 13.05.1933 г. сравнил две первомайские демонстрации: «Демонстрация 1918 года была обращена вовне, к пролетариату всего мира, к международному пролетариату с призывом к революции. Сейчас мотив другой. Сейчас мужчины, женщины и юноши вышли на демонстрацию, чтобы сказать — вот страна, которую мы строим, вот страна, которую мы будем защищать всеми нашими силами». На что Сталин коротко ответил: «Тогда демонстрация была агитационная, а теперь — итоговая».

Одной из главных задач, поставленной Советским правительством, было преодоления постоянной отсталости России: «История старой России состояла, между прочим, в том, что её непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно. Помните слова дореволюционного поэта: "Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь". Эти слова старого поэта хорошо заучили эти господа. Они били и приговаривали: "ты обильная" — стало быть, можно на твой счёт поживиться. Они били и приговаривали: "ты убогая, бессильная" — стало быть, можно бить и грабить тебя безнаказанно. Таков уже закон эксплуататоров —бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал, ты слаб — значит ты не прав, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч — значит ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться. Вот почему нельзя нам больше отставать» (Сталин «О задачах хозяйственников», 4.02.1931 г.). Эта задача была решена ещё при жизни Сталина.

Свобода является одним из наиболее запутанных понятий человеческой психологии. У советского человека понимание свободы отличалось от западных представлений и это относилось не к идеологии, а к психологии и привычному укладу жизни. Русские эмигранты, вынужденные жить на Западе, сразу отмечали это. Вот как описывал свои наблюдения Федотов, который с 1926 по 1940 годы жил во Франции, а после немецкой оккупации перебрался в США: «Немало советских людей повидали мы за границей — студентов, военных, эмигрантов новой формации. Почти ни у кого мы не замечаем тоски по свободе, радости дышать ею. Большинство даже болезненно ощущает свободу западного мира как беспорядок, хаос, анархию. Их неприятно удивляет хаос мнений на столбцах прессы: разве истина не одна? Их шокирует свобода рабочих, стачки, легкий темп труда. «У нас мы прогнали миллионы через концлагеря, чтобы научить их работать» — такова реакция советского инженера при знакомстве с беспорядками на американских заводах; а ведь он сам от станка — сын рабочего или крестьянина. В России щенят дисциплину и принуждение и не верят в значение личного почина — не только партия не верит, но и вся огромная ею созданная новая интеллигенция» («Россия и свобода»).

Похожее впечатление было и у Бердяева, который с 1922 по 1924 год жил в Германии, а затем переехал во Францию: «Коммунистическое понимание свободы очень отличается от обычных пониманий. Поэтому русские коммунисты искренно возмущаются, когда им говорят, что в советской России нет свободы. Рассказывают такой случай. Один советский молодой человек приехал на несколько месяцев во Францию, чтобы вернуться потом обратно в советскую Россию. К концу его пребывания его спросили, какое у него осталось впечатление от Франции. Он ответил: «В этой стране нет свободы». Его собеседник с удивлением ему возражает: «Что вы говорите, Франция — страна свободы, каждый свободен думать, что хочет, и делать что хочет, это у вас нет никакой свободы». Тогда молодой человек изложил свое понимание свободы: во Франции нет свободы и советский молодой человек в ней задыхался потому, что в ней невозможно изменять жизнь, строить новую жизнь; так называемая свобода в ней такова, что все остается неизменным, каждый день похож на предшествующий, можно свергать каждую неделю министерства, но ничего от этого не меняется. Поэтому человеку, приехавшему из России, во Франции скучно. В советской же, коммунистической России есть настоящая свобода, потому что каждый день можно изменять жизнь России и даже всего мира, можно все перестраивать, один день не походит на другой. Каждый молодой человек чувствует себя строителем нового мира» («Истоки и смысл русского коммунизма»).

Термин «российский социализм» никогда не применялся. Социализм мог быть только российским, поскольку других не было. И только после прихода коммунистов к власти в Китае в 1949 году появился ещё один вид социализма — китайский.

Отличия социализма китайского от советского.

Можно ли утверждать, что социализм себя исчерпал? Вовсе нет. Например, социалистическая страна Китай вполне успешно развивается, имеет устойчивую политическую систему. Но если Советский Союз отказался от социализма, не произойдёт ли это с Китаем?

В чём различия социализма в Китае и в СССР? Китайская модель социализма является системой социалистической рыночной экономики, а советская модель, в противоположность ей, основывалась на плановой экономике, которая полностью вытеснила рыночную. Советская модель стояла на позициях общественной собственности на средства производства, которые развивались на основе плановой экономики при чрезмерной концентрация власти и отрицании роли рыночного регулирования. Экономическая деятельность в СССР целиком определялась директивными планами. А китайская модель от неё отказалась, считая, что плановая экономика — это ещё не социализм, а рыночная экономика — ещё не капитализм.

Китай придерживается положения о доминировании общественной собственности на средства производства, но при этом развиваются различные секторы экономики, что образует новую структуру, характеризующуюся экономически справедливой конкуренцией и совместным развитием всех форм собственности. Принцип распределения по труду остается главной формой распределения. В то же время допускаются и другие формы, дополняющие его. Социализм советской модели допускал только общественную форму собственности, что делало другие формы собственности малозначимыми, а высокая концентрация внимания на плановом характере экономики и чрезмерная централизация власти фактически сводили к нулю роль рыночного регулирования. Экономическая деятельность целиком определялась директивными планами.

Китайская модель придерживается политики реформ и открытости, тогда как советская модель являлась фактически закрытой и обнаруживала явные признаки застоя. Реформы, которые проводились в периоды Хрущёва и Брежнева, оказались малоэффективными. С одной стороны, СССР самостоятельно не мог решить свои проблемы, с другой стороны, с другой стороны — помощь от Запада нельзя было принять по идеологическим соображениям. В Китае же новая концепция Дэн Сяопина политики реформ и открытости отвечала требованиям эпохи и национальным особенностям и опиралась на помощь западных стран. Благодаря этой политике за три последних десятилетия Китай добился выдающихся.

Марксисты-ленинцы в Китае полагают, что Советский Союз торопился со строительством социализма и переходом к коммунизму. А в китайской модели подчеркивается, что страна всё ещё находится на начальном этапе социализма. На этом этапе вполне возможно сотрудничество социалистического государства с представителями капитала, о чём писал в своё время Ленин: «Мы, пролетариат России, впереди любой Англии и любой Германии по нашему политическому строю, по силе политической власти рабочих и вместе с тем позади самого отсталого из западноевропейских государств по организации добропорядочного государственного капитализма, по высоте культуры, по степени подготовки к материально-производственному "введению" социализма. Не ясно ли, что из этого своеобразного положения вытекает для данного момента именно необходимость своеобразного "выкупа", который рабочие должны предложить культурнейшим, талантливейшим, организаторски наиболее способным капиталистам, готовым идти на службу к Советской власти и добропорядочно помогать налаживанию крупного и крупнейшего "государственного" производства» («О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности»).

Китайские коммунисты признают, что они не раз допускали ошибки из-за того, что проявляли поспешность и выдвигали завышенные цели, не соответствующие реальной действительности Китая, что оборачивалось замедлением темпов развития.

Основной задачей, стоящей перед китайской нацией, является создание социалистической рыночной экономики, а Советский Союз ставил целью догнать и перегнать развитые капиталистические страны в экономике за короткое время.

В Китае пришли к выводу, что бедность — это не социализм и тем более не коммунизм. А зажиточность и высокое развитие не принадлежат лишь капитализму.

В России считали, что рыночная экономика присуща лишь капитализму и что только плановая экономика являлась основной характеристикой социализма. Но Дэн Сяопин пришёл к выводу, что не следует думать, что плановая экономика означает социализм, а рыночная экономика — капитализм. Это не так, и то и другое — средства, рынок тоже может служить социализму. Освободившись от оков традиционных мыслей, китайские коммунисты начали практику создания рыночной системы социализма, которая отличается и от традиционной плановой экономики, и от рыночной экономики капитализма. Эта новая модель развития общества (соединение рыночной экономики с социализмом) определила взаимоотношения между социализмом и капитализмом как их противоположность и связь друг с другом, заимствования и сотрудничество. Таким образом, по мнению китайских коммунистов, два разных строя смогут сосуществовать и способствовать созданию гармоничного мира.

В СССР рыночные отношения, существовавшие при нэпе — новой экономической политике, воспринимались лишь как временная мера и были ликвидированы в 30-е годы. Сталин, выступая на на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. говорил: «И если мы придерживаемся нэпа, то потому, что она служит делу социализма. А когда она перестанет служить делу социализма, мы её отбросим к черту. Ленин говорил, что нэп введена всерьёз и надолго. Но он никогда не говорил, что нэп введена навсегда». Позже он пояснил свою мысль: «Известную фразу в моей речи на съезде аграрников-марксистов надо понимать так, что мы "отбросим нэп к черту", когда уже не будем нуждаться в допущении известной свободы частной торговли, когда такое допущение будет давать лишь минусовые результаты, когда мы получим возможность наладить хозяйственные связи между городом и деревней через свои торговые организации, без частной торговли с её частным оборотом, с её допущением известного оживления капитализма» (Ответ товарищам свердловцам, «Правда» № 40, 10 февраля 1930 г.).

Выступая на XVI съезде в июне 1930 года Сталин разъяснил, что нэп была введена для победы социализма над капиталистическими элементами. Начальная стадия нэпа предусматривала допущение оживления частной торговли и капитализма при обеспечении регулирующей роли государства. Текущая стадия нэпа характеризовалась сужением поля деятельности частной торговли, относительным и абсолютным сокращением капитализма, растущим перевесом обобществленного сектора над сектором не обобществленным, победу социализма над капитализмом. Поскольку частная торговля, свободный товарооборот и капиталистические элементы ещё оставались, то переходя в наступление по всему фронту, партия пока не отменяла нэп, а только его начальную стадию, развёртывая при этом последующую стадию нэпа, которая станет последней.

Китайцы не просто копировали наш опыт, как обычно принято считать. Кое в чём они сумели усовершенствовать его. Благодаря этому им удалось избежать ряда перегибов и ошибок советской власти.

Они провели кооперирование сельского хозяйства без ликвидации кулачества как класса. Это позволило сохранить наиболее рачительных хозяев, которые стали рычагами роста продуктивности сельского хозяйства.

Социалистические преобразования частной промышленности и торговли были проведены более гибко, без принудительной экспроприации,. Поставить на благо народа не только тот капитал, который предприниматель держит в кармане, но и тот, что находится у него в голове, – такова была цель создания государственно-частных предприятий. Бывшего владельца оставляли генеральным директором, лишь приставив к нему «комиссара» в виде секретаря парткома.

Такое отношение к национальной буржуазии увеличило симпатии к Пекину со стороны состоятельной китайской диаспоры. И впоследствии именно она стала главной финансовой опорой реформ. Если в России к соотечественникам за рубежом относились настороженно, то ли как к белоэмигрантам, то ли как к диссидентам-невозвращенцам, то для пекинских властей «хуацяо», то есть заморские китайцы, всегда были желанными гостями.

Крайне важно, что китайские коммунисты, в отличие от наших избегали делать критерием благонадежности людей их социальное происхождение. Детей капиталистов, не говоря уже о кулаках, принимали в комсомол, брали в военные училища. И это лишало их родителей стимулов сопротивляться победившей революции.

В китайской модели многое заимствовано у Советского Союза — например, пятилетние планы и демократический централизм — однако всё это было реформировано и модернизировано. Так, современные пятилетние планы в Китае — уже не то же самое, что обязательные к исполнению пятилетки в плановой экономике СССР, когда точно было известно, сколько пар обуви должен произвести каждый обувной завод. Пятилетние планы в современном Китае носят руководящий характер, определяют более общее, стратегическое направление. Такая система была создана Китаем на основе закостенелой советской плановой экономики.

То же самое произошло с «демократическим централизмом», созданным Лениным. В Китае он отошёл от своей демократической составляющей и превратился в систематизированный процесс принятия решений, обеспечивающий централизацию демократии и эффективности. Перед принятием пятилетний план в современном Китае обычно проходит через все слои общества, обсуждается в партии и аналитических центрах, а также за их пределами, многократно изучается и согласуется на всех уровнях, поэтому он очень эффективен.

Китайцы говорят, что в их культуре во всём важна мера, излишек также плох, как и недостаток, в этом и заключается великая мудрость китайской цивилизации.

Несомненно, в этом отношении есть чему поучиться у Китая. Китайские коммунисты ещё со времён Мао Цзэдуна при оценке того или иного руководящего деятеля, часто употребляют выражение «70% достижений, 30% ошибок». А в России не принято так говорить. Для нас человек либо хороший, либо плохой, для русской культуры свойственно впадать в крайности, поэтому в стране постоянно происходят перемены, отвергается человек, отвергается система, всё отвергается, как если бы после мытья ребенка выплеснули вместе с мыльной водой.

Очень яркий пример — судьба Дэн Сяопина. Он был руководителем Китая в 80-е годы, при нём были осуществлены радикальные политические и экономические реформы, обеспечившие устойчивое развитие экономики ускоренными темпами. В настоящее время Китай занимает второе место по объёму выпускаемой продукции, является одним из мировых лидеров в образовании и науке. Как мировая сверхдержава Китай занял место Советского Союза. В 80-е годы мы своими руками разрушали свою страну, а Китай под руководством Дэн Сяопина успешно решал свои проблемы.

Но ведь долгие годы Дэн Сяопин был в опале, подвергался репрессиям. К власти его вернул тот же Мао Цзэдун, который и отправлял его в ссылку. Вот краткая партийная история великого реформатора. В 1927 году назначается заведующим Секретариатом ЦК КПК. В 1945 году избирается членом ЦК компартии. В 1949 году становится членом Центрального народного правительства. В 1952 году назначается первым заместителем премьера Государственного административного совета. В 1953 году становится министром финансов. В 1955 году избирается членом Политбюро ЦК КПК. В 1956 становится членом Постоянного комитета Политбюро и Генеральным секретарём ЦК КПК. В 1966 году в Китае разворачивается культурная революция, жертвой которой становится и Дэн Сяопин. В том же год ликвидируется пост Генерального секретаря. В 1967 году он объявлен «идущим по капиталистическому пути», публично унижается на митингах и заключается под домашний арест. В 1969 год на три года отправляется в исправительный лагерю. В 1973 году возвращается в Пекин и вновь назначается заместителем премьера Госсовета и по предложению Мао Цзэдуна вводится в состав Политбюро КПК. В 1975 году избирается одним из заместителей Председателя ЦК КПК и членом Постоянного комитета Политбюро, первым заместителем премьера Госсовета. В 1976 проходят массовые демонстрации на площади Тяньаньмэнь в связи с кончиной Чжоу Эньлая. Мао (Мао — это фамилия, Цзэдун — имя) возлагает вину за эти события на Дэна, снимает его со всех постов и заключает под домашний арест. В том же году Мао умирает. В 1977 году пленум ЦК КПК восстанавливает Дэн Сяопина в должности члена ЦК, Политбюро и Постоянного комитета, заместителя председателя ЦК и Военного совета, заместителя премьера Госсовета и начальника Генерального штаба. Он становится фактическим руководителем Китая, осуществляет реформы, которые выводят страну на уровень сверхдержавы.

В 1973 году, возвращая Дэна из ссылки Мао объяснял это соратникам по военному совету ЦК КПК: « У нас в партии были люди, которые не делали ничего, умудрялись совершать ошибки, а Дэн Сяопин занимался делами и совершал ошибки» (А. Панцов «Мао Цзэдун»). А далее Мао заметил, что деятельность Дэна «следует оценить как три и семь пальцев». Он имел в виду, что она была ошибочной только на три десятых, а на семь десятых — успешной. В 1975 году Мао Цзэдун, по воле которого так колебалась судьба Дэн Сяопина, говорил руководителю Северной Кореи Ким Ир Сену, указывая на Дэна: «Этого человека зовут Дэн Сяопин; он умеет воевать; может и вести борьбу с ревизионизмом. Хунвэйбины расправлялись с ним, сейчас никаких вопросов нет, всё в порядке. Во время "культурной революции" он был на несколько лет повержен; сейчас опять поднялся. Он нам нужен».

В этом особенность китайской культуры — китайцы не любят крайностей, не определяют человека как только «хороший» или «плохой», а предпочитают более мягкое отношение: есть и хорошее, есть и плохое. В России — не так. Известно, что Сталин боролся со своими оппонентами Зиновьевым, Каменевым, Бухариным. Они проиграли, признали своё поражение, были для него не опасны, могли принести много пользы, но он взял и расстрелял их, поскольку относился к людям по принципу: либо враг, либо не враг (друзей у него не было).

Но ведь сейчас и к самому Сталину мы относимся точно так же: раз при нём были государственный террор и репрессии, то отвергаем всё, что к нему относится. А ведь у него было много заслуг перед страной, он был несомненно, выдающийся руководитель и, что не менее важно, внёс много нового в теорию построения социализма. Поэтому разумно будет взять всё ценное и полезное из наследия Ленина и Сталина и применять это сейчас, а всё, что мы считаем дурным, помнить и предпринимать всё необходимое, чтобы этого не повторилось.

Стоит отдельно сказать об ошибке Сталина, которая была допущена в отношении Бухарина. Во-первых жалко, что человека убили. Во-вторых, многие его идеи были крайне полезны. В 40-е годы XX века Китай по сравнению с Россией был отсталым государством, а сейчас его экономическая мощь превосходит нашу в несколько раз. Подъём нашего восточного соседа начался благодаря реформам, начавшихся при Дэн Сяопине в 70-е годы. Китайское руководство творчески осмысливало опыт построения социализма в других странах, в том числе изучало и ленинскую концепцию новой экономической политики, и в первую очередь — работы Бухарина, наиболее крупного теоретика нэпа. В конце 70-х годов в Италии была проведена международная конференция, посвящённая Бухарину. На ней присутствовал китайский историк и экономист Су Шаочжи. Он был потрясён тем, что услышал в Риме от западных и восточноевропейских учёных и, вернувшись, доложил руководству, каким выдающимся теоретиком социализма был Бухарин, который, правда, в Китае ещё считался «правым уклонистом» и «врагом народа» (советского). В сентябре 1980 года в Пекине прошёл форум, посвящённый Бухарину. Несколько месяцев обсуждалась теория нэпа, почему она не была полностью реализована в СССР и как её можно применить в Китае. В конце форума избрали Всекитайский научный совет по изучению работ Бухарина. Вскоре были опубликованы два сборника: «Бухарин и бухаринские идеи», «Изучение идей Бухарина», трёхтомник произведений Бухарина. Лекции по изложению бухаринских идей привлекали огромное число слушателей.

В китайской партийной печати появилось много статей на бухаринскую тему. В некоторых утверждалось, что Бухарин — настоящий марксист, опровергалось сталинское утверждение о нём и отмечалось верность бухаринского лозунга, обращённого к российскому крестьянству: обогащайтесь, накапливайте, развивайте своё хозяйство. Подобные же идеи развивал и Дэн Сяопин. Он учился в Советской России в 1926 году. Ленин тогда уже умер, но ещё проводилась его новая экономическая политика, и Дэн увидел, что социализм может сочетаться с рыночной экономикой и много лет спустя запустил в Китае политику реформ и открытости под влиянием новой экономической политики Ленина. За 40 лет реализации этой политики реальный располагаемый подушевой доход китайцев вырос в 23,8 раза.

Бухарин защищал зажиточных крестьян, ставил рост индустрии в прямую зависимость от развития сельского хозяйства, выступал за разумное сочетание планового и рыночного регулирования. В Китае полагали, что такие взгляды являются актуальными и для 80-х годов. Сам Дэн Сяопин отталкивался именно от идей нэпа, когда разрабатывал свои реформы.

Кроме того, в Китае многие считают, что марксистская идеологическая база китайских реформ была фактически обозначена в последней работе Сталина — «Экономические проблемы социализма в СССР», написанной в 1952 году.

Большинство китайцев считают, что Мао Цзэду­н сделал много ошибок, но и подвергать сомнению ­мудрость вождя никто не станет. В России в 1918 году расстреляли царскую семью. Но Мао не стал убивать Пу И — последнего императора династии Цин. Э­кс-монарх отсидел 9 лет в лагере, затем был выпущен. До своей смерти Пу И проживал в Пекине, был даже назначен депутатом Всекитайского политического консультативного совета, часто выступал в печати. Китайцы считают, что и император, и Мао Цзэдун, плохие они были или хорошие, но это история страны, а если начать топтаться на своём прошлом, сбросив памятники, то государ­ство о­хватят смуты, что и случилось с Советским Союзом.

Опыт Китая показывает, что начинать не с ломки политической системы, а с повышения эффективности экономики, поскольку в переходный период особенно нужна сильная центральная власть, располагающая надежными рычагами управления.

Не стоит, как это было сделано в Советском Союзе, форсировать приватизацию государственных предприятий, особенно естественных монополий: газовой и нефтяной промышленности, не допустить расхищения национального достояния, созданного общим трудом всего народа, а также природных богатств страны.

Политическая модель Китая воплощает собой популярную в Восточной Азии идею «просвещенного авторитаризма». Этот термин некогда ввел в оборот Ли Куан Ю – основатель современного Сингапура, трактуя его «регулируемый рынок при управляемой демократии». Согласно идеологии «просвещенного авторитаризма» экономические реформы должны предшествовать политическим. Лишь после того, как сформированные при активной роли государства рыночные отношения кардинально улучшат жизнь большинства населения, можно переходить к постепенной демократизации общества.

Странам с конфуцианскими традициями чужда конфронтационная модель маятника. Чередованию у власти победителей и побежденных в Восточной Азии предпочитают поиски общего согласия через компромиссы. Система, при которой наиболее авторитетная политическая сила имеет абсолютное большинство в парламенте и неизменно остается у власти даже в условиях многопартийности, обеспечила экономическое чудо в Сингапуре и на Тайване, а также в Южной Корее и Японии.

Когда в конце 70-х годов XX века реформы Дэн Сяопина вызвали рост китайской экономики и в том числе, частно-собственнического сектора, Запад стал вкладывать значительные средства в китайскую экономику, развивая в ней капиталистические отношения. Предполагалось, что это постепенно приведёт к существенному ослаблению влияния коммунистических идей и развитию либерально-демократической политической системы. Китай быстро развивался, но от социалистических идей не отказался. В XIX веке нескольких батальонов английских и французских войск хватило, чтобы сделать Китай западной полуколонией. В XXI веке Запад, к своему ужасу, лицом к лицу столкнулся с коммунистическим Китаем, который по объёму производства стал второй после США экономикой мира, третьей по мощи, после США и России, армией. В 2019 году в тридцатке крупнейших банков мира 11 банков представляют КНР, 6 — США, по 4 — Францию и Японию, 2 — Великобританию и по одному от Испании, Германии и Италии, причём по величине капитала первые четыре места занимали китайские банки. Что касается научных достижений, то, например, в пятёрку самых мощных суперкомпьютеров входили три американских и два китайских. Некогда отсталая страна стала одной из самых передовых в развитии науки и образования.

Россия постоянно укрепляет традиционно дружеские отношения с Китаем. В этом есть глубокий смысл и ясная цель. «Исход борьбы зависит в конечном счёте, от того, что Россия, Индия, Китай и тому подобное составляют гигантское большинство населения. А именно это большинство населения и втягивается с необычайной быстротой в последние годы в борьбу за своё освобождение, так что в этом смысле не может быть ни тени сомнения в том, каково будет окончательное решение мировой борьбы. В этом смысле окончательная победа социализма вполне и безусловно обеспечена» (Ленин, «Лучше меньше, да лучше», 1923 г.).